Пикантный аккорд для тихони (СИ) - Макова Глория. Страница 11

Сначала я нахмурилась. Парень был неисправим. Мышка, котенок… Кажется, теперь мне точно не сбежать от этого слетевшего с катушек рок-звезды.

А уже после обратила внимание на то, что говорил Лукьян, и увидела лужу разбавленной в воде краски под партой, на которую я как-раз поставила стаканчик с водой и кистями. Кажется, в университете стало на один старый стеклянный стакан меньше…

И на душе от этого вдруг стало тепло.

8. Даша

Со свистом выдохнула, выпуская из рук так и не пригодившийся мобильник, и наконец опустила голову на подушку. Экран мигнул, показав время — 20:30. С тех пор, как я покинула стены университета, телефон не издал и звука.

Не знаю, зачем я вообще сидела, как дура, и ждала звонка Лукьяна. Где были мои мозги, когда договаривалась с Лешей, чтобы он приютил у себя так понравившуюся ему Морси на пару дней? И какого черта часом ранее соврала своей родной матери, на минуточку самому близкому человеку на свете, о том, что у меня все в жизни хорошо?

Это же надо было — поверить на слово болвану, возомнившему себя пупом мира. Лучшим он хочет стать… Куда уж лучше? И без этого является лучшим вариантом из худших! Наверное сидит сейчас на своем очередном квартирнике и веселится с какой-нибудь красоткой…

Зажмурилась и потрясла головой, дабы выкинуть из головы навязчивые мысли о сладкоголосом музыканте, и вновь уставила в потолок. В квартире стояла непривычная тишина, и царил полнейший мрак, отчего мозг тут же начал подкидывать пугающие меня вот уже много лет образы взамен тем, что я пыталась позабыть… Те самые, которым давно пришла пора покинуть мою голову. Но одиночество, будь оно проклято, никогда не дает повода подумать о чем-то позитивное. В моем случае, по крайней мере.

Я провела ладонью вдоль бедра, где еще оставался застаревший шрам, как вечное напоминание о том, что произошло много-много лет назад, и с головой нырнула под одеяло.

Папа… Тогда, в последний день, когда я его видела, он так же, как и Лукьян обещал позвонить, когда уходил после очередного скандала с мамой…. И вместо этого заявился посреди ночи в мою комнату, разбудив меня, только-только нашедшую покой в сладком сне. Тогда я не придала значения тому, что его обычно сухие прохладные ладони были измазаны в чем-то теплом и вязком, когда хватали меня, невольно пачкая.

— Они не заберут тебя, — в каком-то безумном беззвучии шептали его губы. — Никогда не отнимут тебя у меня.

Сонная я тогда не обратила внимания и на эти слова, пока отец не подхватил меня на руки, вынося в заснеженную улицу, босую и в одной ночнушке.

— Папа, куда это мы? — быстро очнувшись на морозе, вопросила наивно.

Но отец не ответил, перейдя на бег.

— Где мамочка? — все больше вжимаясь в горячее тело своего отца, спрашивала тогда я.

И не получила в ответ ничего, кроме странных прерывистых всхлипов от тогда уже старого мужчины. Я была поздним ребенком в нашей семье. Оттого самым любимым и лелеемым. Но, видимо, судьба решила посмеяться надо мною, когда подкинула в отцы того, кто совершенно точно слетел с катушек.

Он притащил маленькую меня в сторожку склада, где какое-то время работал охранником. Достал откуда-то теплую форменную куртку и укрыл меня, после чего только включил светильник. И тогда я, маленькая, окоченевшая до кончиков волос, в ужасе отстранилась от мужчины, что по какой-то совершенной случайности был моим отцом. Его руки были в крови. В чертовой свежей крови!

Тогда я не смогла сдержать испуганный визга, отразившегося эхом от стен склада. Сейчас же, вспоминая все это, пришлось очень постараться, крепче сжав зубами краешек одеяла, чтобы не проронить ни звука, поскольку на мои крики могли сбежаться соседи.

Нормальные отцы всегда должны служить примером для своих дочерей. Теми, на кого они будут ровняться, когда станут искать вторую половинку. Единственными мужчинами, что никогда не предадут любовь своих девочек. Мою же предали тогда, более десяти лет назад, в неотапливаемой сторожке полузаброшенного склада. Дядечки милиционеры приехали многих позже, когда отец уже успел рассказать мне свою правду, не давая совершить ни одной попытке к бегству.

Он пытался убить мою мать. Почему? Зачем? Днем ранее она по личной просьбе записала меня на региональный конкурс пения. Я так мечтала выйти наконец в свет, чтобы хоть кто-то, кроме родных, знал, чему я научилась. Мне так хотелось похвастаться своими достижениями… Но отец был против, поэтому когда узнал, пришел в ярость и ушел, громко хлопнув дверью. Мы с мамой думали, что ему нужно время, чтобы отойти. Но даже не представляли, что он потратит его на то, чтобы окончательно поехать крышей.

Перед моими глазами до сих возникали страшные картинки того, как отец расправляется с мамой… Конечно, они были выдуманы, ведь я даже в сознательном возрасте не просила ее рассказать мне подробности. И хорошо, что у отца ничего не получилось. Когда сторожку окружили милицейские машины, он не стал бежать, сказав мне напоследок те слова, что навсегда изменили мою жизнь:

— Если ты будешь петь, то только для меня. Ослушаешься, будь уверена, я узнаю твой голос из тысячи. Запомни: они никогда не заберут тебя у меня.

Но он ошибался. Меня вытащили из сторожки и посадили в теплый салон бобика. И если сначала я вырывалась и кричала, отчего и заработала свой шрам на бедре, по неосторожности наткнувшись на железную проволоку, что валялась буквально повсюду, то уже внутри машины меня настигло опустошение. Дядечки в форме то и дело пытались угостить теплым кофе, укутывая все сильнее. Но мне казалось тогда, что жизнь потеряла все краски, и нет смысла больше бороться. Я беззвучно хныкала, в страхе давя все свои всхлипы.

Однако все сложилось не так плохо. На радость хирургам, отец не был профессиональным мясником, и мама выжила. Три месяца я жила в доме тети Люды с Лешей, ни с кем не разговаривала. Потом меня забрала мама, что успела снять квартиру, продав наш старый дом. Мне повезло, что по профессии она была психотерапевтом. Именно ее усилиями я вновь начала разговаривать, но от панических атак, что приходили обычно по ночам, избавиться так и не вышло. Страх быть замеченной, услышанной — он сводил с ума. Когда мы переехали сюда, и мама нашла себе мужчину, мне удалось уверить ее в том, что я справлюсь с самостоятельной жизнью. Но кажется… Выходило у меня из рук вон плохо.

Нашла неприятности. Ввязалась в авантюру, связанную с музыкальной индустрией… Да, Лукьян сказал, что я должна буду только помочь ему написать песню, но вдруг он делает это, чтобы поиздеваться? Запишет видео, выложит в интернет и тогда… Отец обязательно узнает мой голос, и придет за мной. Он всегда выполнял свои обещания. Уверена, даже сидя в тюрьме, отец сумеет дотянуться до меня и до всех тех, кто мне дорог.

Страх звучал во мне подобно одной из тревожных мелодий, вызывая град мурашек по телу. С каждой секундой становилось труднее дышать, двигаться, даже просто моргать. Страх полз холодной струйкой пота за ворот домашней футболки, проникая под кожу и одаривая той самой первозданной жутью, что заставляет людей застывать в сонном параличе без возможности сделать хоть что-то.

Паническая атака пришла тогда, когда я меньше всего ее ждала. Спустя два года полнейшего спокойствия. Зря, наверное, я соврала маме, сказав, что все хорошо. Становилось только хуже.

Не знаю, сколько продлилось это состояние, но в какой-то момент раздался телефонный звонок. И меня отпустило. Вот так, за раз — страхи, сомнения и жгучая смесь воспоминаний и домыслов схлынули, оставляя после себя лишь обжигающую холодом пустоту.

Подрагивающей рукой я схватилась за откинутый ранее мобильник, как за последнюю спасательную ниточку, и, не глядя, нажала на кнопку принятия звонка.

— …Котенок, ты чего такая тихая? Снова под мышку косишь? — раздалось по ту сторону трубки после секундного молчания.

Этот голос. Почему-то только сейчас, в минуту особой чувствительности к любому раздражителю, я вдруг поняла, что у Лукьяна невероятно приятный успокаивающий голос. Сердце, до этого бьющееся в панике, вновь принялось подстраиваться под прежний, человеческий ритм, а шум исчезать из ушей под натиском пусть и насмешливых, но ласковых слов одного подхалима.