Департамент налоговой полиции - Иванов Николай Федорович. Страница 14

– Слушаю вас, – только после этого поднял трубку полковник. Воспользовавшись паузой в приеме оружия, выстучал из пачки сигарету. Хотел вытряхнуть в мусорку и переполненную окурками банку из-под «пепси», но вдруг замер, посмотрев на Бориса. Прошелся взглядом по определителю номера, магнитофону и экрану компьютера, словно убеждаясь, что все фиксируется, и после этого сообщил невидимому собеседнику: – Извините, у нас такого нет.

Положив трубку, зачем-то подтянул ослабленный у воротника галстук. Еще раз посмотрел на Бориса:

– Про тебя спрашивали.

Он нажал клавишу магнитофона, перегнал запись на начало. Явно измененный голос чуть гнусаво вновь прокрутился через пленку:

– Извините, пожалуйста, но мне нужно найти своего товарища Бориса Соломатина. Мы с ним когда-то вместе служили.

– Извините, у нас такого нет, – повторился и уже слышанный ответ.

Из всей информации о Департаменте налоговой полиции на московской «09» имелся только этот номер красного телефона дежурного, по которому, в свою очередь, на любой вопрос о сотрудниках отвечалось отрицательно: «нет», «не знаю», «такой не служит». Береженого и бог бережет, а полиция, проникающая в криминальный бизнес и водоворот неучтенных миллиардов и триллионов, на джентльменское и дружеское отношение к себе не рассчитывала. Поэтому ни для кого, никогда и никаких сведений. А тем более об офицерах физзащиты, да еще только что вернувшихся с задания.

– Опять знакомого встретил? – Дежурный, затягиваясь сигаретой, кивнул остальным офицерам: разряжайте оружие. Это стало уже привычным и банальным – на каждом выезде кто-то обязательно увидит сослуживца: практически все коммерческие структуры укомплектовывались охраной из уволенных спецназовцев, «альфовцев», офицеров не менее таинственной и легендарной «девятки», охранявшей некогда государственных мужей.

– Встретил, – то ли вслух, то ли про себя повторил Соломатин. И встретил не кого-нибудь, а Ивана… – Счастливо отдежурить.

– Отдежуришь тут. – Телефонный звонок вновь потребовал полковника к столу. На этот раз номер оказался ему знакомым. – Вот, Камчатка проснулась. Слушаю вас.

С Камчатки уж наверняка никто не мог интересоваться им, и Борис со своей группой вышел из дежурки. Электронное табло в другом конце коридора высвечивало 20.17. Можно попытаться успеть на электричку, отходящую через пятнадцать минут с Киевского вокзала, но ни торопиться, ни тем более бежать по эскалаторам метро на переходах не хотелось. Усталость высосала из мышц всю упругость, заволокла пеленой сознание – не пробиться к мозгу, который мог бы заставить напрячься. Расслабуха.

– Ну что, до завтра? – протянул Борис руку своим подчиненным.

Те заметно торопились. Вот они-то уж точно будут бежать и по эскалаторам, и по переходам. Неужели оттого, что на несколько лет моложе? Вернее, неужели он стареет и это чувствуется? Или встреча с Иваном сбила дыхание? Надо же было так встретиться! Где-то подспудно сидела мысль о вероятности чего-то подобного; такого ощущения, что они расстались пять лет назад навсегда, никогда не возникало. Но… но все равно неожиданно. Нос к носу, лоб в лоб – и где? В коммерческом банке, по разные стороны баррикад. И как же он узнал его?

А в том, что в дежурку звонил и спрашивал о нем именно Иван, Соломатин ни на миг не усомнился. Расскажет ли он о встрече Наде? Как отреагирует она? А что если взять и позвонить им? Зажать пальцами нос, как это сделал Иван, чтобы изменить голос, и теми же словами:

– Извините, пожалуйста, но мне нужно найти своего товарища Ивана Черевача. Мы с ним когда-то вместе служили.

И вновь сомкнётся круг. Однажды, еще учась в суворовском училище, они втроем – Надя, он и Иван, взявшись за руки, хороводили вокруг березки на лесной поляне. Оступившись, Иван потянул всех их вниз, и тогда, чтобы Надя не упала, Борис разжал пальцы.

Оказалось, что навсегда.

А телефон… телефон он помнит, семь цифр для памяти – пустяк. К тому же определена для них самая надежная полочка из всего антиквариата, доставшегося из той, прошлой жизни. Он даже подойдет к будке, наберет номер и тут же повесит трубку. Сколько времени запрещал себе это, а сегодня разрешит.

Приметив телефон-автомат, Борис перешел к нему через дорогу. Несколько мгновений все же еще раздумывал, потом, привычно заслоняя диск, набрал номер и оглядел прохожих: служба, требовавшая не поворачиваться спиной к улице, сказалась даже сейчас.

Борис усмехнулся этому машинальному жесту, вслушался в длинные гудки. Но жетон, чтобы не соблазниться на разговор, опускать не стал. Он не хочет ничего говорить. Вернее, он хотел бы об очень многом переговорить, даже просто услышать голос Нади – и это стало бы уже великим событием, но… Он просто набирает номер, чтобы убедиться, что помнит все семь цифр.

На другом конце подняли трубку. Аппарат, не получив мзды, обиженно захлебнулся и заблокировался. Молодец! Что и требовалось доказать. Не хватало еще у всего честного народа на виду засовывать пальцы в нос и гнусавить шифр-пометку. Лучше нырнуть от соблазна в распахнутую посреди тротуара пасть метро. А оно куда-нибудь да утащит.

Из кафельного подземного тоннеля вырывалась песня: парень играл на аккордеоне «Рябину кудрявую». Как всегда, напротив него, прислонившись к тумбе, читала книгу девушка – очевидно, жена. В редкие дни Борис не видел их на этом месте, редкие дни вокруг них не толпился народ, внимая старым добрым песням. Какие песни напишет сегодняшнее время? Про то, как он сегодня наступил ботинком на некогда лучшего своего друга? Как тот хотел поднять на него пистолет?

Музыка бередила душу, заставляла вспоминать и сравнивать. И Борис с чувством непонятной вины быстро миновал музыканта. У входа в метро дежурный, приостанавливая каждого, кто шел с удостоверением, Бориса задержал дольше всех.

– Даже такое сейчас есть? – удивленно всмотрелся он в надпись на корочке «Налоговая полиция».

– Есть, – подтвердил Борис.

В стране много теперь чего есть. Хотя многое и потеряно. Где весы, которые покажут, сколько худа или добра принесли с собой новые времена? Кто станет взвешивать? Наверное, каждый взвесит только свое, и если кто-то еще продолжает клясться от имени народа, то это лабуда.

Лабуда! Любимое словечко Ивана. Надо же, вспомнилось. Знай заранее, что встретит Ивана в офисе, послал бы вместо себя заместителя. Захотелось самому. Вернее, не столько захотелось, сколько почувствовал: застоялся. Профессионалу нужна работа, а здесь, в налоговой полиции, перегораешь, ибо не находишь выхода. Вот и лезешь куда угодно. И в конечном итоге напарываешься на друзей…

Борис огляделся. Он сидел на единственной лавочке в центре зала, поезда метро шли полупустыми, дольше обычного оставались открытыми двери вагонов, словно приглашая его ехать в любую сторону. Но он не поедет наобум. Он знает, куда нужно сегодня съездить. Туда, где он впервые увидел Надю. Где познакомился с Иваном. К суворовскому училищу. Метро «Фили». Первый вагон из центра, выход направо. Затем по тротуарчику, параллельно зеленой стене кустарника, прямо к училищу. Сколько он там не был? Поди, лет двенадцать уже. Проезжал как-то мимо на такси, попросил притормозить. За оградой, на плацу строились ротные колонны. Посмотрев на часы, Борис вспомнил: идут на полдник. После трех уроков их подкармливали – яблоко, булочка, какао, творожок.

А Надю он увидел во время построения на завтрак. Она шла от КПП – тоненькая, в белом платье, белых туфельках и белых гольфах. Тогда очень модно было ходить в белых гольфах…

– Закрой рот, – прошептал ему на ухо Иван.

Борис послушался. Закрыл. Встал в строй. Иван умел надавить, приказать, заставить слушаться только его. Потом они ушли на завтрак. Проглотив еду и еле дождавшись команды: «Встать! Выходи строиться!», Борис выскочил на улицу. Подбежал к началу плаца в надежде, что девушка каким-то образом задержится и он увидит, в какой учебный корпус она войдет.

– Со вчерашнего дня лаборанткой в кабинете химии работает, – сообщил подошедший Иван.