Чистильщики - Иванов Николай Федорович. Страница 6

– Не дурак.

– И гонит он их под видом закупки того же самого оборудования. Эстонец при этом получает свои пять процентов. А из Кипра уже эти самые деньги идут обратно к Богдановичу как кредит на строительство, допустим, магазинов около его строящихся домов. Вот эти деньги он и снимает. Свои деньги. Наши деньги. Ищи здесь. – Дима опять прибег к помощи экрана. Отпечатал список всех прибалтийских банков. Подал ошалевшему от простоты схемы увода денег Штурмину. – Держи. Если я в чем-то не прав – поправишь. Привет.

– Пр-ривет! – услышав знакомое слово, заорал улетевший от слишком умной корректорши Кешка. Спланировал к экрану компьютера, где вычерчивалась контурная карта России. Клюнул самый ближний к себе угол – получился как раз Калининград. Что-то в нем попугаю не понравилось, и он полетел по залу дальше. Вот это жизнь! Полная свобода, хоть и в пределах одной комнаты.

– Но ты не сказал про четвертый канал, – напомнил уже от дверей Штурмин.

– Поищи на продаже автомобилей. Слишком доходное это дело в Калининграде. Не верю, чтобы такой пройдоха, как Богданович, не обратил на него внимания.

… Калининград встретил Штурмина огромным рекламным щитом «Свидание с Америкой», над которым, в свою очередь, воротами висела радуга. Сходя по трапу самолета, Олег неожиданно вспомнил мамину присказку, помогавшую школьникам запоминать очередность цветов в радуге: «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Уже шагая к зданию приплюснутого аэровокзала и отвлекая себя от вновь запульсировавшей зубной боли, впервые проверил эту аксиому по первым буквам присказки: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый.

Сошлось! Получилась радуга.

Но хорошо охотнику: он всего-навсего лишь желает знать тайник птицы. Штурмину же приказано откопать, куда, в какую нору заполз Богданович-Стайер. Разница, и существенная. Поэтому надеяться, что радуга – это златые врата для въезда в Калининград и дело оперативного розыска, по крайней мере преждевременно. Ворота на огромном замке, ключ от которого утерян то ли в Москве-реке, то ли в Преголе. Так, кажется, называется местная речушка. Остается молиться, чтобы не за границей, ибо в таком случае придется обращаться в Интерпол – а это все равно что к слепоглухонемому. Контора та еще. Даже не контора, а телеграфный столб, потому что за все годы розыскной деятельности лично он ни разу не смог добиться сколько-нибудь существенной помощи от зарубежных коллег. О-о, информацию они с благодарностью принимают, рассылают по странам и континентам, а вот там уже возникает главенствующий вопрос: а выгодно ли им ловить беглеца? В политике, так же, как в разведке, друзей не существует, и западные полицейские порой берут под шумок российских мошенников в собственные разработки.

Железно известно пока одно – над летним отпуском навис дамоклов меч. А ведь именно 31 августа, в полдень последнего летнего дня, они должны встретиться с Зоей около канала. Она наверняка забыла уговор, а если и вспомнит – что ей, замужней женщине, до детских клятв! То, что холостяку – прихоть, ей – проблемы. Вот Надя, наверное, могла бы приехать, в ней чувствуется желание иметь собственное мнение: сказала – сделала. А Зоя… Первая любовь его была сколь милой, столь и беспомощной во многих вопросах. Как там устроилась ее жизнь? Нет, встретиться – это в любом случае здорово. И чем черт не шутит – вдруг приедет…

– Вдруг приедет.

– Что?

Они мчались на машине к городу: впереди, в качестве встречающего «бронежилета», местный хозяйственник Сергей Череда, на заднем, правительственном месте – гость.

– Что-то спросили? – повторил вопрос Череда.

– Это я о своем, о девичьем, – шуткой отделался майор. И вырвал спину из удобного, убаюкивающего положения – впереди пахота, а не блаженство воспоминаний. Тем более, что трасса еле втискивалась в узкую аллею могучих дубов, по стволам которых, словно разметка, шли белые полосы. Через каждые десять – пятнадцать метров на деревьях или висели венки, или были прибиты небольшие крестики, напоминая о дорожных трагедиях, и хозяйственник пояснил, увидев взгляд майора:

– «Солдаты Гитлера». Дубы посажены еще в немецкие времена, а убивают наших людей до сих пор.

Водитель после этих слов чуть сбавил скорость, но, как выяснилось, не из-за страха перед подсыхающей после дождя дорогой, а у очередной развилки. Череда обернулся:

– Есть предложение поселиться в Зеленоградске, там наш санаторий. Все прекрасно, кроме хозяйки.

– А что она?

– Белоруска. Стратегическая ошибка Гитлера в том, что он пошел на Россию через Белоруссию. Знай он характер тамошних женщин, от своей затеи отказался бы на первоначальном этапе.

– Мне с ней детей не крестить, – равнодушно пожал плечами Штурмин.

– И то правда. В «Нерингу», – отдал Череда команду водителю.

Хозяйку санатория Штурмин узнал по голосу из-за двери, хотя и плотно прикрытой. Отчетливо выговаривая каждое слово, она доказывала кому-то по телефону:

– Поймите, я не хочу ехать учиться ни в Сочи, ни в Туапсе. Ничего особо нового я там не увижу… Да, представьте себе, хочу в Швейцарию, мне интересен их опыт обслуживания… А почему у нас должно быть кое-как? Не согласна. Если брать – то лучшее. Нет, Вячеслав Васильевич, это если вы будете нас зажимать, мы уйдем всем санаторием в НАТО.

– Видите? – тихо спросил Череда, указав на дверь. И хотя Штурмин кивнул, соглашаясь с характеристикой хозяйки санатория, озабоченно вздохнул: – А вы говорите… Татьяна Сергеевна, принимай гостей.

«Неужели и вправду изверг?» – с сожалением подумал Олег, увидев вставшую из-за стола миловидную женщину.

– Он уже сказал вам, что я самый нехороший человек во всей Калининградской области? – с ходу раскусила она мужчин. И когда Штурмин попытался растерянно возразить, успокоила: – Это потому, что я требую у него машину для санатория. А плафоны? Нет, вы посмотрите, в какое убожество он одел наше электричество! И это называется – идет ремонт. В номерах хрустальные люстры должны висеть, товарищ Череда, раз человек едет к нам отдыхать.

– Я – работать, – все же сумел возразить Штурмин. – Мне как-то все равно.

– А не должно быть все равно! Что мы, в штрафном батальоне служим? Сережа, – повернулась она всем корпусом к хозяйственнику, упрямо тряхнула русыми волосами, – при людях говорю: я от своего не отступлю. Пусть приезжающие и скромничают, но несколько номеров чтобы сделали двухъярусными, с каминами. И только тогда я смогу временно простить это… эти… эту… – посмотрела вверх на больничные плафоны.

– Если бы не гость, вовек бы не попался тебе на глаза, – вздохнул Череда. – Ты лучше накорми нас.

Это напоминание оказалось единственным аргументом, сдержавшим дальнейший натиск Татьяны Сергеевны. Она вернулась к телефонам, запросила кухню. Улыбнулась:

– Вас ждут. Извините, что я вместо «здравствуйте» навалилась со своими проблемами. Это все он и ваша Москва, – она посмотрела на карту, занявшую, словно в Генштабе, полстены. – Единственное оправдание – что у вас у самих нет денег. Я же знаю. Устраивайтесь и приятного аппетита.

– А у вас здесь, случаем, нет стоматолога? – наудачу поинтересовался Олег. Пульсирование в челюсти особо не угнетало, но и не давало забыть о зубной боли окончательно.

– Сережа, ты – в столовую, а мы через пять минут спустимся. – Забрав Штурмина, Татьяна Сергеевна за рукав повела его, упирающегося, в конец коридора. Перед дверью врача дала передохнуть, успокоила: – Знаю, что страшно, – все мужчины боятся лечить зубы.

Молоденькая стоматолог, от скуки глядевшая в окно, с таким рвением и воодушевлением влезла в рот Олегу, будто от вылеченного зуба зависел размер ее зарплаты. Поковырялась, повздыхала и вынесла вердикт:

– Рвать. Дальше хуже будет – началось нагноение.

Ясно, тянула еще и на премию.

– Рвать, – развела руками та и, отработанным движением нажав на плечо, остановила попытку Олега вырваться из кресла и решить свою судьбу самому: – Хорошо, не сейчас, сначала пообедаем. – И совсем уж изуверски добавила: – Спасибо скажете не мне, а Кате. Пойдемте кушать.