Пробуждение мёртвых богов (СИ) - Сороковик Алексей. Страница 58

Теперь я дал условный сигнал своему главному осведомителю, Феликсу. Он не заставил себя долго ждать, и на следующий вечер, когда я, завершив тяжёлый и хлопотный день, вернулся домой, и собрался отдохнуть, явился ко мне домой. Мы встречались так, чтобы его никто не видел, а днём у меня в кабинете всегда слишком людно.

– Салют тебе, Феликс!

– Радуйся, ректор Алексиос! Хотя поводов для радости мало.

– Что-то случилось?

– Пока ещё нет, ректор, но, боюсь, что скоро случится.

– Рассказывай всё подробно, – от этого вступления у меня заныло под ложечкой, – ты голоден?

– Да, клянусь Юпитером, как сейчас следует говорить, – усмехнулся разведчик, – поесть не помешает.

Я приказал слуге принести мяса и вина, а тем временем Феликс начал свой рассказ.

– Как только вы уехали, жрецы стали разговаривать с нами совсем по-другому. Если раньше больше времени уделялось ремеслу, то теперь в основном стали говорить о Древних богах. Если раньше о христианстве молчали, то теперь стали насмехаться над ним, если раньше говорили, что ректор Сардинии даёт вам возможность жить и работать, то теперь всё добро стали приписывать молитвам на алтарях Древних. Да-да, появились алтари, стали проводиться языческие обряды, на которых жрецы молятся своим богам, прося их о помощи, и совершенно игнорируя ректора. А вот люди потом сами начинают роптать, шептаться, а затем и говорить вслух, что руководство провинцией заморочено христианскими пустословами, ничего не делает полезного, ректор вообще сбежал. Всё хорошее и полезное идёт только от Древних богов и их служителей.

– И поэтому пора сбросить ненавистное иго, и взять власть в свои руки, так?

– Нет, – покачал головой Феликс, – пока такие речи не произносятся. Но мне кажется, что это вопрос времени.

– Когда кажется… – я вовремя остановился, – сплюнуть надо через плечо! Не произносят крамолу и ладно. А что слышно в доме главного жреца? У тебя ведь есть там свои люди.

– Конечно есть, ректор. Там ничего особенного не происходит, да и сам жрец ни в чём не замечен. – Феликс помолчал, и добавил. – Скользкий он, конечно, этот Базарган, но пока против него ничего нет, абсолютно.

Мы поговорили ещё немного, я отпустил Феликса, выдав ему денег – и на текущие расходы, и в качестве награды. Нельзя сказать, что его доклад произвёл на меня особо гнетущее впечатление. Ведь поругать начальство или правительство, это – обычная народная забава, что в России, что в Риме. Что в пятом, что в двадцать первом веке! Но при этом, в самой глубине души ворочались нехорошие предчувствия.

А что касается Базаргана… Или старый интриган действительно не при делах, во что поверить трудно, или, что вероятнее, слишком хорошо маскируется.

Через пару дней пришёл с докладом Порций: он выяснил, что на острове имеется четыре христианских монастыря. Чтоб не терять времени, он поехал в один из них, а в остальные послал помощников. В результате допросов настоятелей, выяснилось, что в двух монастырях новых послушников не принимали уже полгода, в одном был приём троих в последний месяц, в другом – приняли одного.

Порций и его помощники осмотрели этих послушников и однозначно выяснили, что никто из них пропавшим Марком Юлием быть не может – трое были совсем юношами, а один – древним стариком.

Я поделился с ним своими сомнениями: не могли ли настоятели скрывать информацию? Тот покачал головой, отвергая такую возможность, но пояснил, что это нам ничего не даёт: ведь тот мог уехать с острова на материк Империи, где этих монастырей как зёрен в колосе.

Итак, этот вопрос тоже пришлось закрыть. Честно говоря, я быстро сбросил этот груз: другие проблемы волновали гораздо больше, а новый начальник охраны меня вполне устраивал, и я отложил поиски предыдущего. Ну, мало ли, вдруг просветление произошло у человека, уверовал реально, решил уйти от мирской жизни. А чтобы мы его не нашли, специально выбрал отдалённое место.…

Но на душе было неспокойно. Один уверовал, другому башку проломили, деньги исчезли. Жрецы на местах катят бочку, старый жрец прикидывается ягнёнком. Похоже, что назревает какая-то катастрофа. А что делать, чтоб её избежать – непонятно!

Вечером Марина отказалась от ужина, сидела нахохленная и раздражительная. Потом ей стало плохо, её просто выворачивало наизнанку в приступах тошноты. Пришёл лекарь, осмотрел её, и «успокоил» меня:

– С вашей женой всё в порядке, это не отравление. Просто она беременна.

– Как это? – тупо спросил я.

– Как это обычно бывает с замужними женщинами, – улыбнулся лекарь.

*Попина – дешёвая забегаловка с подачей вина. Кабак, таверна

ГЛАВА XXI. ДРУЗЬЯ И ВРАГИ

Следующие полгода я методично разгребал все накопившиеся дела. Поразительно: стоило мне оставить провинцию на совсем короткое время, как всё пошло наперекосяк. Крупные проблемы, вроде пропавших денег, или начальника стражи больше не всплывали, однако я догадывался, что их могли просто хорошо скрывать. В любом случае сейчас я, погружённый в дела и занятый своей беременной женой, никак не мог уделить этому достаточно внимания.

Через некоторое время стали приходить тревожные новости с материка. Вскоре после битвы на Каталаунских полях, Аттила отступил на север, тем самым, убедив всех в том, что угроза от него прошла. Пока Аэций наводил порядки в Галлии, вождь гуннов за зиму обогнул Альпы и уже на следующий год вторгся в никем не защищённую Италию. Один за другим разрушил несколько крупных городов, после чего отправил войско в столицу Империи – город Медиолан*. Там он захватил спешно покинутый императором дворец и учинил совершенно варварские бесчинства, уводя римлян в плен и разоряя виллы богатых жителей.

Как следовало из докладов, к нему даже выдвинулся на переговоры римский Папа Лев I, который, в отличие от императора Валентиниана, не побоялся встретиться лично с гуннским предводителем, прося его оставить Италию в покое и отпустить римских граждан.

Не знаю, что помогло больше: вмешательство Папы, тот факт, что Аэций своими оставшимися силами принялся бить по гуннским тылам, или чума, ударившая по кочевникам, но вскоре Аттила покинул столицу. Сам Аэций, как говорят, получил подкрепление от императора Восточной империи Маркиана и теперь старался выжать гуннов с территории страны.

Я же тем временем пытался навести порядок на своей территории, искренне надеясь, что Кастул с гвардией смогут вернуться домой невредимыми.

– Что, опять? – я тоскливо посмотрел на Иуста Аэлия, исполняющего должность начальника полиции.

– Опять, ректор, – Иуст посмотрел на меня с сожалением, – Устроила скандал из-за того, что какой-то заезжий легионер поднял её на смех, когда она рассказывала о своих военных подвигах. Хорошо, что мои ребята были недалеко, успокоили её.

– Каким образом успокоили? – мрачно спросил я. – Неужели кто-то смог её остановить силой?

– Что вы, ректор! Мы знаем, с кем имеем дело, – улыбнулся Аэлий, – нам просто удалось её уговорить.

– Где она сейчас?

– Ушла к себе в скверном настроении, но пока ведёт себя тихо.

– Хорошо, Иуст. Пострадавший воин претензий не предъявляет?

– Да вроде, нет. Он совершенно ошарашен тем, как его, боевого легионера, одолела женщина. Сейчас двое моих парней сидят с ним в попине, угощают вином и рассказывают о том, что за женщина его чуть не убила, – Иуст с трудом прятал улыбку.

– Ладно, пускай поят его и дальше, лишь бы он не поднимал скандала, – я протянул ему несколько серебряных монет, – отдай парням, пусть не жалеют вина, и проследи, чтоб легионер остался доволен и не поднимал шума. А ей скажи, что я хочу её видеть.

Оставшись один, я сжал виски ладонями, и медленно, с чувством, выругался по-русски. Несмотря на то, что в латинском лексиконе того времени было предостаточно горячих словечек, не уступающих русским, я в случаях эмоционального срыва, по привычке, бессознательно выдавал тирады на родном языке.