Геомант. Последний из рода (СИ) - Коротков Александр Васильевич. Страница 22

— Что-то вроде того. Ты на славу постаралась. — ответил я, проведя рукой по животу.

Девушка закусила губу:

— Так ты все помнишь?

— Такое сложно забыть. Красные глаза надолго врезались мне в память.

— Понятно.

Она вздохнула и, выбравшись из кровати, стала подбирать разбросанную по полу одежду.

— Что ты делаешь?

— А на что это похоже? Собираюсь, чтобы уйти из убежища.

Ответ меня немало удивил.

Отчего вдруг такое решение?

Она натянула трусики и с вызовом посмотрела на меня. Надо сказать, что оторвать взгляд от упругой груди и посмотреть ей в глаза оказалось не так просто.

— Не хочу ждать, пока ты прогонишь меня или соберешься отнести мою голову в городской магистрат.

Я нахмурился, не понимая, почему она сделала такие выводы.

— Так всегда происходит, стоит только кому-то узнать, кто я такая. Так какой смысл ждать?

— Я не собираюсь прогонять тебя или же сдавать властям. С сильными мира сего я не в особых ладах, и тебе это известно. А насчет прогнать — ты только что спасла мне жизнь. Умудрившись при этом не высосать досуха. Прогнать тебя — по меньшей мере свинство.

Будь на моем месте настоящий эллин, возможно, он считал бы по-другому. Я же на собственном опыте убедился в ее талантах. Прогонять кадра, способного исцелить паскудное ножевое ранение в живот — верх идиотизма.

Она подошла ближе, встав практически вплотную. Заглянув к ней в глаза, я увидел вселенскую усталость и мудрость, которых просто не может быть у молоденькой красивой девчушки.

— Не играй со мной в эти игры, Милан. Мне семьдесят три года. И ни разу в моей долгой жизни мне не повстречался человек, который бы не шарахался, узнав, кто я на самом деле.

Семьдесят три года! Солидно. Я прочистил горло, решив пока не поднимать вопросов долгожительства:

— Я могу тебе поклясться, что не прогоню тебя.

Подняв руку, я проговорил, стараясь, чтобы мой голос не звучат пафосно:

— Клянусь, что не отвернусь, не прогоню и не предам тебя из-за того, что ты ламия.

Когда прозвучало последнее слово, напротив моей ладони неожиданно мигнуло и в воздухе закружился небольшой, величиной с мандарин, земляной шарик. Осветив все вокруг зеленоватым светом, он покрутился пару секунд и исчез, оставив меня и ламию с выпученными глазами смотреть на пустую ладонь.

— Это же… Милан, ты… Я не… Но как?! Ты Якостроф?

— Что это значит? — я включил дурачка.

— Это значит, что стихия не принимает клятвы ни от кого, кроме своих Истинных последователей. Неужели ты не знаешь, кто ты такой?

— У меня было тяжелое детство. Оденься пожалуйста.

Девушка все еще дефилировала передо мной в одних трусиках. Надо сказать игнорировать подобное зрелище было все сложнее. И мне, и моему дружку снизу.

— Прошлой ночью ты не был особо против. — К ней вернулось самообладание и она, специально не торопясь, изящно нагнулась за лифчиком.

— Прошлой ночью я и сопротивляться особо не мог.

— А если бы мог — то стал бы?

Ламия вновь оказалась ко мне близко-близко:

— Получается, теперь у нас обоих есть секреты. Ты знаешь, кто я такая. Я знаю, кто ты. И мы оба не хотим, чтобы наши секретики стали достоянием общественности. Выходит, что мы связаны.

От нее пахло чем-то терпким и очень приятным, так что мне стоило некоторых усилий мягко отстранить девушку от себя:

— Пойдем посмотрим, не разбежались ли наши бандиты, пока я валялся в отключке.

В общем зале кто-то уже успел вернуть мебель на свои места и даже присыпать песочком особо крупные пятна крови. А вот тела Палада не было. Да и, если честно, меня мало интересовало, на какую помойку его выбросили.

Единственной живой душой тут оказался Актеон. Минотавр каменным изваянием восседал за столом, попивая неразбавленный вискарь. Я бросил взгляд на бутылку, хмыкнул. Ополовинена. Насколько я знаю однорогого — подобная доза ему даже блеска в глазах не добавит. Чтобы бык захмелел — бутыль должна быть третьей по счету.

Обернувшись на звуки шагов, однорогий кивнул мне так, словно это не меня вчера продырявили. Оставалось лишь тешить себя надеждой, что всему виной его самообладание, а не безразличие к моей судьбе. То, что я жив и здоров, его нисколько не удивило. А значит, мой однорогий друг прекрасно знает, кто такая Лиа, но не предает этому сколько-нибудь важного значения.

Кивнув ему в ответ, я сел напротив, пододвинул к себе второй стакан, налил янтарного напитка и опрокинул в глотку, пожалев, что нет льда. Виски огненным смерчем прокатился по горлу, бочкой пороха взорвался в желудке и раскатился приятным теплом по всему телу, достигнув даже пальцев ног.

— Хоррошо! Рассказывай.

Вместо ответа однорогий вновь наполнил стаканы, но трогать не стал:

— Ребята нашли в смумке Палада все деньги с последнего налета. А за пазухой — грамуту о помуиловании. Все сразу же встало на свои муеста. Эта шваль продала тебя в обмен на бумуажку и собиралась свалить. Такое в их кругах не прощается. Так что, как туолько настала ночь, они мутащили его тушку подальше и оставили гнить под каким-то забором.

Бык взял в руки свой стакан и отсалютовал мне:

— С повышением, комуандир!

Я ответил на его приветствие и мы выпили.

— Что будем делать дальше?

Этот вопрос меня мучил уже давно. И вариантов вырисовывалось два. Первый — я тихонько валю с Крита и перебираюсь куда-нибудь подальше от Союза элладских полисов и начинаю тихую-мирную жизнь простого обывателя. В этот вариант, если честно, я и сам не особо верил. Все мое естество не было приспособлено к подобному развитию событий. А значит…

— Зови парней.

Банда собралась в зале уже через пять минут. Все жадно смотрели на меня, словно ожидая, что я прямо сейчас превращусь в дракона или подарю им по баронству с приличными угодьями. Лишь козлоногий демонстративно насвистывал какую-то незатейливую мелодию, качая ножкой и прикладываясь к кружке с вином. Но его выдавали дергающиеся уши. Рогатый внимательно прислушивался к происходящему.

Я немного поразмыслил, прикидывая, что им сейчас скажу:

— Друзья! Каждому из вас так или иначе не повезло в жизни. Кого-то родители подбросили в храм, потому что не могли прокормить…

Близнецы сжали кулаки.

— Кто-то не пожелал отправляться на рудники за то, что, умирая с голоду, украл курицу…

Нахмурился Богомол.

— Кто-то просто оказался на обочине жизни, потому что Правителя и его жирных зарвавшихся лизоблюдов интересует только собственный карман, а не проблемы своего народа. Все вы оказались здесь, потому что до вас никому нет дела. Среди вас нет мразей, готовых запороть человека до смерти за то, что он не смог заплатить непомерный налог.

Глядя в их просветлевшие лица и пылающие глаза, я сам невольно распалялся все больше и больше, хотя никогда не отличался особым талантом оратора. Вот ведь! Всего-навсего хотел их подбодрить и настроить на нужный лад, а в итоге выдал вдохновенную речь. Кажется, без сущности Димитра тут не обошлось.

— И я скажу вам — мы заберем у богатеев то, что они отняли у таких, как мы! Заставим их вернуть награбленное добро! Призовем к ответу за все злодеяния! Я говорю вам это как наследник Якострофа!

Подчиняясь наитию, я вытянул вперед руку, продемонстрировав пораженным слушателям клановое кольцо, непонятно отчего засветившееся на моей ладони мягким зеленым светом.

Какого хрена?! Я же не собирался выкинуть такую глупость!

Несколько мгновений в безымянном подземном убежище стояла такая оглушительная тишина, что можно было услышать, как по моему виску стекает капля пота. Затем все разразились радостными криками.

— Дааа! Долой богачей! Мы с тобой, Милан! Славься, Якостроф!

Причем даже сатир и минотавр мыкнули-мекнули что-то одобрительное.

Чувствуя, что только что заварил серьезную кашу, я сказал еще какую-то напутственную чушь, попрощался и спешно ретировался.

— Твоя работа, рифмоплет?! — прошипел я, едва дверь за мной закрылась.