Черные береты - Иванов Николай Федорович. Страница 28

В это время Андрей и вышел в центр площадки. Боль требовала, искала выхода, он с удовольствием набил бы сейчас кому-нибудь физиономию и теперь всем своим видом зазывал подвернувшуюся компанию на драку. Даже, аккуратно повесив на куст рубашку, стал спиной к замершей четверке: пренебрежение должно быстрее подогреть их. Тем более что приехавшие – наверняка какие-нибудь кооператоры, раз делят землю. А он тогда – частник. Фермер. Он сажает здесь петрушку, редиску, морковку, горох, картошку и свеклу – ох! – все, что помнит из детской песенки. Только бы подраться. Ну же, ну! Обгоревшая звезда жжет ладонь и грудь. Больно! Дайте выход!

Сзади подошли профессионально, сразу полукругом – он и не оборачивался, чтобы удостовериться в этом. Пусть порезвятся пока. А он успокоится. Эх, жизнь-нескладуха…

– И чем занимаемся? – не выдержали первыми они. На этот раз Андрей с улыбкой обернулся. Все четверо – поджарые, спортивного вида, с короткими прическами, с банками пива в руках. Хозяева жизни. Этой поляны. Он им сейчас покажет, кто хозяин на этой земле.

– Так чем занимаемся? – повторился вопрос.

– Строю Эйфелеву башню, – выделив гостя пожиже, ответил ему Андрей. В начальниках, как показывает его омоновский опыт, почему-то чаще всего ходят те, кто помельче. Синдром Наполеона?

Он не ошибся: спрашивал и командовал здесь именно Наполеон.

– Получается?

– Если всякая сволота не будет шляться вокруг и задавать глупые вопросы, то получится.

– Ты, Зин, на грубость нарываешься, – голосом Высоцкого вдруг пропел один из охранников и бросил под ноги Андрею банку. Наверное, это была его любимая фраза перед дракой, потому что он вышел вперед и демонстративно засучил рукава. Вздохнул, оглядев свой кулак – извини, мол, дружище, но придется тебе поработать, – и подошел.

Но по тому, что он не напружинился перед ударом, как долго и откровенно замахивался, – уже по этим первым штрихам стало ясно, что он и умеет только одно – бить морды. Бедный парень. Руками можно махать на дискотеках. А рукопашный бой – это искусство. Это то же оружие, которое должно быть невидимо до тех пор, пока ты его не применил. Так что не надо так нагло откровенничать.

Андрей без труда перехватил руку и, уклонившись в сторону, легонько поддернул парня в том же направлении, куда тот наносил удар. Этого оказалось достаточно, чтобы, потеряв равновесие, чуть подбитый под ноги, он улетел за несколько метров. Без всяких «дзя», звериного оскала, прыжков и прочей каратистской атрибутики.

Похоже, эта простота больше всего и сбила с толку остальных. Под ноги Андрею, столкнувшись в воздухе, теперь упали сразу две банки. И хотя на этот раз рукава не закатывались, Тарасевич опять спокойно перехватил удары и, чуть осадив нападавших, резко дернул их по кругу. Чем же вы занимались в школе, господа хорошие, если не знаете, что никогда нельзя перекрещивать ноги: устойчивость-то после этого нулевая.

И кувыркнулись еще двое, распахав носом землю. И вновь все показалось слишком просто и не эффектно, а значит, случайно – то ли споткнулись нечаянно, то ли помешали друг другу сами. Да нет, братцы-кролики, это всего лишь элементарное знание законов физики, геометрии да биологии, когда враг выводится из равновесия смещением центра тяжести. Старо, как мир.

Освободившись от нападавших, Андрей шагнул было к Наполеону, но вынужден был замереть на месте: тот держал у груди пистолет. Настоящий ли, газовый или муляж – поди разбери, но рисковать не было никакого смысла.

– Против лома нет приема, – поднял руки Тарасевич, прекрасно зная приемы и против лома, и против пистолета. Только в драке верх берут не наглые, а расчетливые. И слово последнее не сказано. А оно будет за ним.

– Скажи друзьям, чтобы не дергались, иначе переломаю ненароком им ручки да ножки, вот неудобства-то будут, – кивнул назад Тарасевич, не сводя взгляда со старшего.

Кажется, предупредил вовремя – за спиной замерли.

– Ну, так и чем занимаемся? – попытался поставить старую пластинку Наполеон.

– Строю Эйфелеву башню, – не уступил и Андрей.

Давно, наверное, не отвечали четверке наглостью на наглость. И то, что Эйфелева башня станет для них красным платком, Андрей знал, еще не повторив этой непонятно откуда родившейся у него в голове фразы. Поэтому резко обернулся, собрался, взмахнул руками. Нападавшие, не успев дотронуться, рухнули у его ног, как подстреленные. Наполеон, забыв про оружие, ошарашенно глядел на схватившихся за головы, безуспешно пытающихся встать напарников 18.

– Ты, что ль, интересовался, чем занимаюсь? – переспросил его Тарасевич. – Огородик думаю разбить. Да посадить лучок, укропчик, огурчики. А пивка не осталось? – переключив внимание противника на левую руку, в которой тот все еще держал банку, Андрей подошел к нему. Стал сбоку. – А теперь убери пушку.

Наполеон торопливо повиновался – отдал пиво, засунул в пиджак пистолет.

– А что вы здесь собираетесь делать? – опустошив банку, окончательно взял инициативу в свои руки Андрей.

Собеседник почувствовал это, может, хотел даже, подобно Андрею, ответить про Эйфелеву башню, но, глянув на все еще «плывущих», шатающихся даже на карачках сотоварищей, благоразумно передумал.

– Да все дело в том, что эту землю купила наша фирма, – охотно сообщил он. – Завтра здесь начнутся работы, так что огород, к сожалению, придется перенести в другое место. А они… – кивнул на своих подручных. – Что с ними?

– А черт их знает, – пожал плечами Андрей. – Подбежали и рухнули ни с того ни с сего. Наверное, съели что-нибудь.

Демонстративно подчеркивая полную свою непричастность к происшедшему, сорвал одуванчик. Примерился, дунул на него, пытаясь с первого раза сорвать все пушинки. Получилось: голый цветок стыдливо замер в его пальцах.

С цветком и кооператорами все ясно, а что делать ему самому? Прожита уже достаточная жизнь, чтобы понять: ничто в ней не случайно. Если ему начертано на роду жить рядом с опасностью, то cпокойствие испытываешь именно на краю пропасти. Он понял, от чего устал, что его погнало из Мишкиного дома, толкнуло на драку – он устал ждать опасности. И сейчас, нутром почуяв холодок, нервно успокоился: наконец-то. Жизнь зацепила его вновь не лучшей своей стороной, но иного просто не могло быть. Теперь надо просто посмотреть, что из этого получится.

– А теперь – до свидания. Мне хочется побыть одному, – отправил Андрей гостей с поляны.

– Так ведь фирма… – начал старший, но Андрей перебил его:

– Полян в Подмосковье много. Я со своей уходить не собираюсь…

3

Китайцы уверяют, что самый легкий день – это прожитый. Правильно уверяют, ибо будущим своим Андрей не обольщался. Люди, покупающие землю под Москвой и спокойно разъезжающие с оружием – братия еще та. Завтра, без сомнения, они прибудут с начальством и подкреплением: или наказать наглеца, или посмотреть его в деле. Тут все зависит от того, как преподнесет встречу своим хозяевам четверка.

Открытого боя или драки он не боялся: встреча на поляне сошла за тренировку и показала, что еще ничего не забыто из тех приемов, которым обучался их отряд в Риге. Свалилась им тогда удача – тренера по рукопашному бою отыскали среди офицеров-ракетчиков, выпускников Краснодарского училища. А уж про то, что там творил чудеса в секции рукопашного боя некий полковник Кадочников – про то молва доходила до любого, кто хоть мало-мальски интересовался борьбой.

– Мы не японцы и не китайцы, и никогда ими не станем, – надо полагать, словами Кадочникова начал свои занятия ракетчик. – Поэтому все эти карате, у-шу, восточные единоборства, хотим мы того или нет, нам, славянам, чужды и противоестественны даже просто по движениям, по ритму дыхания. Не говоря уже о психологии души. Если мы, русские, пойдем по их пути, то навсегда останемся вторыми: копии никогда не бывали лучше оригиналов. Утверждаю: лучшая борьба – это русский стиль. Прошу любого, – вызвал он на ковер помериться силой.