Отверженный 追放者 Часть I (СИ) - Орлов Александр. Страница 39
План у меня уже был, – ещё днем я покопался в соцсетях и выяснил где живет Каори, и как он проводит свободное время. Сомневаюсь, что после взбучки его потянет на развлечения, скорее к дантисту, поэтому я все ставил на то, что он будет именно дома.
Ха, соцсети делали мою жизнь намного проще. Не иначе, это личная анкета дьявола, куда смертные сами записывают имена. Нет, ну подумать только, они оставляли там всю информацию о себе, начиная от любимой еды, и заканчивая номером телефона. Выяснить их привычки и места обитания совсем не составляло труда.
После подготовки я завалился спать пораньше. Хотел чтобы побыстрее наступило завтра.
Вот только сон был прерывистым и сумбурным. Сначала мне приснилось, что я лежу на настоящей кровати. О да… Она была мягкая и упругая, как задница у порнозвезды. Я так скучаю по нормальной постели! Кто бы мог подумать, что я стану таким привередой. (Значит, под дождем на свалке спал как сурок, а теперь посмотри, мучается он!)
А вот я совсем маленький иду с мамой в книжный магазин. Какой-то праздник, день города или что-то вроде… Мы с ней ругаемся, и она бросает мне в голову мандарин. Очень больно, – я не знал, что мандарины такие жесткие. Лоб болит, но я терплю и волочусь за ней, как теленок, только и шмыгая носом.
Вот я в книжном, поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Но почему-то я опять взрослый, мамы нет, а я голый. Стыдливо прикрывая перед и тыл, я продолжаю подниматься, а там за столами сидят некие леди и джентльмены, и начинают осыпать меня овациями. Я бегу в уборную, мои вещи при мне, в руках! Нужно лишь одеться, но вместо уборной, я попадаю на зеленую равнину.
Миг, и я скачу на своем любимом единороге, все ещё без портков, но счастливый до одури, а сзади за мной гонятся танки и почему-то огромный динозавр.
Ещё миг, и я на приеме у психотерапевта. Её отыгрывает Марина-сенсей, и томным голосом рассказывает мне, что мое подсознание пытается подать мне сигнал.
– Это чистый фрейдизм, – говорит она. – Поэтому тебе снится мама, а после ты оказываешься обнаженным на единороге. Ведь сам единорог – это символ твоего мужского начала.
С этими словами она показывает мне кулак, как символ моего мужского начала.
Я пытаюсь сказать, что единорог – это просто единорог, и он офигенный, но она меня не слушает.
– Но меня эта картина, с единорогом, признаюсь, безумно заводит, – исповедуется Марина-сенсей, срывая с себя блузку и бросаясь на меня грудью, как солдат на амбразуру.
Я резко проснулся от боли в боку. Да что за…
Сон ни в одном глазу, и неудивительно. С такими видениями… я скоро подушку начну бояться.
Нужно что-то предпринять.
Два часа ночи, мама, должно быть, спит. Я прокрался на кухню, принял таблетку обезболивающего, запил его маминым саке из бутылки. Потом вернулся в комнату, проглотил снотворное. Ну все, теперь я буду спать как убитый.
Ожидая, пока смесь подействует, я включил ноутбук и запустил какой-то фильм из библиотеки. Это был голливудский боевик, причем на английском, с японскими субтитрами. Икари же ботаник, а все ботаники гики, ничего удивительного.
Английский я знал хорошо, поэтому я подложил одеяло под бок и одним глазом следил за событиями на экране, ожидая когда меня вырубит.
Странное дело, теперь лица голливудских актеров мне казались чудными. Видимо, это оттого, что я японец. Вот никогда бы не подумал, что мы по-разному смотрим на мир. Раньше мне азиаты казались причудливыми, а теперь эти белокожие ублюдки выглядели на одно лицо.
Я с трудом отличал Мэтью от Джорджа, а Веронику от Лизы. Кто-то кого-то искал, была перестрелка, потом ограбление. Мэтью и Лиза отправились в Нью-Йорк, но за ними увязался детектив Макрири…
Ох, зря я это сделал. Нужно было подумать, что мешать алкоголь, обезболивающее и снотворное в юном организме плохая идея. Особенно в теле такого щуплого и неподготовленного парня, как Рио Икари.
Фильм расплылся, и я провалился в ещё один сон. Голливудские имена смешались в одну кучу с моими воспоминаниями, породив невероятную эссенцию из кино, вымысла и правды.
Глава 19 Воспоминания
Я сидел в кинотеатре. Да все указывало именно на это.
Был ли я один в зале? Не уверен. Все было иллюзорными и вычурным, коктейль из фантазий и кино.
Я попытался усесться поудобнее, но кто-то шикнул справа. Кто это?
Я мог видеть лишь черный силуэт. Ах, это Муза, точно, должно быть это она! Пришла посмотреть кино со мной? У нас свидание? Как волнующе…
Она шикнула ещё раз и показала тонкой рукой на экран. Ах, начинается…
Появилась белая надпись на черном полотне, а гнусавый диктор объявил: “Воспоминания об убийстве!”.
А это уже плагиатом попахивает. Я помню смотрел фильм точно с таким же названием.
Я приготовился и все внимание уделил киноленте. Похоже, американский фильм слишком на меня повлиял…
“Все имена и места произошедшего изменены.
Эта история не внушает никакого доверия и является измененным воспоминанием больного сознания. Наслаждайтесь просмотром.”
***
Наконец вышло солнце и осветило всю эту гнетущую городскую пастораль. “Валентайн” сильно ударил по побережью, улицы занесло снегом на два дня, но потом, как по взмаху волшебной палочки, остались только лужи, и начало теплеть. А сегодня и солнце вышло, уже как-то полегче.
Мэнди улыбнулась светлым лучам, оглядывая изменившуюся округу. Она сидела на верхотуре, свесив ноги вниз, разглядывая свои потрепанные найки, а внизу собиралась толпа.
Недостроенное здание, на крыше которого и собирались парни и девушки её возраста, было самым высоким в районе. Было закончено двенадцать этажей, а потом стройку почему-то забросили, и теперь здесь было убежище для подростков, самое популярное в Ист-энде. На крыше все друг друга знали, копы сюда не поднимались, а чужаков не пускали. А если шел дождь, можно было спуститься на этаж ниже под крышу и спрятаться от него.
Кто-то, неизвестно как, но затащил на крышу детские качели, из сломанных паллет и старых матрасов делали диваны, народ тащил сюда одеяла, стояли бочки, в которых можно было жечь картон, чтобы согреться. Здесь можно было спокойно выпить, покурить чего-нибудь, купить или продать, выпросить... Ребята, которым некуда было идти, собирались здесь, среди таких же потерянных душ, зная, что тут хотя бы безопасно, а некоторые даже оставались на ночь.
Мэнди тоже некуда было идти, поэтому она была здесь. Она сидела с подружками, Вэлмой и Джул, пила пиво, которое притащила Джул, и наблюдала за скейтерами, что кружили по собранной из досок самодельной рампе. Скейтеры ошивались тут каждый день, иногда даже ночью, велосипедистов было поменьше, но они тоже регулярно заезжали на своих бэ-эм-иксах, так что картинка уже немного приелась.
Днем крыша полнилась народом. Ист-энд был бедным районом, опасным для проживания, многие подростки росли в неблагополучных семьях, которым было наплевать на то, где ошивается этот проклятый малец.
Мэнди была одна из них. Брайан опять избил маму, а потом они накурились и занялись сексом, прямо в гостиной на диване. Мэнди не хотела этого видеть, и тем более не хотела, чтобы Брайан после этого полез к ней, как обычно. Поэтому она очередной раз сбежала, прихватив с собой уже собранную сумку с вещами. Её не будут искать. Пока у Брайана есть запас химии, мама даже не вспомнит о Мэнди. Лучше девочка будет прятаться здесь, пока отчим очередной раз не свалит на неделю или две.
Вэлма спросила, все ли у неё нормально. Нормально, соврала она. Как всегда, всё супер.
– Хочешь, сегодня останешься у меня? – Спросила Вэлма. – Папа никогда не против, тем более он спал, когда я уходила, значит ночью будет работать.
Папа Вэлмы работал ночами в такси. Ну, конечно когда не бухал, а матери она не знала. Вэлма была хорошей девчонкой, доброй, она воровала у отца сигареты и остатки спиртного, Мэнди знала её с детства.