Легенда о белом бревне (СИ) - Лебедева Ива. Страница 46

«И откуда ты знаешь, что вообще означает выражение “юная девственница”?» — эту мысль он благоразумно не стал проговаривать вслух. И правильно сделал.

— Тр-р-р-рь… — печально поник листьями кустик.

— Совсем не знаешь? То есть вырос...ла из семечка, а других таких в округе уже не было? Ну, в целом возможно, если кто-то из твоих взрослых соплеменников немного опылился перед побегом… Шиматта!

Это он так отреагировал на новую пощечину.

— Теперь-то за что? Хватит уже! — рассердился Казуо. — Только древесной ханжи мне не хватало. Опыление — нормальный процесс у растений, понятно? Будешь драться, посажу у ручья и уйду! Сиди одна, застенчивая такая.

— Трь… шкрь… — поникла кусти… кустика… кустинка? Как вообще можно назвать женщину-куст?

— Ага, вся из себя бедненькая-несчастненькая, а как по морде лупить, так сразу куда что девается. Короче. Драться запрещено, понятно? Хочешь что-то сказать, говори сло… жестами, блин. Но без оплеух! Я тебе не муж, ты мне не африканская красотка с пятым размером.

— Шируру… — Листики на кусте совсем поникли.

— Нет, я не говорил, что ты некрасивая. Ты не так поняла… да что ж такое! Это только мне могло так повезти: куст и тот — баба! — удручился Казуо. — Ты самый красивый куст в мире, вот.

— Ш-ш-ш-ш-ш-ш!!! — вдруг вздернулась малявка, неожиданно вцепилась в леопардовый халат на плечах у Казуо и резко рванула в сторону, да с такой силой, что парень упал на бок. Хотел было возмутиться, но тут понял, что спутница из последних силенок прикрывает его растопыренными листьями, а сверху в кронах высоченных тропических деревьев что-то механически гудит и жужжит, как… вертолет?

По соседним зарослям скользнул конус рассеянного света. Казуо шестым чувством понял, что это какой-то сканер, наверняка настроенный на него. Ну или просто на нечто достаточно теплокровное и большое. Или вообще на ауру Оружия. Короче, в любом случае — «шиматта» по всем фронтам!

Конус явно двигался в сторону убежища, и вряд ли прошлогодняя листва вперемешку с жуками и гусеницами, в которую старательно и спешно закапывала их обоих девочка-кустинка, поможет от инопланетной техники обнаружения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Шршршрш-ш-ш! — Ходячая зелень старательно пригибала его голову к земле и угрожающе качала листьями на приближающуюся опасность. Вот соседний куст затрепетал, попав в поле действия сканера. Вот уже светящаяся полоса почти добралась до парня… скользнула по спасенной из плена кроссовке (хорошо, что их сняли с него заранее и поставили под кровать, а то бешеная баба и их порвала бы, как трусы). Вот поехала чуть выше по закопанной в сухой листве ноге…

Казуо затаил дыхание и внутренне приготовился сдаваться на своих условиях — только вместе с кустом. Он завороженно смотрел, как свет заиграл на миллионе радужных пылинок, прилипших к коже. Это что за иллюминация? С каких это пор он косплеит вампиров из «Сумерек»?! А… это кустинка же доела кубы со стола и опять оплевала его с головы до ног блестками. Черт, какие глупости лезут в голову перед поимкой… Щас его по этому сверканию и вычислят.

Глава 52

— Вжух! — Очередной сканер пролетел мимо, лениво пройдясь световым лучом по спокойно идущему по перелеску Казуо. По подсказке кустинки он сорвал несколько огромных листьев из местной безопасной флоры и соорудил себе что-то вроде широкополой шляпы. Хотя и без этого местная техника его просто не замечала. Леопардовое в местной флоре отлично маскировалось, но когда он добавил в костюм аутентичных ноток — самому понравилось. Прямо-таки стал сливаться с окружающей обстановкой. Заодно и от солнца прикрытие.

— Кто бы мог подумать, что вампирское сверкание из «Сумерек» придумали кусты на другой планете? — сказал он своей спутнице, проводив взглядом очередной сканероносец. — Отпадная, конечно, маскировка. Но я все равно чувствую себя идиотским Эдвардом, скрещенным с киношным Тарзаном в леопардовых труселях. Хорошо хоть, ты не Белла, не спотыкаешься через шаг. А то могла бы нас угробить еще в начале пути… И лицо у тебя, однозначно, выразительнее.

Они с кустинкой путешествовали по джунглям уже четвертый день. Казуо уже сам с трудом представлял, куда, собственно, направляется. Но как ни странно, ему, ребенку урбанизированной Японии двадцать первого века, вдруг понравилась дикая жизнь. Конечно, свою роль сыграло то, что он уже не был просто человеком, и к тому же четыре месяца тренировок включали в себя курс выживания в дикой природе. Курс ему, помнится, не пришелся по душе. А вот просто джунгли, без озверелого инструктора на хвосте, вполне ничего так зашли.

Да и кустинка очень помогала — она искала ему съедобные плоды и листья, источники чистой воды. Хотя, конечно, в этом процессе добывания пищи были веселые моменты. К примеру, плоды ему разрешалось есть только зрелые, а потом обязательно закапывать косточку в самом, по мнению кустинки, плодородном месте. Правда, удобрять лунку по приказу парень решительно отказался.

Мелкая с большим пиететом относилась к неразумным «собратьям». Пару раз девочка-куст пыталась скормить ему каких-то жуков и гусениц, но тут уж сам Казуо не решился, отговорившись тем, что с вредителями прекрасно справляются птички, а он не страус ни разу.

Первую ночь парень провел в дупле какого-то исполинского дерева, ничуть не страдая от отсутствия матраса и подушки. Потому что тренировки, татушки и насильственное обращение что-то наконец сдвинули внутри его ауры, так что парень без проблем превратился в меч. Угу, а катане удобства в принципе не очень нужны, она и без одеяла не замерзла, и никакой местный ночной леопард на нее не польстился. На вторую ночь Казуо даже дупло искать не стал, хватило и холмика посуше. Не зря же призмовские железки постоянно упоминают «ржу», так что лучше перестраховаться. Так и топали куда глаза глядят. Точнее, не совсем уж куда глядят, а

туда, куда настойчиво тянула кустинка. Из ее невнятных объяснений Казуо понял только, что идти далеко, но зато там будет хорошо и много. Чего именно много, он так и не выяснил, но решил, что это не существенно. Ибо люди там тоже должны были быть, но «добрые». И без рыжего мха на голове. То есть не Ганджу.

Зато он столько новых наблюдений по дороге сделал! Единственное, что его беспокоило, — это объем собственной памяти. Записать бы…

Четвертый день клонился к закату, когда кустинка вдруг начала беспокоиться, шелестеть и проситься «на ручки» даже во время привала. Казуо еще вчера заметил, что со спутницей что-то не так. Была б она обычным растением, он бы предположил недостаток влаги и удобрений. Казуо даже как-то сам попросил ее как следует укорениться для восстановления, не на полчаса, как она на отдыхе делает, а, например, на ночь. Но мелкая лишь испуганно зашуршала ветками. Из объяснений он понял следующее: если кустинка укоренится больше чем на час, она «заснет», пока не накопит достаточно энергии и… не вырастет чуть ли не в десять раз. То есть пока не станет взрослой. Оказывается, перемещаются у ее вида только взрослые особи (а ведь он об этом читал! Но из-за впечатлений от приключений не придал этой информации значения. Мало ли что в учебниках истории печатают, они ж не по биологии). А вот чтобы иметь возможность двигаться таким маленьким, как она, нужна… — кто бы мог подумать? — та самая вездесущая скверна. Нехватку которой, кстати, начал ощущать даже Казуо. Ничего критичного, конечно, но незаполненность резервов была неприятной. Вдруг война, а он пустой!

— Долго нам еще идти до «много и хорошо»? А то не нравится мне, как ты выглядишь, вон листья посерели.

Кустинка показала десять отросточков… потом еще десять, потом еще. И в конце указала на солнце.

— Э, дружок, так можно и не дойти. Что же придумать? Может, тут поближе есть место для подзарядки? Ну, не знаю… может, склад какой или там… бензоколонка? — предложил Казуо.