Старые раны (СИ) - Артемов Александр Александрович. Страница 11

Да, Акшес не идеален. Мы сполна заплатили за ошибки и преступления, за тщеславие и гордость отцов. Ты сам видел наш мир, осыпанный песком и пеплом. Но его стены, выжженные огнем и смоченные слезами, нисколько не извиняют вас, и не дают вам право приходить к нам и брать нас в рабство, одного за другим. Барандаруд уже давно в мертв, но не пуст. Ты для нас настоящее чудовище, которое должно быть уничтожено.

Покайся, Сарет. И возможно, я возьму щепоточку твоей боли. Возможно, если услышу от тебя те слова раскаяния, которые успокоят хотя бы малую толику моей боли. Я прекрасно понимаю, что твоя смерть ровным счетом ничего не поменяет в устройстве наших миров, и вообще всех миров, странным и преступным образом привязанных к вашему, слитых в этом проклятом Лесе. Я удовлетворю только собственную ненависть к тебе, к выродкам подобным тебе. Будь моя воля, я бы пронеслась по вашим лесам и полям, разя твоих соплеменников острой косой, пока не выжгла бы ваш мирок дотла, до маленького островка в вечно съедаемом солнцем песочном океане без солнца и без будущего.

Но все, что я могу сейчас, это ненавидеть и наслаждаться тем, как ты горишь. Да, Сарет. Моя ненависть такова. Она настолько глубока и ненасытна, что я готова испепелить ваш цветущий, красочный мир лишь за то, что ваши демоны сделали с моим народом.

Я свободная и вольная птица, но представь, что чувствует сущность, запертая внутри философского камня. Ты отдал его своей глупой сестре как разменную монету. Жизни давно ничего не стоят для абелей, вы не только воруете ее, вы еще и размениваете ее, прикидывая выгодный ли это обмен или нет.

Мне бы сидеть и любоваться гаснущими звездами вплоть до того неизбежного дня, когда жадная человеческая рука не выхватит меня за шкирку, чтобы запрятать в камне и насиловать меня до конца своих дней. Но я сама выбрала свой путь, а за смелость нужно платить. Я ни о чем не жалею, несмотря на то, что моя боль в десятки раз сильнее, чем твоя. Ты просто представить себе не можешь, что я испытываю, пока разговариваю с тобой.

Да, я всегда была смелей, чем другие. И я рада, чтобы мне удалось поймать хоть одного, пусть и не удалось скормить тебя Горию. Смотреть за тем, как ты в отчаянии носишься по городу, было очень забавно.

О…

О, как же это… больно.

ААААААААААААААААА!

…

А ты не имеешь мужества даже сдохнуть, чтобы прекратить эту пытку! Ты не сможешь жить жалким человечишкой с полностью выгоревшим Талантом, не обманывай себя. Петля и перевернутый стул — вот что тебя ждет!

О, Горий. Как же больно…

Хватит! Хватит, Сарет. Хватит сопротивляться и думать, что справишься. Талант унес за собой сотни еще более сильных, чем ты! На что ты надеешься? Дом? Ты называешь этот свинарник домом?! Это же змеиное гнездо. Эти гадюки в твою сторону не взглянут, а только выкинут за порог, как щенка, которого не смогли научить нужным трюкам. Первой, кто отвернется от тебя, будет Викта. Она достигнет вершин могущества и быстро забудет, что вообще существовал такой, как ты. Нито! Опустошенный! Она будет видеть перед собой лишь спины верных рабов, которые будут ползать у ее ног, и твоя спина слишком быстро пропадает в толпе. Сестра забудет своего братца, мысли и память господ очень избирательны, они слишком быстро забывают тех, кто ниже их. Она уже далеко, она выше чем ты!

Зачем? Зачем ты поднимаешься, Сарет? Зачем ты продолжаешь драться за жизнь полную боли и унижений? Всего ничего, сдайся и твое сердце, наконец, остановится. Ты просто боишься смерти? Ты жалкое сгорающее в огне собственных необузданных сил существо, которое готово совершить любое преступление, чтобы просто выжить. Остаться живым, выгоревшим куском мяса, но только жить. Пусть эта жизнь будет пустой и бессмысленной жалкой отрыжкой.

А я не боюсь смерти, Сарет. Я жажду смерти, ибо я существо более высокого порядка, чем ты, и я могу пойти на все. Мне не нужно унижать и высасывать силы другого существа, чтобы чувствовать себя полноценным, и поэтому я не хватаюсь за жизнь, знаю ей цену, знаю свою цель. В чем твоя цель маленький, глупенький нитсири? Ты не сможешь быть паразитом в шелках, который ведут такую же бессмысленную и бесцельную жизнь, как и их оболваненные подданные. Что ты будешь делать со своей жизнью, если перетерпишь все круги выгорания? Ты будешь служить им? Ахаха! Вот она твоя ничтожная судьба, Опустошенный. Лизать пятки! Пресмыкаться! Втайне жалеть себя и мечтать о безболезненном конце, ибо ты слишком труслив, чтобы умереть как человек, а не как червяк на крючке.

Или ты думаешь, что уедешь от неприятных воспоминаний куда-нибудь подальше, заведешь себе молодую и красивую женушку, и будете вы вместе растить детишек? Ха, ты видел себя со стороны? Такого красавчика с белой собачьей шевелюрой даже самая завшивленная крестьянка не захочет видеть в своей постели, чего уж говорить о большем. Твой талант выгорит и наверняка заберет и твою цветущую юность. Уж поверь мне — цена выгорания высока. Тебе суждено стать Опустошенным. Физически и морально.

Ты настолько хочешь жить этой ничтожной жизнью и потому сопротивляешься?

Не понимаю тебя и никогда не пойму. Жалкий, тщедушный, трусливый кусок мяса, который почему-то решил, что лучше других людей! Ты просто ребенок в мокрых штанах, который боится ответственности.

Ты не заслуживаешь ничего, кроме презрения! Ты сделал еще хуже, когда решил, что переживешь эту ночь и встанешь на ноги с новым восходом солнца. Эгоистичный, мелочный, злобный паразит! Чтоб тебе сойти с ума от боли и превратиться в овощ! Ты мне отвратителен и я проклинаю тебя! Проклинаю всех тебе подобных паразитов и вшей на теле этого мира! Желаю, чтобы твоя жизнь, пустая и мучительная, закончилась, когда тебя задушат подушкой. Нет, не из милосердия, а из практичных соображений. Ведь нет облегчения больше, когда такая ноша наконец соскакивает с плечей. Твоя сестра побрезгует даже прикасаться к твоему телу, отдаст подушку кому-нибудь другому.

Горий! ГОРИЙ! Ты видишь, что делается?! Почему ты молчишь? Ответь! Ответь мне, Горий!

Пожалуйста…

* * *

Она ступала по окровавленному снегу, словно по углям. Псоглавка почти перестала ныть, только что-то шептала из-под ее руки. Викта закрыла ей глаза ладонью, но едва ли ей удалось спрятать от нее хоть что-то.

Сугробы под их ногами были взрыхлены, комья земли были разбросаны по округе, словно почву терзали лезвия сотен плугов. В самый центр побоища — туда, где волосатые корни торчали из огромного котлована — они не пошли. У нитсири не было духу даже подойти к краю, не то что смотреть что прячется на дне. Едва ли там она отыщет что-то съедобное — провизию придется искать в покинутых домах рок’хи.

Путь к подвесным домикам нашелся довольно быстро — вокруг одного из рефев вилась лестница.

Но и там Викту ждало разочарование — почти у самого верха путь им перегородил подвесной мостик, чтобы преодолеть это препятствие, придется проявить недюжинную отвагу и ловкость. Наверное, его подняли сразу же, когда заметили орду кхамеров.

Из тупика Викту вытащила ее новая спутница. Девочка отклеилась от нее и, не успела нитсири запротестовать, перелезла через перила и повисла над пропастью. Викта чуть сознания не лишилась от страха, когда псоглавка пропала с глаз. Некоторое время она стояла, слушая, как девочка пыхтит и подтягивается на своих худеньких ручках. Потом что-то щелкнуло, и мостик рухнул к ногам нитсири. С другой стороны ее ждала псоглавка. Победная улыбка чуть тронула ее бескровные губы.

— Как тебя зовут? — спросила Викта, на мгновение забыв, что они с девочкой разделены языковым барьером.

Псоглавка что-то проговорила на своем наречии и схватила ее за руку. Викта опустилась перед ней на колени, и ткнула себя в грудь несколько раз

— Викта, — сказала нитсири.

Девочка какое-то время смотрела на нее большими черными глазами, а потом легонько ударила себя ладонью:

— Жу.

— Чего?

— Жу! — повторила самочка ей в самое ухо.