Старые раны (СИ) - Артемов Александр Александрович. Страница 73

— Нет. Это просто совпадение. Ты дуришь мне голову.

— Я не буду тебя уговаривать по сто раз, ты такой упертый! Сам поймешь, что мы связаны самой судьбой, рано или поздно. Иначе ты бы и не смог вызволить меня из заточения.

— Какого еще заточения? Уж этого точно я не делал.

— Ты же помнишь, то существо, которое охотилось за тобой в Барандаруде?

— Да, — как он мог забыть его. До сих пор темными ночами он втайне страшился, что одна из звезд окажется этой гигантской тушей, которая спускается с неба по его душу.

Она медленно приблизилась к его уху и прошептала, еле ворочая омертвевшими губами:

— Горий не ведает пощады, он снедаем вечным голодом, который давно пожрал его разум. Он привык поглощать в себя жертву и откусывать от нее кусочек за кусочком, очень долго и медленно, пока не пожрет ее всю. А потом предпочитает медленно и методично восстанавливать ее тело, отрыгивая его так, чтобы жертва еще раз прочувствовала муки каждой клеточкой своей бренной плоти, прежде чем начать все заново. Мне как-то не свезло связаться с ним по глупости. Долгие периоды страданий в его компании пришлось мне претерпеть, прежде чем он не нашел себе новую игрушку, а меня оставил на глубине той проклятой башни Барандаруда в наказание. Но обещал вернуться.

Она немного помолчала, словно погрузившись в далекие воспоминания.

— Спасибо, сын. Один его крик стоит для меня больше, чем плоть целого мира. Я благодарна, что ты отвлекал его и позволил мне восстановить силы. И выпустил меня, чтобы я наконец расквиталась с ним. Держи.

Сарет похолодел, когда легко запустила пальцы в собственную плоть, словно в тесто, и оторвала от себя кусок. Она даже не поморщилась от боли, и черточкой не повела, действовала так обыденно и уверенно, словно отрывала от хлеба горбушку. И протянула ее Сарету.

— Ешь.

— Что это?.. — Сарет вжался в ствол, с опаской косясь на подношение.

— Мое тело, дурачок. Ты же голоден? Позволь мне накормить тебя досыта. Позволь доказать любовь. В вашем мире люди делятся друг с другом своими телами?

— Да… но не так.

— А как? Расскажи! Откуси сначала от моего тела, а потом расскажи.

— Нет, спасибо. Я не голоден.

— Врешь, мальчик. Ой, как нехорошо врать! Чую я, твой желудочек уже начинает переваривать сам себя от голода. Ведь ты сам ругался с сестрой из-за того, что не смог принести себя в жертву. Накормить камень собой, чтобы камень накормил Викту. Это же то же самое, что и скормить себя ей, разве нет? Бери и ешь, пока не остыло. Я сама себя не пробовала — это запрещено — но мне говорили, что это очень вкусно.

Сарет принял кусок ее плоти — она напоминала черное желе, гладкое и скользкое. Странным образом рот неожиданно наполнился слюной, а язык сам потянулся к лакомству.

— Кушай-кушай.

Сарет хотел было откусить чуть-чуть, но кусочек сам проскользнул в его глотку и дальше утек в желудок. От неожиданности Сарет сложился пополам и закашлялся, силясь выдавить чужака.

— Теперь… Мы навеки связаны, сын.

— Что это значит? — сквозь кашель выдавил Сарет.

— Я говорю, что люблю тебя. Неужели в вашем мире так не выражают узы любви?

— Нет, — Сарет кашлянул в кулак и тут почувствовал, что ему стало… лучше. Легче. Теплее. Поразительно, но его не вывернуло наизнанку, он не выблевал холодный и склизкий кусок на землю, а ощутил… насыщение и удовольствие. Сущность не соврала. Ее тело действительно было ужасно вкусным. Лоб покрылся капельками пота от мысли, что ему хочется еще.

— А как вы выражаете свою любовь? — спросила сущность.

— Ну… — помялся Сарет, переводя дыхание, облизывая налившиеся губы. — По-разному.

Сила росла, желания тоже крепли. Он чуть не расплакался от удовольствия — так приятно это было. Ему хотелось встать и откусить еще, погрузить зубы в ее сверкающую кожу и разорвать ее плоть, добраться до начинки. Желание росло в нем, причиняя почти физическую боль.

— Мне очень интересно, как живут существа в вашем мире, — нашептывала ему сущность, мягко касаясь его напрягшейся груди. — Как они устроены, как реагируют. Те бедняжки, которых я располосовала в ночь нашей первой встречи, умерли слишком быстро. Я немного перестаралась. Притронулась к одному — слабенько так! — а он возьми и лопни. Притронулась к другому, тоже распался от макушки до паха. Хотела остановиться и просто поболтать, но они закричали так громко и кинулись на меня с этими их блестящими железками, которые им заменяли когти. В общем, проба провалилась — в следующий раз я буду рассчитывать силы. Вы с сестрой, похоже, неплохо справлялись, и я решила поискать еще кого-нибудь живого и поиграть с ними. Нашли лишь парочку мохнатых и бессловесных тварей — точно посильнее тех прямоходящих чурбанов. Полагаю, именно они правят вашим миром? Нет? Значит, я правильно сделала, раз решила просто понаблюдать за бородачами, они мне показались поинтересней ревунов. И что я заметила, когда последовала в их поселение! У них из глаз лилась влага, и они тоже кричали, но по-другому! Рвали на себе волосы и катались по полу! Прямо, как вы с Виктой недавно. В их деревне все пропахло смертью, и я решила, что они так оплакивали своих мертвецов. Тех, кого они любили. Я же права?

Сарет кивнул. Слова потонули в нем, залились слюной. Ее рука была такой же ароматной плотью, которая все еще жила на кончике его языка. Он ощущал, что ее часть под своей кожей, она наполняла жизнью его вены, но с каждым мгновением ее становилось все меньше. Он хотел встать, хотел бежать и хотел жить. Но ему не давали даже попытки приподняться — ее манящая рука была тверда.

— Вода из глаз, это тоже проявление любви?

— Вроде того.

— Сарет, а ты можешь поплакать обо мне, чтобы я тоже почувствовала себя любимой?

— Нет, слезы нельзя вызвать по команде.

— Ах, как жаль. Как же вы показываете, что любите? Ждете просто подходящего момента, когда кто-то умрет?

— Нет, есть масса способов. Но…

— Покажи! Покажи! — зажглась сущность, налегая на него уже двумя крохотными ладошками. — Я не видела ничего, что походило бы на проявление горячей любви. Бородачи просто орали, исходили соками и скалились. Не хотелось бы, чтобы мне так рассказывали о своих чувствах.

Сарет хотел показать и коснуться ее гладкой плоти губами, и потом есть и глотать, напитывая себя мощью. И он почти приступил, но тут резкий и пугающий звук заставил его вздрогнуть.

Кто-то кричал. Совсем близко. Ох, Сеншес, как же недалеко она ушла…

— О, нет… — похолодел Сарет. Перед его глазами разом закружились самые страшные картины, на которые оказалось способно воображение. И тут раздался мерзостный, одичавший рев, который еще только сутки назад Сарет посчитал бы за благословение.

* * *

В своей жизни Викта видела босорку только однажды — на фоне ярко горевших звезд, заливающих окна спальни. Мохнатый силуэт энергично лупил воздух перепончатыми крыльями, скрываясь в дымке. Тогда она совсем не поняла, что видит перед собой — и не знала, что оказаться с ним один на один в темном лесу — самый страшный из кошмаров.

Теперь за разъяснения принялась сама жизнь.

За слезами Викта не видела ничего вокруг. Пусть идут, пусть капают, пусть — ей наплевать.

Философский камень выпал из ее рук, когда нитсири споткнулась и упала на колени. Камешек сразу же юркнул в снег, а Викта пошла дальше. Пропади ты пропадом, говна кусок.

Не прошла и десяти шагов, как разум взбеленился против такой глупости. Просто так бросить философский камень в лесу? Ты очумела, дура? Ни у одного монарха мира в казне нет такой горы золота, чтобы оплатить даже половину его цены!

Нитсири бы сейчас продала его просто за кусок пирога с капустой, бутылку вина и постель. Наесться, упиться в сопли и выплакать глаза в подушку. Никакие королевства и власть не заменили ей простого человеческого счастья.

Зачем он так с ней? Чем она заслужила такого отношения? Она хотела верить, что Сарет просто сорвался и сгоряча наговорил разных гадостей, но ее сердце отдавалось в ушах слишком сильно, а слезы были слишком тяжелыми, чтобы принять простейший ответ.