Пробуждение мёртвых богов (СИ) - Сороковик Алексей. Страница 42

Бумагу сейчас умели делать только в Китае и секрет её изготовления тщательно охранялся. Я же, хоть и знал о существовании бумаги, мог сказать только то, что она производится из дерева. А нужна была технология производства. И только что мой купец сообщил мне, что привез с собой специалиста по этому материалу.

Мозг заработал мгновенно.

– Кто ещё знает про него? – спросил я.

– Про китайца – экипаж корабля, про мастера китайского папируса – больше никто, – Квинтий быстро сообразил к чему я клоню. Сообразительный мужик!

– Мне кажется, что незачем распускать слух об этом. Информация ведь тоже товар, – я открыл ящик письменного стола, достал оттуда два мешочка с драгоценностями, приготовленными для дачи взяток. Подойдя к Квинтию, вручил ему оба.

– Никто, – произнёс я, – ещё раз повторяю, никто не должен знать о том, что ты только что рассказал мне. Кто будет спрашивать, скажи, что некий китайский вельможа заплатил за то, чтобы ты подбросил его сюда. Этим объяснится его присутствие на корабле и резкий уход с маршрута. Заодно оправдаешь получение драгоценностей. Если посчитаешь нужным – можешь поделиться с кем надо, но старайся не показывать что скрываешь что-то. Если за ближайшие полгода информация нигде не всплывёт, считай что повышение у тебя в кармане. Мы поняли друг друга?

Купец учтиво поклонился.

– Будьте уверены, господин, никто ничего не заподозрит.

– Вот и отлично, а теперь веди меня к нему.

Мы направились в отдельно стоявшее здание, оборудованное специально в качестве места, где купцы, работавшие на меня, могли разместиться и отдохнуть.

– Как твой китайский? – спросил я по дороге.

Квинтий слегка помялся.

– Относительно. Вести простой торговый диалог могу, вроде пока удаётся.

– Сколько мне говорить вам, – я назидательно погрозил пальцем, – практикуйтесь в языке, хоть парочку китайцев для этого на содержание возьмите, хоть китаянок. Я оплачу расходы, но мне нужно, чтобы вы хорошо говорили на этом языке и понимали его.

Купец что-то пробормотал в своё оправдание и развёл руками. Ладно, этот сейчас молодец, но надо будет потом заняться ими.

– Перевести сможешь сейчас, я надеюсь?

– Постараюсь, – он кивнул головой, – по крайней мере, общую суть передам.

Китайский мастер ожидал нас в гостиной. Я ожидал увидеть степенного мужчину среднего, или пожилого возраста, вероятно за чашкой чая, который непременно станет говорить со мной загадками, однако реальность оказалась куда банальнее. В гостиной сидел совсем юный китаец, лет 20–25 на вид, который неуверенно прижимал к себе очень хорошенькую девушку, выглядящую ещё более юной, чем он. Оба смотрели на меня испуганно. Вот тебе и великий мастер китайского папируса. Квинтий балбес. И даже не знаю, что хуже: то, что он и правда так легко дал обвести себя, или то, что он мог выдумать историю ради награды, которую я только что вручил ему.

– Ты сейчас издеваешься? – я повернулся к купцу, который глядел на меня выпучив глаза, – это по-твоему мастер по изготовлению одного из самых секретных материалов в мире?

– Но он показал мне образцы…

– Которые сам сделал?

– А что, он должен был мне прямо там изготовить его?

Я перевёл взгляд на китайца, который испуганно наблюдал за нашей перепалкой. Ладно, устраивать здесь разборки смысла нет, попробую разобраться со всем по порядку.

– Пусть расскажет, кто такой и как так вышло, что он стал мастером в столь юном возрасте.

Квинтий, всё ещё пыхтя от недовольства, принялся переводить мой вопрос. Китаец в ответ заговорил часто и торопливо, активно жестикулируя руками.

– Говорит, что не понимает, что мы от него хотим и почему не доставим к императору.

– Ишь какой, – прошипел я, – объясни ему что я – ректор этих земель, и ты работаешь на меня. И что сейчас я решаю, попадёт он к императору или нет. И для начала я хочу убедиться, что он действительно тот, за кого себя выдает.

Они что-то обсудили между собой, после чего китаец полез в сумку, вытащил слегка помятый свёрток бумаги, положил на стол. Я подошёл и аккуратно пощупал материал. Да, конечно, до качества той бумаги, которую знаю я, ещё далеко, но это, безусловно, была она. Что, тем не менее, никак не отвечало на мой вопрос. Я вытащил нож и положил на стол рядом с бумагой.

– Переводи, – бросил я Квинтию, – скажи, этот нож убедил тебя в том, что я – мастер оружейник? Или он сказал тебе лишь о том, что я вооружён? Как наличие у тебя этого свёртка, убедит меня в том, что ты способен изготовить такой же?

В этот раз Квинтий переводил долго, подбирая слова и, вероятно, перестраивая предложения. Зараза, весь колорит испортит ведь!

Китаец переводил взгляд с Квинтия на меня, затем обратно, словно что-то взвешивая в своей голове, а когда купец закончил говорить, обратился напрямую ко мне. Я ни слова не понял из сказанного, но мне было ясно, что говорит он сейчас искренне. Квинтий, тем временем, несколько раз успел смениться в лице. Сказанное определённо являлось новостью для него.

– Его зовут Гао Чжимин, – начал купец, когда юный китаец замолчал, – он из семьи бедного чиновника, трудившегося при дворе императора. Несмотря на кажущуюся близость к священной особе, его отец являлся лишь скромным работником канцелярии. Однако именно это помогло Чжимину однажды стать помощником одного из мастеров, трудящихся над изготовлением бумаги. Как я понимаю, его обязанности были просты и к самому процессу совершенно не имели отношения, однако Гао Чжимин оказался толковым и сообразительным малым, который быстро начал ухватывать суть.

Это заприметили старые мастера, и постепенно список поручений от них расширялся, позволяя юноше узнавать всё новые детали. Таким образом, со временем, ему удалось стать подмастерьем, где он и познакомился полностью со всем технологическим процессом. Всё было бы хорошо, если бы не два недостатка господина Гао. Во-первых, он везде влезал со своим мнением, чем настроил против себя некоторых особо мнительных мастеров. А во-вторых, его угораздило влюбиться в девушку по имени Ляо Мэйлинь, род которой по значимости уступает лишь императорскому. И самое страшное то, что она также ответила взаимностью.

– Конечно, им ничего не светило, – продолжил купец, – однако молодость и глупость сыграли свою роль. Они вдвоём сбежали под покровом ночи, пробрались в порт, где и встретили меня. Господин, осмелюсь сказать своё мнение, но мы совершим огромную ошибку, если укроем их у себя. Клянусь, я не знал этой истории, когда согласился им помочь, но если в столице пронюхают о том, что вы укрываете у себя этих беглецов, то самое лёгкое что нам грозит, это выдача последних и полный запрет на любую торговлю в их стране. Мы не можем так рисковать.

– Квинтий, за сохранность данной информации ты лично отвечаешь головой. И мне плевать какими средствами ты это обеспечишь. С этого момента ты прекращаешь экспедиции и переходишь под личное руководство моей жены. Считай себя её первым помощником.

– Вот, значит, какова благодарность, – пробурчал купец.

– Квинтий, друг мой, – я устало вздохнул, – ты понимаешь, что сейчас на кону? Если ты вновь заявишься в Китай, там непременно тебя, как и прочих торговцев, станут допрашивать. И даже если тебя там никто не видел, не факт, что ты не выдашь себя случайно. А я больше скажу, думаю, что кто-то уже проболтался о том, что ты принял на борт китайца. Так что позволь мне самому уладить эти вопросы. И если ты считаешь место по правую руку от моей супруги, контролирующей всю торговлю Средиземноморья, недостойным наказанием, то это звучит уже как личное оскорбление.

Квинтий стушевался, он понял, что погорячился и сейчас явно сожалел о сказанном.

– Да и обо мне ты тоже невысокого мнения, как я погляжу, если считаешь меня тем, кто станет обижать человека, который мало того, что оказал мне услугу, но и знает достаточно, чтобы создать мне определённые сложности. Так что к нашей обоюдной выгоде мы подыщем тебе лучшее назначение. Да, с Китаем тебе придётся попрощаться, по крайней мере пока, тут ничего не поделаешь. Однако я прослежу за тем, чтобы ты не пожалел о своём решении помочь мне.