Понаехали! (СИ) - Поздняк Таша. Страница 2

Что же делать?

Думай, Лика. Думай…

Я для него всего лишь игрушка, которой ты всё никак наиграться не можешь.

Что же делать? думай, Лика!

Я и думала всю дорогу, пока ехала от Тюмени (тогда я тоже в этот же город угнала, может теперь он не догадается искать меня в этом же месте, ищет, конечно, не он, а его верные друзья из органов и ещё каких-то не приятных структур). Дорога выпала на ночь. За стеклами темным темно и я еду в город, который для меня не чужой, но рядом с этим человеком мне не будет там покоя.

Зачем он меня ищет и находит!?! Зачем я ему? Сам говорит, что у меня характера нет, что я ребенок. Так возьми барышню постарше кто же мешает!? Черт!

Не воспринимает мои слова всерьез.

Считает, что "его девочка" капризничает! Покапризничаю и успокоюсь — А фигу, уже не успокоюсь!

Пытался поцеловать — не далась. Даже треснула по его наглой роже. Не рассердился, принялся обнимать и говорить, что он скучал. Больной он. На всю голову! Закинул мою сумку в багажник. Открыл дверь перед мной, хотел, что бы села рядом с ним. Обойдется! Поскулил, поскулил и смирился, что я села за ним. Не хочу, чтобы он меня трогал больше. У меня мурашки от него. Неприятен он мне.

Ни мужчины, ни человека я в нем не вижу, а существо, мешающие жить.

Не станет у нас ничего как прежде. Не станет! Знаю.

Сначала, относиться ко мне, как к предмету: не замечает, оскорбляет. Даже в квартире запирал — да какое он на это право имеет???! Муж. Да муж — объелся груш. Теперь понимаю, когда таких травят! До этого не дойдет.

Приедет со своей работки — запрусь в своей комнате.

Приволок тогда мне большого белого медведя — подлизывается. У него опять ко мне ангельская любовь. Жаль ненадолго. Ведь знаю! бесит он меня.

Мишка классный — но детям в приюте он нужней. Тогда собрала все свои игрушки подаренные им и отвезла в инернат. Взрослеть так взрослеть!

И вот месяца не прошло, а я снова сбежала.

А теперь спать. Завтра жильё искать.

18 августа

Катя

Уже три недели прожила в Тюмени. Первую ночь я провела на вокзале. Сидела в раздумьях. Здесь я никому не нужна, как и много лет назад в приюте. Нянечек на всех не хватало, да и любить они нас не любили, отстоят свою смену и уходят… некоторые плакали, глядя на нас, таких крох…

Мне было 8 лет, когда меня забрали в семью. Моя жизнь ожила. Точнее я. Мама Люда и папа Валера — они самые лучшие люди на свете! Никогда не обращались со мной, как с чужой. Никогда. Только старые соседки шептались мне в спину «приёмная». Как то раньше не обращала внимания на этих старух, но когда появился у папы с мамой Артёмка — мне стало больно. Отношение родителей ко мне не поменялось. Отец никогда на меня руку не поднимал. Мама голос не повышала. И я старалась, как могла: училась хорошо, в школе со мной никаких проблем. Не считая одного случая, когда в 8 классе однокласснику Ваське чуть не выбила глаз, за то что:

— Чего ты выделываешься? Думаешь, приёмышу в этой жизни светят принцы на белых конях? — и полез ко мне под юбку.

Этот пацан всегда меня доставал, пока меня родители не отдали в спортивную секцию бокса. Я сама её выбрала, конечно, не планировала стать боксеркой и выступать на рингах, тогда на моё удивление родители поддержали мою идею, мол, что бы девочка была в форме и могла за себя постоять, да и выплеск энергии.

Я и выплеснула! Васька сам виноват, знал же и все парни знали, что нельзя меня трогать, а тем более лапать! Ваську отвезли в больницу, потом в школе он появился вполне со здоровым глазом и до самого выпускного ко мне не подходил больше. Помню, как его родители закатили скандал моим.

— Дурная кровь, дурная кровь у вашей девчонки!! И зачем вы её только взяли?! — кричали они у нас на лестничной клетке. Больше я ничего не услышала, потому что папа закрыл дверь. Мама находилась рядом со мной, обнимала меня за плечи. Тогда да, я испугалась, что они вернут меня в дом ненужных детей. Они этого не сделали. Папа зашел в квартиру и только произнес спокойно:

— Какие танцы тебе нравятся, дочка? Есть же наверно какие-нибудь современные, — он улыбнулся, а я ему.

— Только не гоу-гоу, — засмеялась мама.

Они всегда находили компромисс. С боксом распрощалась и не жалела, треснуть как надо я и так уже умела. Стала ходить на восточные танцы. И на выпускном станцевала так, что одноклассники обомлели. И платье у меня было не обычное: расшитое позолотой на серебряной ткани. Нет, я не пришла на выпускной с открытым животом, хотя могла бы, ведь одноклассницы откровенно оголили свои ножки. У меня брюки соединялись в юбку. На голове сказочная восточная прическа. С макияжем и с прической мне мама помогала.

У меня с собой фотография, где я и родители на фоне школы. Артемка тогда еще был в животе мамы. Он в июле родился. Я успела потаскать его на руках, пеленала, кормила и ночью пару раз вставала, когда он орал. Шумный мальчишка.

Когда я только узнала, что мама беременна во мне начало щелкать, что пора мне из их гнездышка. Лишней буду.

Три недели прошло я им звоню каждые выходные, говорю, что всё хорошо, что живу у подруги по переписке. Мама плачет, говорит, что нельзя было так срываться.

— Мы же боимся за тебя.

Я им верю.

Но отнимать родителей у их родного сына не буду. Они мне и так подарили 10 счастливых лет.

Они не богачи. Просто мама умеет правильно составить семейный бюджет, а те деньги, которые выделяет на меня государство, пусть будут у них, тем более я и так им должна.

Повезет: буду учиться и работать, если нет, то только работать, — так я думала, когда находилась первую ночь на вокзале.

Мне не повезло — я не прошла на бюджет в институт педагогики и психологии, не хватило баллов, а моя медаль серебряная, да кому она нужна? И не у подруги вовсе я живу. Я два дня потратила, что бы найти себе крышу над головой. Не спала толком ночью, а днем стояла у торгового центра Колумб и раздавала листовки, дремля на ходу.

Зачем огорчать родителей. Они не должны знать про ночь на вокзале, про ночь в ночном клубе и ночь в подъезде, как последняя бомжара. Сейчас мне это смешно вспоминать. Только на лестнице в подъезде мне было куда лучше, чем в ночном клубе. Сама удивляюсь, как меня пропустили в клуб не накрашенную, в кедах, да еще с большой сумкой. И как я сразу не почувствовала подвоха, пропустили, вход бесплатный. Забилась в уголок диванчика. Подлетел официант.

— Я не буду пока ничего заказывать.

Официант улетучился и снова вернулся со стаканом минералки.

— За счет заведения.

Я сидела, разглядывала публику, за столиком из девичьей компании, раздавался то и дело громкий смех. Яркие девицы при деньгах и явно не голодали. В желудке моём урчало. Я пивнула минералки. Деньги у меня есть, могла заказать хотя бы ту же картошку-фри. Надо перетерпеть! Найти крышу.

Я тогда чуть не нашла «крышу». Ко мне подсело два молодых парня.

— Скучаешь?

Я отрицательно кивнула головой. Не хотелось мне разговаривать, только спать и покушать.

— Может, станцуешь? — вдруг спросил красавчик.

Моей сумки рядом со мной уже не было.

— Потеряла свою «сумочку»? — усмехнулся другой.

— А хочешь, мы её тебе вернем?

Скоты! Конечно, хотела: в ней мои документы, все деньги!!

Я вскочила.

— Куда ты? — парень взял меня за запястье.

Я бы справилась с одним из них. Увы, их двое. Потом ещё один подошел:

— Он хочет с ней поговорить.

Один парень прижал меня к себе, как будто я его. Окружающие ничего не замечали, да и какое им дело до девчонки-провинцалки. Эти лбы сразу всё поняли по мне.

Одернули шторку, и я оказалась в светлой комнате. Немолодой мужик, с залысиной, без пуза, сидел в кресле и смотрел на экраны мониторов на танцпол, диванчики, вход бара. Перед ним стояла расстегнутая сумка.

— Давно в наших краях, Евдохина Екатерина? — мужик держал в своих руках мой паспорт.