Толстый (СИ) - Булавин Иван. Страница 10

Стволов было пять. Отец начал поочерёдно брать их в руки и осматривать.

— Вот это, раритет, ТОЗ-66, двенадцатый калибр, — в руки Бориса перекочевала двустволка, старая и потёртая, с курками снаружи. — Тебе, отпилишь, как хотел, для ближнего боя подойдёт. Сейчас присмотрю для дальнего.

В руках отца теперь оказалась винтовка Мосина, точнее, судя по небольшой длине, карабин на её основе. Отец повертел старинный девайс в руках (старинный, в смысле, давно придуманный, а не изношенный, оружие было в идеальном состоянии), заглянул в ствол, поцокал языком, потом выдал вердикт:

— Это тоже тебе, для стрельбы на большие дистанции.

— Мосинка? — обрадовался Борис.

— Не совсем, — отец покачал головой. — Карабин, КО-44, если не ошибаюсь. Даже не карабин, а ружьё. Нарезка Ланкастер.

— А по-русски? — попросил сын, услышавший натурально китайскую речь.

— Это такая винтовка, которую покупают люди, не имеющие лицензии на нарезное оружие. Есть гладкая лицензия, а хочется стрелять пулями далеко и желательно точно. Для них и придумали такое чудо.

— Так что за чудо? Чем оно отличается? — спросил Боря, разглядывая винтовку. — Гладкоствольная?

— Ни то, ни сё, — отец продолжал говорить загадками. — Там труба, которую сплющили с боков до овального состояния, а потом скрутили в спираль. Вроде и нарезка внутри есть, и в то же время ствол, вроде бы, гладкий. В общем, тебе не понять…

— Пап, хватит, а?! — Боря, кажется, впервые в жизни вспылил. — Ты и так меня всю жизнь идиотом называешь! Может, хоть сейчас не будешь?!

— Борь, ты чего? — отец и сам удивился.

— Да, я в технике не шарю! — продолжал заводиться Борис, его отчего-то накрыло именно сейчас, всё, что копилось в душе последние двадцать лет, он решил высказать в ответ на относительно безобидное замечание. — Это повод считать меня балбесом?

— Сядь, Боря, — по лицу отца было видно, что он сначала хотел прикрикнуть на сына, возможно, даже сунуть незаметно под дых кулаком, да только передумал и положил на плечо Бори широкую ладонь. — Сядь, и давай поговорим.

— Чего вы с мамой второго ребёнка не завели? — в глазах Бори стояли слёзы. — Глядишь, был бы весь в тебя. А я вот неудачный. Тупой, жопорукий и ничего не умею. Двигатель с завязанными глазами не разбираю и проводку в квартире починить не могу.

— Ты не тупой, Боря, — отец тоже впервые говорил с сыном вот так. — Совсем не тупой. Вспомни, ты ведь школу с медалью окончил. И в универе бесплатно учишься. И книг море прочитал, так ведь? Знания твои вон, даже мастерам пригодились.

— Учусь, — Буркнул Боря. — На филолога. Ты помнишь, как сам к этому отнёсся?

— Борь, пойми меня правильно, меня жизнь побила сильно, но благодаря своим знаниям и умению работать, я смог занять в ней не последнее место. И тебе я добра желал. Ну, что тебе даст диплом филолога? В самом лучшем случае, будешь в том же универе преподавать. За копейки. В худшем — преподавать в школе, и тоже за копейки. Единственное, ты, вроде бы, здоров, мог бы с вышкой в силовые структуры устроиться. Там карьеру можно сделать.

— Но ты ведь не этого хотел, так?

— Я хотел…

— Из меня сделать себя, — уже спокойно заметил Боря, глядя отцу в глаза. — Даже не себя, другого себя. Ты вспомнил свой жизненный путь, все свои неудачи, прикинул, что я пойду по жизни так же, только с помощью твоего мудрого совета неудач не допущу. Всё равно, что второй шанс для тебя.

— Но ты — не я, — угрюмо проговорил отец.

— Извини, папа.

— Извини и ты меня, не понял сразу, что нельзя с тобой гайки закручивать и ломать через колено, приходится вот теперь, в двадцать лет по душам говорить. Прости.

Боря молчал. Пришлось отцу встать и подойти ближе.

— Вставай, Борис Сергеевич, нас ждут великие дела. Бери винтарь, он теперь твой. Идём мир спасать.

— Мир? — Боря словно только что осознал, что мир изменился, и в новом мире уже нет разницы, на кого он поступил, сколько у него денег, как разбирается в технике, служил ли в армии. Новый мир он про другое, в нём нет места карьере и стяжательству, нищете и роскоши, есть место только выживанию. — Нам бы самим выжить.

— А это, Боря, одно и то же. При таком апокалипсисе, прости господи, в одиночку выжить нельзя, выживание нас с тобой и выживание мира, пусть даже нашего, маленького мира, — это две взаимосвязанные вещи. Мы, то есть, люди, горожане, к счастью своему, остались людьми, объединились и стали бороться за жизнь, вместо того чтобы драться между собой и делить власть и деньги. Вот и дальше будем ими оставаться, глядишь, когда-нибудь этот бардак закончится.

Сергей крепко обнял сына и прижал к себе.

— Бери ствол, буду объяснять. В целом, это карабин Мосина, совпадающий во всём, кроме калибра и внутренней формы ствола. Баллистические характеристики, насколько знаю, похуже, чем у оригинала, но метров со ста даже ты попадёшь. Тут по сюжету оптика должна быть, вот, даже ручка затвора вниз отогнута, да только хозяин её куда-то дел. Кроме прочего, ствол этот ценится охотниками за тяжёлую пулю, которая зверя валит куда эффективнее. Вот смотри.

Он сунул Боре под нос странного вида патрон. Винтовочный, но с более толстой шейкой и закруглённой пулей.

— Калибр девять и шесть, шейка раскатана и плечи немного опущены, пуля толще и тяжелее, в нашем случае просто отличный выбор, мутантов будет валить на раз. Есть только одна проблема. Патронов всего ничего. Тридцать семь штук.

— И взять такие негде, — сделал вывод Боря, открывший затвор и вставлявший патроны по одному, механизм заряжания, к счастью, оказался довольно простым.

— Патрон редкий, это факт, и из обычного такие не сделать, — согласился отец. — А насчёт взять, я бы торопиться не стал. Помнишь, я тебе про два места говорил? Первое здесь, а второе чуть дальше.

— Говори уже.

Вместо ответа отец полез в сейф и вынул настоящий автомат Калашникова. АКМ с приметно скошенным дульным срезом.

— Серьёзный охотник, — заметил Боря. — На кого он с автоматом охотился?

— Это не автомат, это полуавтомат, — он указал на надпись сделанную белым по воронению ствольной коробки. — Сделан из настоящего автомата путём частичной кастрации. Называется это чудо ВПО-136, он же Вепрь-КМ. Всё то же самое, только очередями не стреляет. Зато есть три запасных магазина, а патронов… долго считать, сотни три-четыре навскидку. Это я себе приберу.

— А твой карабин куда?

— Отдам людям, там стрелки получше меня есть, всё равно к нему патронов осталось меньше шестидесяти. Редкий калибр. Ещё вот это им задарим, «Бекас-авто», двенадцатый калибр, — он вытащил из сейфа ещё один образец.

Последним образцом оказался древний обшарпанный СКС, который отец тоже решил героически пожертвовать обществу. Собрав всё, они отправились было вниз, но тут отец остановился. Ещё нашлись приличные запасы патронов, пороха, дымного и бездымного, капсюлей и свинцовой проволоки на несколько килограммов. Старый охотник мог вполне устроить локальный геноцид дичи.

— Что-то ещё?

— Вот, возьми, — он протянул Боре охотничий нож в ножнах. — Японский, бешеных денег стоит. Против зомби не нужен, но хоть другой раз колбаски порежешь.

Но на ноже отец не остановился. Немного пошарив по шкафам, он обнаружил шкатулку, а в ней нашлись ювелирные изделия. Боря в золоте ничего не понимал, сам отродясь ничего, кроме наручных часов не носил, но смотрел с интересом.

— А зачем это нам? — спросил он, — теперь-то.

— Пока не знаю, — отец пожал плечами. — Но стоит это немало, миллиона два. Одна вот эта цепь тысяч на сто-сто пятьдесят, а ещё перстни и серьги, это его жены покойной, кажется, с бриллиантами. И ещё куча всего. А там, — он указал пальцем куда-то в сторону, — там идёт совершенно обычная жизнь, и там всё это имеет ценность, как и деньги. Поэтому, в свободное от боёв время нам с тобой стоит заняться подобным мародёрством. Банки и ювелирные магазины. Правда, думаю, придётся ещё кого-то подпрячь из своих. Глядишь, когда-нибудь ситуация изменится, или нас отсюда выпустят, тогда всё продадим, или не выпустят, но получится установить контакт с солдатами из оцепления. Это хуже, но сможем при великой нужде полкило золота обменять на сотню патронов. Золото компактное, много места не занимает, можно просто во внутреннем кармане хранить, чтобы всегда при себе было.