Азовский гамбит (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 43
Услышав свое имя, молодой человек в нарядном кафтане, тоже поклонился на все стороны, после чего громко выкрикнул, сжимая в руке шапку:
– Не вели казнить, государь, вели слово молвить!
– Случилось что-то? – удивился я.
– Случилось, – с покаянным видом кивнул парень. – Прости меня, раба своего недостойного, велика честь награду из рук твоих получить, да только не нужно мне ни чина, ни казны, ни иной милости!
– Чего же ты хочешь? – поинтересовался я с усмешкой, начиная догадываться, что попросит сын прославленного воеводы.
– Жениться, – сконфуженно отозвался тот.
– Ты гляди! – ахнули все присутствующие, после чего их потихоньку начал разбирать смех.
Я, грешным делом, тоже не выдержал и улыбнулся, уж больно забавное зрелище представлял из себя княжич, а глядя на меня все заржали уже в открытую.
– А невеста согласна? – для порядка поинтересовался я, хотя заранее знал ответ.
– Согласна, государь! – раздался на всю площадь звонкий девичий голос, и рядом с красным как рак молодым Пожарским встала Маша Пушкарева.
– Вот дает девка! – не то, осуждая, не то, хваля, хмыкнул молчавший до сих пор патриарх.
– А родители? – хитро прищурился я.
– Потому и просим тебя, великий государь, разрешить нам повенчаться!
– А коли не разрешу без родительского согласия?
– На то твоя царская воля, – твердо заявил Петр, – а только мне без нее жизнь не мила!
– Быть по-вашему, – улыбнулся я, после чего обернулся к Филарету. – Ну что, Владыка, осчастливим молодых? Церковь дает добро?
– Отчего же нет? – не стал артачиться глава церкви и на этот раз, после чего широко перекрестил молодых людей. – Во имя отца и сына и духа святого, благословляю вас, дети мои!
Глава 11
Бушевавший всю ночь ветер к утру немного утих, и перестал поднимать громадные волны, едва не утопившие казачьи струги, возвращавшиеся домой с богатой добычей. По-хорошему следовало пристать к берегу и, вытащив свои утлые суденышки переждать непогоду, да только земля вокруг чужая да неласковая. Неровен час, налетят крымцы, чтобы поквитаться с казаками за их набеги, и не увидишь тогда ни Тихого Дона, ни света белого.
Но господь на сей раз оказался милостив к христианскому воинству и не попустил погибнуть всем в морской пучине. И хотя из трех десятков стругов домой возвращалось лишь двадцать два, до Азова оставалось всего ничего. Пройти только пролив, называемый османами Таман-богаз [39], а там уж рукой подать.
– Весла на воду! – раздалась команда.
– Навались, коли деньги завелись! – весело крикнул пожилой уже казак по прозвищу Митька Лунь. – Ей богу, как раздуваним [40] добычу, пойду в кабак и целый месяц не выйду оттудова!
– А мне показалось, что ты ночью клялся, будто в монастырь уйдешь, если не потопнешь, – не без насмешки в голосе напомнил ему атаманивший в этом походе вместо так некстати захворавшего Родилова Исай Мартемьянов.
– И пойду, – не стал отпираться Лунь. – Токмо не теперь. Рано еще, не нагулялся!
– Ну и ладно, – усмехнулся Мартемьян, пристально оглядывая море и сходившиеся с двух сторон высокие берега Тамани и Крыма.
– Гляди, атаман, – с тревогой в голосе скал Мишка Татаринов, выбранный есаулом, после того, как отдал богу свою грешную душу прежний.
– Что там? – нахмурился Исай.
– Каторга турецкая! – ахнул кто-то из казаков, увидев непонятно как сюда попавший османский корабль.
– Да не одна! – воскликнул второй. – Смотрите вон еще…
– Эх, пропадем ни за грош…
– Погоди причитать, – прикрикнул на павшего духом казака Мишка. – Их шторм не меньше нашего потрепал!
Турецкие галеры и впрямь выглядели неказисто. С поломанными снастями и без признаков жизни на верхней палубе, они напоминали брошенные детьми игрушки. Однако скоро и на них разглядели казачьи струги, после чего забегали люди, затем в небо взметнулся дым от выстрела и на воду начали опускаться весла. К счастью, османам и впрямь было не до казаков и вместо того, чтобы преследовать своих извечных врагов, они, напротив, поспешили к берегу, чтобы иметь возможность укрыться от славящихся своею удалью и безрассудством гяуров.
– Эх, надо было их пощипать! – с сожалением заметил Лунь, налегая на весло.
– Ничто, на полбочки меньше выпьешь, – усмехнулся в усы его сосед.
К Азову они подошли только на следующий день, ближе к вечеру. Увидев возвращение казаков, с Каланчи ударила пушка, а на Покровской церкви, устроенной в бывшей мечети, зазвонил присланный из Москвы колокол. Не успели струги подойти к пристани, как там оказался почти весь город. В основном, конечно, не ходившие в поход казаки, во главе с войсковым атаманом, а также немногочисленное местное население, ну и конечно купцы.
– Здрав будь, батька, – с показным смирением поклонился Родилову его давний соперник Мартемьянов.
– Здравствуй, Исай, – отозвался тот, после чего оба атамана обнялись и перецеловались.
– Благополучно ли сходили?
– Слава богу, удачно. Пошарпали и татар и туретчину во славу божию. Взяли добычу и ясыря немало доставили.
– Потери большие?
– Нет, батька.
– Во имя отца и сына и духа святого! – загудел пришедший вместе со всеми на пристань отец Варфоломей, и все присутствующие дружно скинули шапки и принялись креститься.
Впрочем, благодарственный молебен надолго не затянулся. Бывший по слухам расстригой отец Варфоломей любил длинные застолья и короткие проповеди, и возможно поэтому был особенно любим своей паствой.
– Сам здоров-ли? – спросил Татаринов у атамана, после окончания церемонии.
– Бог весть, что за хворь ко мне прицепилась, – вздохнул тот. – Давеча лекарь-немчин смотрел, да и то ничего путного не сказал.
– Откуда к нам эдакую птицу принесло? – удивился Мишка.
– Царь прислал вместе с целым полком ратников.
– Ого! А я думаю, что это за люди в одинаковой сермяге?
– Они.
– Что-то я не упомню у московских стрельцов таких кафтанов.
– Да какое там! Государь пообещал всем татям и ворам прощение коли они к нам на помощь придут. Вот и набрал воинство. Вооружил, правда, справно. И припасов не пожалел. Зерна прислал, пороха, свинца, пушек.
– Хитер Иван Мекленбургский, – усмехнулся есаул. – Одним выстрелом двух зайцев!
– Намаемся чую мы с ними, – поморщился Родилов. – Мало нам свар меж запорожцами, низовыми и гультяями, так еще эти.
– Что, бузят чубатые?
– Уйти хотят, анафемы! – сплюнул войсковой атаман. – Говорят, что сам турецкий султан сюда придет с большим воинством, а потому не какого беса здесь ждать.
– А низовые [41]?
– Такие же песни поют. Через это что ни день, то драка с верховыми.
– Ладно, бог не выдаст, султан не съест. Завтра дуван начнем, потом гульба пойдет. Думаю, не до свар будет.
– Дай-то бог! – недоверчиво покачал головой Епифан.
– А кого царь воеводой прислал? – вдруг заинтересовался Татаринов. – Небось, боярина какого?
– Как бы не так. Помнишь дружка своего – стольника Панина, который немецких розмыслов привез, чтобы те ворота подорвали? Вот его полковым головой и назначили. Видать не жалко.
– Ишь ты! – усмехнулся Татаринов. – Эта добрая весть. Он вояка справный!
– Если соскучился, то вон он в сторонке стоит и волком смотрит, – кивнул в сторону полковника Епифан.
Едва вдали завиднелись знакомые стены Азовской крепости, Панин облегченно выдохнул и, истово перекрестился. А и то сказать, много пришлось трудов принять, чтобы без потерь довести караван до места.
Все дни, что огромная вереница стругов шла вниз по рекам, он без устали на легкой плоскодонке обходил растянувшийся без малого на полверсты караван, лично проверяя, крепко ли несут службу его солдаты, и нет ли какого урона и беспорядка. Каждый вечер высылал дозорный дощаник, чтобы выбрать место и разбить стоянку на одном из многочисленных островов или высокому мысу, самой природой защищенном почти со всех сторон от внезапной атаки степняков крутыми склонами и рекой. Ставили рогатки и сторожу, разбивали лагерь, варили кулеш и кашу на весь полк.