Чаша отравы (СИ) - Герасимов Игорь Владимирович. Страница 51

Или даже не снимать жилье. Найти кого-нибудь... Тут нормальных, не ушибленных на голову женщин наверняка чаще можно встретить, чем в России. Только бы на змагарку не нарваться, но это сразу при знакомстве надо выяснять. Вот, например, эта... блондинка... через столик сидит. Тоже одна. На вид лет тридцать пять. Уже несколько раз взглядом пересекались, и смотрит вроде так, что, скорее всего, не отказалась бы познакомиться и поболтать. В принципе, вполне нормальное время и место, если мужчина и женщина оба одни... Откровенным бабником Иван, конечно, не был, но и особых проблем с женщинами не испытывал — когда действительно хотел, то сходился. Как правило, ненадолго, но это и неважно. За одним исключением — одиннадцать лет назад... Сейчас бывшая жена, оказавшаяся человеком крайне приземленным, насквозь пораженным мещанством, живет в городе на Неве, со своим новым мужем. Соответственно, у десятилетней дочери Ивана — новый отец. Фамилия, правда, первоначальная осталась — Смирнова. Папа ни о чем, кроме как о семье, знать не желает... как, собственно, бывшая жена и хотела — и безуспешно от него, Ивана, добивалась... Эх... Нет, прямо сейчас — не до этого...

И вообще — в Москве, друзья, товарищи... Там вся жизнь прошла. Там и бороться надо, насколько возможно. Теперь вот и эту эксклюзивную информацию на флешке надо пристроить. Причем максимально грамотно и эффективно.

Хотя в любом случае и Белоруссия — тоже Родина, в точно такой же степени, как и Россия. Просто — другой край огромной единой отчизны. А что касается общественного строя и ценностей — то, конечно, гораздо более родная и близкая.

Сегодня так же прохладно, как и вчера, понял Иван, выйдя утром на балкон. А жаль, хотелось бы съездить отдохнуть на Заславское водохранилище — оно же «Минское море»... Иван усмехнулся... То самое, где креветок ловят, специально для России, вместо запрещенных там европейских.

Но, видимо, за креветками в другой раз...

Посетив музей истории Великой Отечественной войны, Смирнов направился пешком на северо-запад — по проспекту Победителей. Мимо Дворца Независимости, где располагается резиденция главы государства, через площадь Государственного Флага — и дальше, в район Дрозды, считающийся «элитным».

Впрочем, не такая уж тут небожительская «элита», судя по коттеджам — хорошим, добротным, но совершенно без всех этих безумных изысков, свойственных как российским, так и украинским «лучшим людям». Видимо, это и есть тот уровень, на который следует ориентироваться всем — когда наступит когда-нибудь коммунизм, материальное изобилие. Вот именно такой стандарт проживания должен быть у всех — а то, что сверх, уже заведомое статусное потребление, стремление к которому надо рассматривать как девиантное социальное поведение... Да, с одной стороны, у этих стандарт не тот, что у советских руководителей, довольствовавшихся скромными госдачами с пронумерованной мебелью. Но, с другой стороны, этот здешний уровень, наверное, уже достаточен для того, чтобы не жаждать свержения строя, не рисковать, не искать добра от добра. Не работать на эту гнилую цель массово изнутри аппарата, как это было в СССР... Вообще, конечно же, руководителями должны становиться люди бескорыстные, ориентированные на всеобщее благополучие. Но и аскетами быть, наверное, уже не столь обязательно, когда уровень производительных сил позволяет...

Побродив по этому поселку и по прилегающему живописному лесопарку, Иван сел на автобус, вышел в районе Октябрьской площади и повернул на проспект Независимости. У здания КГБ он снова, как и вчера, когда направлялся в центр от вокзала, замедлил ход. Снова нащупал флешку в кармане... А, может, зайти прямо сейчас в приемную, попросить кого-нибудь потолковее и поответственнее из начальства — и выложить всё начистоту?

То, что по российским законам это будет квалифицироваться как государственная измена, Ивана вообще не волновало, он даже над этим не задумывался. Российской Федерации, которая в лице ее нынешних верховных правителей зверски убила его отца, для него как государства не существовало, хотя у Ивана и был паспорт. Так что тут ничего, кроме классовой целесообразности, не было.

Но... он не знает тут вообще никого. Надо было, конечно, заблаговременно запастись контактами — через думских коммунистов хотя бы. Или через других левых. Хотя несистемные — скорее в оппозиции.

Так что неизвестно, будет ли такой шаг эффективным. И вообще, какие тут порядки в этом смысле? Не слишком ли сильно они в этом плане сотрудничают с «коллегами» из Москвы? Российскую технику и военных он же на параде вчера видел.

А что, если в китайское посольство здесь же, в Минске, отнести?

Тоже вариант.

Но опять же — насколько это им интересно? Наверняка они и так прекрасно знают о том, какие у «глобального центра» на них расклады. И на Россию применительно к ним. Просто новые доказательства? В любом случае, на публике это не всплывет. А надо ли это? Всё же нужно именно общественное мнение привлечь.

В любом случае, принимать решение еще рано. Время пока терпит...

После обеда Смирнов съездил на другую окраину города — на Восточное кладбище, где покоятся выдающиеся деятели республики. Положил четыре красных гвоздики на могилу Машерова. Долго стоял, склонив голову, перед надгробным памятником.

Скульптор передал в бюсте всё величие этого человека-глыбы, человека-легенды. Петр Миронович здесь словно вырастает из камня. Спокойно и без страха противостоит злому ветру, который задувает столь сильно, что отгибает воротник его пальто... Ветру губительных перемен?..

Солнце клонилось к закату. Иван поужинал и побрел дальше по улицам восточной части столицы. До поезда оставалось полтора часа, и надо было уже двигаться в направлении вокзала. Сверяясь с навигатором, Смирнов решил перебраться на другую сторону. Переход со светофором был не особо близко, но автомобилей практически нет. Тут вообще, в отличие от Москвы, машин мало...

Огляделся и перебежал. И тут, как из-под земли, перед ним очутилась машина с бело-синей расцветкой. Остановилась. Вышел милиционер, лет двадцати. Козырнул.

— Сержант патрульно-постовой службы Дашкевич, — скороговоркой представился страж правопорядка. — Вы почему здесь перебегаете? Вы видите, что переход вон там?

— Вижу... Простите, пожалуйста. На поезд спешу. Я из Москвы, приехал сюда первый раз в жизни на праздник. У вас замечательно...

— Да, россиянам тут нравится. Но ведь замечательно, наверное, оттого, что тут порядок у нас, и все его соблюдают. А у вас разве не так?

— Нет, у нас не так. Поэтому у вас и лучше, чем у нас.

— Ну, осторожнее надо, — видно, несколько смягчаясь, сказал сержант. — Так можно получить травму или погибнуть.

— Всё понимаю, признаю, что был неправ. Прошу прощения еще раз.

— Ладно, я вас предупреждаю. Будьте внимательны на дороге... Счастливого пути.

— Спасибо. С прошедшим вас! — с облегчением произнес Смирнов.

— Благодарю, и вас. Всего доброго.

Максим Дашкевич некоторое время смотрел вслед поспешно удаляющемуся россиянину — и сел обратно. Дал знак напарнику ехать дальше.

Раздался вибросигнал. В семейном чате писал отец, полковник КГБ:

«Прикиньте, на Дениса в Москве наехали вымогатели» — и ссылка на видео.

Вечером Денис Дашкевич возвращался с работы, из редакции «Первого российского ТВ». Дорога занимала около часа. По пути нужно было заехать за продуктами. Он припарковался и пошел в магазин. Выбрал то, что нужно, расплатился, забросил пакеты в багажник, открыл дверь, сел, накинул ремень.

Неожиданно отворилась правая передняя дверь, и в машину проскользнула девочка лет десяти-одиннадцати, вся в слезах. Одета в джинсы и курточку: несмотря на то, что была середина лета, погода стояла прохладная.