Виновник завтрашнего дня (СИ) - Александер Арина. Страница 25

Постепенно разговор перешел на политику, экономику, как внешнюю так и внутреннюю. Ангелина Олеговна, чтоб её… докопалась до Лёшки, пытаясь разведать, есть ли у него семья, живы ли родители, братья, сестры. Он вежливо и одновременно уклончиво отвечал на посыпавшиеся вопросы, желая избежать распространения никому не нужной информации. Да, есть мать, сестра. Живут далеко. Что ёще… да в целом больше и ничего.

— Семья — это хорошо, — одобрительно улыбнулся Павел Олегович, наблюдая за всеми. — Когда есть семья — мы сильны и непобедимы. Человек без корней — безликая масса. Нет смысла жизни. И пускай порой мы теряем частичку себя, но жизнь на этом не останавливается. А знаете почему? Потому что есть ростки. В семье один за всех и все за одного… Так ведь, Влада?

— А? — очнулась, подняв голову. Практически все смотрели в мою сторону. Все, кроме Вики. Она, пользуясь случаем, открыто изучала Лёшку. Делала то, что и в помине не должна была делать. — Да, Павел Олегович, — нашлась с ответом, и так гадко стало на душе, так пусто, одиноко, что ничего перед собой не видела, кроме всплывшего в памяти воспоминания: я, детсадовка сопливая, стою под окнами квартиры и за вафельный батончик караулю появление мамы. Было уговорено, что, если она появится на горизонте, я брошу камешек в окошко, предупреждая об опасности, пока они там… чёрт, лучше не углубляться. Только… поздно. Вспомнилось, как каждый раз после таких вот уединений Лёшка трепал меня по щеке, лохматил волосы, приговаривая, что я самая надежная хранительница секретов. А я, дурында, цвела и пахла, доверчиво заглядывая в самые красивые в мире глаза.

Всё, дошла до предела. Сил на показное равнодушие больше не осталось. В глазах темнота. То ли от нервного перенапряжения, то ли от упадка сил.

— Извините, — поднялась, слегка пошатнувшись. — Я поднимусь к себе. Спасибо за вечер.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенный голос Олега заставил улыбнуться с огромной натяжкой.

— Да, всё хорошо.

— А тост? — вмешалась Вика, постукав краешком вилки о высокий бокал. — Мы собрались ведь не просто так.

Разве?

— С тебя пожелание, сестрёнка, — пристала, насмехаясь. — Давай, не стесняйся, продемонстрируй нам что-нибудь эдакое, незабываемое.

Честно? В тот момент все мысли бросились врассыпную. Да, я остра на язык, когда надо. Умею заковыристо ответить и завуалировано послать, но сейчас стояла и клипала глазами, подыскивая соответствующий текст.

Все ждали ответа. И он тоже. В какой-то миг я вскинула подбородок и с вызовом посмотрела на него. На этот раз в его глазах заиграл интерес. Я даже могла поклясться, что смогла различить подбадривающий, едва уловимый кивок.

Как же такая мелочь придала мне сил — не передать словами.

Подняв бокал, повернулась к Скибинскому и, нацепив на лицо дежурную улыбку, озвучила краткую версию полюбившегося со школьных времен стихотворения.

— Дай бог слепцам глаза вернуть и спины выпрямить горбатым. Дай бог быть богом хоть чуть-чуть, но быть нельзя чуть-чуть распятым. Дай бог не вляпаться во власть и не геройствовать подложно, и быть богатым — но не красть, конечно, если так возможно. Дай бог быть тертым калачом, не сожранным ничьею шайкой, ни жертвой быть, ни палачом, ни барином, ни попрошайкой. Дай бог всего, всего, всего и сразу всем — чтоб не обидно… Дай бог всего, но лишь того, за что потом не станет стыдно. [1]

Мда… никто не ожидал подобного. Все сидели с выражением не то осуждения, не то глубокой задумчивости. Один лишь Лёшка, впервые за весь вечер, открыто улыбнулся, подняв большой палец вверх.

Не помню, как оказалась в комнате. Помню только, как бешено стучало сердце, стоило прижаться разгоряченным лбом к прохладному окну.

Как же больно ранила его отстраненность и как возносила в облака элементарная улыбка. Хотелось показать, что я не пустоголовая мажорка, а всё та же прежняя Ладка. Что не смотря на прошедшие годы, ни капельки не изменилась. Я всё с той же жадностью ловлю каждый его вздох, каждое слово. Замираю от мимолетного взгляда и искренне надеюсь, что когда-нибудь на меня посмотрят с той же любовью, с которой я смотрю в ответ.

Долго сидела на подоконнике, всматриваясь в ночь, и не сразу заметила мелькнувший между деревьями силуэт. Приглядевшись, тихо охнула, узнав в нем Лёшку. Он прогуливался по мощеной дорожке, мелькая во тьме ярким кончиком сигареты, и периодически запрокидывал голову, рассматривая звёздное небо.

Какой же он всё-таки… Мой… Родной… Буквально приклеилась к стеклу, пожирая глазами широкий разворот мощных плеч и длинные спортивные ноги.

Как же здорово, что Павел Олегович поселил его в гостевом домике. Это увеличило мои шансы исправить первое впечатление и сделать всё возможное, чтобы обратить на себя внимание.

— Всё равно ты будешь моим, — пообещала пылко, поглаживая сквозь стекло мужскую фигуру. — Вот увидишь. Ты просто ещё не знаешь, насколько сильно я люблю тебя…

[1] стихотворение Евгения Евтушенко "Дай Бог"

Глава 7

— Ну ты, Некрасова, и дае-е-ешь, — протянула обалдело Чистюхина, нанизывая на вилку кусочек пирожного. Мы сидели в студенческой кафешке и обсуждали мою «прибабахнутую любовь». — Влюбиться в старпера — это ж надо додуматься. Да вокруг тебя парней — хоть отбавляй. Выбирай любого.

— Да тише, ты, — зашипела, оглянувшись по сторонам. — Чего орешь, как ненормальная?

Тася поперхнулась и зашлась кашлем, насмешливо тыча в меня пальцем. Я обижено размазывала по тарелке крем-брюле, не соглашаясь с определением «старпер». Ещё чего. Да мужчины в таком возрасте… эм… как его… в самом соку, о! Что мне взять с одногодок, если я по уши втрескана в Гончарова? Пофиг на разницу в возрасте. Если любишь — разделяющие года не помеха.

— Я ненормальная? — прокашлялась Тася и подалась ко мне через круглый столик. — Я?! А кто тут у нас влюбился в фотографию? Это ж надо додуматься…

— Ничего подобного, — начала оправдываться, жалея об излишней болтливости. Но меня тоже можно понять! Я нуждалась в откровении и надеялась на понимание с сочувствием, но никак не на стёб. — Я его, знаешь, со скольких лет люблю?

— И со скольких же? — сощурилась, раздражая ещё больше. Так бы и треснула по башке.

— С пяти!

— Ох, ничё себе! Тогда да, это любовь, конечно. Потом он уехал, а ты, как в бразильском сериале, мечтала о нем все дни напролет, — рассмеялась Таська, продолжая прикалываться. — А затем, в один прекрасный день, увидела его фотографии и потекла, да?

— Ну, допустим, — согласилась, ничуть не обижаясь. Если что, такое общение у нас в порядке вещей.

— А он всё не едет и не едет… а ты извелась, бедняжка, измучилась.

— Коза, — рассмеялась, качая головой.

— Ну, а что, Лад? — вздохнула Тася, поднимаясь со стула. — Ладно, возраст, я всё понимаю, но… — взяла меня под руку, направляясь к выходу, — где его искать-то теперь? Это ненормально — любить вот так, на расстоянии. Так вся жизнь пройдет мимо, а ты так и состаришься целкой. Ты хотя бы номер его пробей у Машки, — сокрушалась искренне, и я, наконец, увидела в её глазах долгожданное участие.

Что же, вот и наступил момент истины. Я ведь не сказала самого главного.

— Тась, тут такое дело… — потащила её к ближайшему окну, наплевав на пару, — Лёшка сейчас со мной… то есть, — треснула себя по лбу, заметив, как Тася непонимающе округлила глаза. — Короче, это он приводил меня в чувство у тебя дома.

Чистюхина оцепенела, беззвучно матерясь. Мимо нас спешили на лекцию студенты, а мы так и стояли у окна, не сводя друг с друга глаз.

— Ты хочешь сказать, что тот… что он…

Я улыбнулась с её реакции. Да, есть от чего потерять дар речи. По глазам её блядским видела, что не смотря на жуткий бодун сумела таки разглядеть Гончарова как следует.

— Угу. Он и есть.

— И что? — просипела, и схватив меня за локоть, потащила в туалет. Ясно, на последнюю пару Тася точно не собиралась. — Намекнула, что к чему?