Горький берег солёного моря (СИ) - Крылова Татьяна Петровна. Страница 21

— Тамару похоронили вчера вечером, — перевел разговор на другую тему Василий. Он понимал, что тема не слишком приятная, но новость могла отвлечь госпожу Юлию от собственных переживаний.

И он не ошибся. Госпожа Юлия резко обернулась к нему.

— Как же так? Почему?

— Лихорадка.

— Примите мои соболезнования, — с искренним сочувствием проговорила женщина. — Но почему вы не сообщили, что она больна?

— А какой в этом толк?

— Вы правы. Никакого.

Василий понял, что она вновь возвращается мыслями к произошедшему с ее мужем. Боясь упустить момент, он постарался взять разговор в свои руки:

— Он вновь пытался застрелиться?

Не сумев больше выдерживаться напряжение, госпожа Юлия со слезами опустилась на колени.

— Я не знаю, что мне делать. Я не понимаю, как убедить его в том, что он мне нужен.

Она совсем разрыдалась. Подул ветерок. Краем глаза Василий заметил, как взметнулись легкие шторы, вырвались из раскрытого окна на волю будто две диковинные птицы. Молодой человек едва слышно хмыкнул, после чего присел рядом с госпожой Юлией, стараясь не наступить на ее пышное платье. Вытянув вперед руки, молодой человек взял девушку за плечи.

— Вы пытались сделать это уже сотни раз. Не лучше ли оставить все как есть? Пусть думает, как хочет, а вы живите своей жизнью…

— Вот, значит, как? — раздался на террасе голос Андрея Михайловича. В следующий миг он показался в проеме того самого окна, из которого выдуло сквозняком шторы и где заподозрил его присутствие Василий.

— Вот, значит, как? — повторил мужчина, перебравшись на террасу и подойдя ближе к жене и гостю. — А я ведь именно это и подозревал. И именно на Василия Лаврентьевича думал. Я только одного понять не могу, Юля, почему ты врала мне? Почему говорила, что любишь меня? Почему просто не дала мне умереть? И жила бы…

Договорить хозяин не смог. Мощный удар в челюсть сбил его с ног и на миг лишил рассудка. Госпожа Юлия закричала. Сбежались слуги.

Но Василий никому не дал подойти к Андрею Михайловичу. Жестом велев всем стоять на своих местах, молодой человек наклонился к хозяину дома, схватился за воротник его одежды и рывком поднял его с земли. Андрей Михайлович уже успел прийти в себя и понимал, что происходит вокруг.

— Глупец! — крикнул Василий. — У тебя прекрасная, добрая, нежная жена. У тебя есть дом. У тебя есть имя. У тебя есть жизнь! Твоя собственная жизнь, которой ты можешь жить. Но ты не понимаешь своего счастья, ты не видишь ничего вокруг, кроме шрама у себя на лбу. Шрама, о котором все уже давно позабыли. Глупец, Андрей Михайлович. Глупец…

Словно на то, чтобы сказать все это, ушли все его силы, молодой человек выпустил ворот богатого камзола и выпрямился. Голова его была опущена, лицо скрыто за растрепавшимися волосами.

Андрей Михайлович смотрел на своего недавнего противника со смесью жалости и обеспокоенности. Обратно на пол он не рухнул, продолжая удерживать себя в приподнятом состоянии, в которое привел его Василий.

Госпожа Юлия тихонько всхлипывала. Подойти к мужчинам она боялась. Не из-за мужа. Женщина боялась, что если она сделает хотя бы один шаг вперед, Василий вспомнит о ее присутствии, поднимет голову и тогда… И она, и слуги увидят, что он плачет.

Наконец, молодой человек взял себя в руки и сделал глубокий вдох.

— Я прошу меня простить. Я, с вашего позволения, навещу вас позже. Тогда же вы можете потребовать у меня удовлетворения за мое недостойное поведение, — на одном выдохе проговорил он, после чего спустился по лестнице и ушел прочь, по прежнему не поднимая головы.

Домой в тот день он не вернулся. Василий понимал, что губернатор забеспокоится о нем, поэтому воспользовался первой же возможностью передать ему весточку о себе. На улице в паре кварталов от дома Ивана Константиновича молодой человек встретил доктора Кло, как раз спешившего к губернатору.

— Лихорадка? — чувствуя, как холодок пробегает по спине, поинтересовался Василий.

— Нет-нет. Сердце, — заверил его врач.

Проводив врача взглядом до поворота, Василий вновь опустил голову и побрел в сторону моря. Несмотря на вечернюю прохладу (а ведь и правда стало прохладнее!), молодой человек чувствовал жар. Не тот смертельный жар, из-за которого не стало его жены. Нет, его жар не имел ничего общего с пожаром тела. У него пылала душа. От безысходности, от отчаяния, от осознания того, что у него нет места в этом мире.

Больше не было ни желания, ни необходимости оставаться по эту сторону моря. Отчего-то Василий был уверен, что госпоже Юлии больше не понадобится его помощь, а губернатор сумеет позаботиться о своей внучке.

Однако там, на другом берегу, этого моря его тоже не ждало ничего хорошего. При всей своей любви к Анне, при всем своем желании сделать ее счастливой, своим появлением Василий не мог принести ей ничего кроме боли.

Молодой человек остановился возле кромки воды. Уже совсем стемнело. Небо было затянуто плотными облаками, море затихло, словно вот-вот должна была разразиться буря. Василий приложил правую руку к груди, от всего сердца благодаря Бога за то, что в эту ночь даже ветер не замечает его слез.

Глава 12 (Анна)

Со дня похорон князя Леонида прошла неделя. Унылая, скучная, однообразная. И одинокая настолько, что горе и печаль Анны в конце концов стали связаны именно с одиночеством, а не с кончиной уважаемого супруга.

Олег по-прежнему избегал ее общества. Порой ей казалось, что молодой князь стыдится своего поведения в день смерти отца. Порой девушка думала, что он стесняется, боится показаться слабым. Так или иначе, но никакого откровенного разговора между ними не произошло и каждый жил своей жизнью под крышей общего дома.

Князь Олег вставал очень рано, быстро завтракал в общей гостиной, после чего всегда велел подать кофе себе в кабинет, где и проводил все оставшееся время, занимаясь бумагами. Редкие посетители приглашались туда же — в кабинет, куда Анну не звали.

Не зная, чем себя занять, девушка почти все свое свободное время проводила в розовом саду. Пока было не слишком жарко, молодая княгиня бродила вдоль цветущих ароматных кустов, любуясь незатейливой королевской красотой. Ближе к полудню княгиня занимала место в беседке и читала до начала сумерек.

На обед никто из обитателей дома не приходил, и через пару дней дворецкий передал на кухню приказ князя Олега отменить этот прием пищи вовсе. Вместо полноценной трапезы слуги приносили Анне и Олегу по бокалу освежающего напитка и порцию нарезанных фруктов и выпечки.

Размеренное и однообразное течение жизни стало уже настолько привычным, что Анна невольно испытала волнение, заметив визитку в руке у дворецкого, наблюдавшего за работой слуг. Отдавать карточку дворецкий не спешил и ничем не давал понять, что она у него имеется. Тогда молодая княгиня решила, что карточка предназначается Олегу.

Она сумела взять себя в руки, успокоиться, но волнение вновь захлестнуло ее, когда дворецкий приблизился и положил карточку на стол перед ней.

— Мелентий Лаврентьевич надеется, что вы примете его, Ваша светлость.

— Я? — искренне удивилась Анна.

— Да, Ваша светлость. Он желает встретиться именно с вами.

— Пригласите его, — велела Анна, выдержав паузу должной длины.

Дворецкий ушел, ненадолго оставив ее в одиночестве. Анна прикусила губу. Мелентий был единственным из друзей семьи князя, кто еще не нанес им визита и не выразил своих соболезнований. После разговора, случившегося между ним и Анной, молодой граф спешно покинул здешние края и вопреки ожиданиям отца предпочел и лето провести в столице. Лаврентий Анатольевич отправил сыну письмо с сообщением о смерти князя Леонида. На приезд молодого человека он не надеялся, полагая, что Мелентий останется среди друзей живых и здравствующих, ограничившись лишь парой строк на бумаге. Однако в ответном письме молодой граф сообщил, что в тот же день выезжает и приложит все силы, чтобы добраться как можно скорее. Молодого человека ждали как раз сегодня к вечеру.