И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ) - Коханова Юлия. Страница 86

Пару минут телефон молчал – печатала Делла медленно.

«Я тут подумала: может, попросить Петера, чтобы он тебя в 10-й участок отправил? Найдешь того мудака, который тебя арестовывал, и в кофе ему плюнешь.»

Льюис вообразил, как заваливает в десятый участок – без наручников и с корочкой, гордо проходит мимо никчемного толстмордого ублюдка, в упор его не замечая, и разговаривает только с лейтенантом. Потому что серьезным людям с патрульными обсуждать нечего. А эта сука страдает, осознает собственную ничтожность и страдает еще сильнее.

«Заманчиво. Но как-то мелочно.»

«Точно. Не надо плевать. Мы же артефакторы, а не хер собачий. Уронишь ему в чашку что-нибудь интересное.»

«И что будет?» - заинтересовался Льюис.

«Да что угодно! Запиши в блокнотик фантазии – подумаем, как их реализовать.»

«Ты ужасный человек.» - быстро настучал Льюис. И тут же получил закономерный ответ: «Спасибо! :)»

С некоторым сожалением отложив телефон, Льюис вернулся к базе.

Женщина, тридцать пять лет. Повесилась. Место преступления… Опись вещей: одежда, украшения, обувь… Фото – неопределенного возраста шатенка в очках слева и раздутое нечто с вываленным языком справа.

- Вот блядь, - поморщился Льюис и торопливо закрыл папку.

Так, дальше. Мужчина, прыжок с крыши. Мужчина, застрелился. Мужчина, вогнал автомобиль в бетонную опору моста. Женщина, выпила уксусную кислоту. Подросток, вскрыл вены. Женщина, прыжок с крыши.

Люди бежали из жизни, выпрыгивали из нее, как из машины террориста-бомбиста – решительно и отчаянно, не задумываясь о цене.

Льюис открыл папку «Ричард Шоу. Огнестрельное ранение в голову». На левой фотографии – улыбчивый полнощекий бородач, на правой – восковой бледности манекен с раззявленным ртом, лежащий на дешевом ковре. Круглая дырка во лбу смотрела в потолок, как ослепший третий глаз. Льюис помнил тяжесть пистолета в руке. Помнил прикосновение металла к губам – холодное, с привкусом пороха и смазки. Помнил странное, окрашенное холодным любопытством спокойствие: а что если нажать? Усталость, разочарование, злость и вечная, непреходящая, изжевавшая душу в клочья тоска – все это просто исчезнет. Вспышка, короткая боль – а потом тишина. Льюис играл с этой мыслью, тер ее в пальцах, как гладкий, обкатанный волнами камень – и каждый раз откладывал. Не выбрасывал, не отказывался от нее, просто сдвигал в сторонку. На потом.

Поморщившись, Льюис закрыл дело Ричарда Шоу и кликнул на следующее имя. Рейчел Андрес. Выпрыгнула из окна. Закрытого. Во время рабочего дня. Прикусив губу, Льюис читал описание самоубийства, составленное по показаниям свидетелей. Медсестра Рейчел Андрес пришла на работу в отличном настроении. Общалась с коллегами и пациентами, отвечала на телефонные звонки, выполняла процедуры – или что там делают медсестры. Все было замечательно. А потом Рейчел прервала разговор с доктором Симмонсом, извинилась, разбежалась и выбила собою окно. Трясущимися от азарта пальцами Льюис навел мышку на «Опись вещей». Форменное платье, чулки, туфли, бейджик, мелочь в кармане, обручальное кольцо, серьги, обертка от шоколадного батончика, зеркальце. Черный бархатный мешочек, затянутый на тонкий витой шнурок.

Вот оно. Вот оно, блядь!

Сунув в компьютер флешку, Льюис перекинул туда дело Рейчес Андер и вдохновенно продолжил копать.

У магической части Нью-Йорка была масса преимуществ: меньше автомобилей, чище улицы, больше зелени. И теплые скамейки. Они Льюиса просто очаровали. Опускаешься на решетчатую деревянную лавочку – и наслаждаешься пейзажем.

А вот в не-магическом городе – хренушки. Сидишь, морозишь жопу и чувствуешь, как твои яйца медленно превращаются в ледышки.

Сунув под задницу распухший от записей блокнот, Льюис признал существование удовлетворительным. Орали чайки, плескались о бетонную набережную волны, и мерно гудел прогулочный катерок, старательно рассекая носом свинцовую воду Гуздона. За его кромкой вспучивались буруны белой пены, длинные, как инверсионный след.

- Держи! – горизонт скрылся, загороженный промасленным пергаментным пакетом, и Льюис шарахнулся в сторону, рефлекторно хватаясь за беретту.

- Долбанулась?! – обрушился он на бесшумно подошедшую сзади Деллу. – Ты соображаешь, что делаешь, малахольная? А если бы я с локтя саданул?

- Извини, - смущенно ковырнула ботинком землю засранка. Льюис внимательно на нее посмотрел, счел выражение лица достаточно удрученным и похлопал по сидению.

- Падай, - вытащив из пакета бейгл, Льюис примерился и откусил там, где из створок теста выглядывали розовые ломти лосося. Измученный полицейским кофе желудок довольно заурчал.

Перемахнув через скамейку, Делла плюхнулась на сиденье и протянула Льюису стаканчик из «Старбакса».

- Ну, что у тебя?

Льюис вытащил из кармана блокнот.

- Читай. Двадцать три смерти – это только то, что я нашел. Принцип тот же, что и с Конфортой: эффектно, немотивированно, внезапно. Идет человек по мосту, разговаривает по телефону с невестой – но вдруг ни с того ни с сего сбрасывает звонок и прыгает в воду. Одна бабулька в присутствии дочки голову в кастрюлю с кипятком сунула, студент купил на улице бурито и тут же под снегоуборочную машину шагнул и прочая эклектика. Я эти случаи по общей концепции выбирал. Находил бредовые самоубийства, читал опись вещей – и обязательно находил амулеты.

- Каждый раз?

- Ну не то чтобы каждый, - Льюис отпил горячий крепкий кофе, смывая вкус той картонной бурды, что наливали в полицейском участке. – Была, скажем, девушка, которая во время пробежки под поезд бросилась. У нее амулета не было – но у нее и головы не было, так что хрен его знает. Мог просто в сторону отлететь, никто же эту хрень специально не искал.

Делла задумчиво листала блокнот, ведя пальцем по строчкам.

- Любопытная картина… Я, конечно, предполагала, что случай с Конфортой не единичный, но два десятка смертей за месяц – это уже промышленный размах.

- Не два десятка, - уточнил Льюис. – Наверняка больше. Даже в этой выборке есть один повесившийся и два самострела. А значит, среди обычных самоубийств какой-то процент тоже наш. И среди несчастных случаев – туда я залезть не успел, но если логически рассуждать… Если кто-то разобьет себе голову о батарею, это точно к несчастным случаям отнесут. Потому что люди сознательно бошками о железяки не ебашатся.

Слизав с пальцев подтекающий соус, Льюис вытащил из бейгла зеленую оливку и с наслаждением ее слопал.

- Господи, хорошо-то как. Весь день жрать хотел как собака. А у тебя что интересного?

Делла отложила в сторону блокнот.

- Много всякого разного. Во-первых, Конфорта амулеты сделать не мог – это железно. Я поболтала с его приятелями, сходила к родителям, нашла последнюю девушку – правда, они встречались год назад, но все-таки. Короче. После академии Конфорта попытался устроиться в аврорат. На надо делать такое лицо – я сама охуела. Естественно, не смог – и ушел в запой. Планомерно бухал около года, родители перепробовали все зелья и вывалили целителям не одну сотню галеонов, но Конфорта уверенно и планомерно греб ко дну. Потом познакомился с девушкой – не с той, с другой, - влюбился и, как ни странно, завязал. Устроился работать в магазин сначала грузчиком, потом продавцом, со временем поднялся до менеджера. Девушка от него все-таки ушла, и Конфорта опять начал подбухивать – не запойно, а вполне контролируемо. Вечерами тусовался с приятелями, таскался по барам, пиво-виски, иногда дурь или щепотка кокса. Баловался по мелочи. Самообучением Конфорта не интересовался совершенно даже в рамках классической программы, про такую узкоспецифическую область, как магия призыва, я вообще молчу.

Льюис понимающе кивнул – и внутренне поразился тому, что он действительно понял сказанное. Количество прочитанного наконец-то начало переходить в качество, и упакованная в голову информация о магии всплывала так же естественно и непринужденно, как формула этилового спирта или первый закон термодинамики. Льюис просто знал, что такое магия призыва – не оперирующая силой, но обращающаяся к сущностям, которые являются носителями силы.