Проект «Аве Мария» - Вейер Энди. Страница 22
Вероятно, я очутился в офицерской кают-компании. Я предполагал так, увидев перед собой большой стол, за которым сидело человек пятнадцать. Все они уставились на меня. Среди них были белые, темнокожие и несколько людей с азиатской внешностью. На некоторых лабораторные халаты, а на остальных – гражданские костюмы. И конечно же, во главе стола восседала Стратт.
– Доктор Грейс, как добрались?
– Как добрался? – вспылил я. – Черт возьми! Меня, ни слова не говоря, мотали по всему земному шару…
Стратт взмахом руки прервала мой словесный поток.
– Это всего лишь формула вежливости, доктор Грейс. Мне нет дела до того, как прошла ваша поездка.
Поднявшись со стула, она обратилась ко всем присутствующим:
– Дамы и господа, это доктор Райланд Грейс из Соединенных Штатов. Он выяснил, как можно размножать астрофагов.
За столом раздались возгласы изумления.
Один мужчина вскочил на ноги и заговорил с сильным немецким акцентом:
– Вы не шутите? Stratt, warum haben sie [43]…
– Nur Englisch! [44] – прервала его Стратт.
– Почему вы сообщаете нам об этом только сейчас? – возмущенно проговорил немец.
– Сначала я хотела получить подтверждение. Пока доктор Грейс был в дороге, я вызвала в лабораторию команду техников. Они забрали оттуда четырех живых астрофагов. А я выделила доктору Грейсу для работы только три.
Пожилой мужчина в лабораторном халате спокойным размеренным голосом заговорил по-японски. Сидящий рядом японец помоложе в костюме графитового цвета стал переводить:
– Доктор Мацука почтительно просит описать подробности процесса.
Стратт отступила в сторону и, указав на свой стул, произнесла:
– Располагайтесь, доктор Грейс, и выкладывайте нам все.
– Минуточку! – запротестовал я. – Кто эти люди? Почему я на китайском авианосце? И вообще, вы когда-нибудь слышали про Skype?!
– Перед вами международный совет высококлассных ученых и политтехнологов, который я собрала для руководства проектом «Аве Мария».
– Что за проект?
– Долго объяснять. Все жаждут услышать о вашем прорыве с астрофагами. Давайте с этого и начнем.
Я поплелся в другой конец кают-компании и неловко сел во главе стола. Все взоры были прикованы ко мне. И я рассказал про шкаф из досок, поведал в подробностях о каждом эксперименте: как готовил его, как проводил. А потом в качестве вывода озвучил свою гипотезу жизненного цикла астрофагов, пояснил, как и почему она работает. Ученые и политики задали мне пару вопросов, но в основном слушали молча, иногда делая пометки в блокнотах. Сидящие возле нескольких членов совета переводчики тихонько шептали им на ухо, пока я говорил.
– Вот, собственно, и все, – завершил выступление я. – Результаты еще предстоит как следует проверить, но сама идея довольно проста.
Немец поднял руку.
– Возможно ли в будущем культивировать астрофагов в крупных масштабах? – спросил он.
Все невольно подались вперед. Безусловно, вопрос имел принципиальное значение, и каждый задавался им. Я оторопел: в комнате вдруг повисла напряженная тишина.
– Итак, – в голосе Стратт послышалось нетерпение, – пожалуйста, ответьте министру Фогту.
– Конечно, – кивнул я. – То есть… почему бы нет.
– Но как вы этого добьетесь? – настаивала Стратт.
– Думаю, надо изготовить большую керамическую трубу, согнутую в форме колена, и закачать туда углекислый газ. С одного конца раскалить ее до максимально возможной температуры и установить там яркую лампу. Накрутить вокруг магнитную катушку для имитации магнитного поля Солнца. А с другого конца потребуется ИК-излучатель, испускающий свет с длиной волны 4,26 микрометра и 18,31 микрометра. Внутренняя поверхность трубы должна быть как можно более черной. Должно сработать.
– И как именно все это «должно сработать»? – настаивала Стратт.
Я пожал плечами.
– Астрофаги наберут энергию на том конце, где «Солнце», и, когда будут готовы к размножению, полетят, ориентируясь на магнитное поле, к изгибу трубы. А дальше увидят инфракрасное излучение на другом конце и устремятся туда. Источник излучения и контакт с углекислым газом запустят процесс воспроизводства. А затем материнская и дочерняя клетки вернутся к «Солнцу». Все довольно просто.
Один из политтехнологов поднял руку и заговорил с акцентом, характерным для африканцев:
– Какое количество астрофагов можно получить таким образом? Сколько времени займет этот процесс?
– Столько, сколько займет время удвоения клеток в культуре, – ответил я. – Как у водорослей или бактерий. Точно сказать не могу, но, судя по темпам угасания Солнца, процесс довольно быстрый.
Женщина в лабораторном халате что-то проговорила в телефон, а затем, нажав на отбой, произнесла с китайским акцентом:
– Наши ученые воспроизвели ваш эксперимент.
Министр Фогт возмутился:
– Но как вы узнали подробности? Ведь он только что нам рассказал!
– Скорее всего, шпионили, – откликнулась Стратт.
– Да как вы посмели! В тайне от нас… – вспылил Фогт.
– Успокойтесь! – шикнула на него Стратт. – Давайте не будем. Мисс Си, есть ли у вас новые подробности?
– Да, – ответила та. – По нашим оценкам, при оптимальных условиях время удвоения составляет около восьми дней.
– Что это означает? – поинтересовался африканский дипломат. – Сколько частиц мы сможем получить?
– Момент. – Я вывел на экран телефона калькулятор и нажал пару кнопок. – Если начать со ста пятидесяти имеющихся у нас клеток и культивировать их в течение года, то к концу периода мы получим… примерно 173 000 килограмм частиц.
– А сохранят ли новые астрофаги максимальную энергоемкость? Смогут ли вообще давать потомство?
– Так вы хотите… «обогащенных» астрофагов?
– Да, – закивал он. – Отличное название. Нам нужны астрофаги, способные аккумулировать как можно больше энергии.
– Хмм… полагаю, это реализуемо, – отозвался я. – Сначала получим желаемое количество частиц, затем воздействуем на них большим количеством тепловой энергии, но не покажем никаких спектральных линий углекислого газа. Частицы наберут энергию и, грубо говоря, будут сидеть там, дожидаясь, пока не найдут источник CO2.
– А если бы нам потребовалось два миллиона килограмм обогащенных астрофагов? – спросил дипломат.
– Популяция удваивается каждые восемь дней. Два миллиона кило означают еще четыре удвоения или около того. То есть дополнительный месяц.
Какая-то дама, сложив пальцы домиком, произнесла:
– Может быть, это наш шанс! – В ее речи слышался американский акцент.
– Шанс на успех ничтожен, – скептически покачал головой Фогт.
– Но надежда есть! – возразил переводчик, вероятно, говоривший от лица доктора Мацуки.
– Мы должны обсудить все между собой, – вмешалась Стратт. – А пока немного отдохните. Там снаружи дежурит матрос, он проводит вас до каюты.
– Но я еще ни слова не услышал о проекте «Аве Мария».
– О, еще услышите. Обещаю.
Я проспал четырнадцать часов. Авианосцы многим хороши, но это не пятизвездочные отели. Китайцы выделили мне чистую удобную койку в офицерской каюте. Я не жаловался. Я так устал, что заснул бы даже на летной палубе.
Проснувшись, я нащупал на лбу странный предмет. Это оказался стикер с запиской, который кто-то прилепил мне на лоб, пока я спал.
Я отлепил листок и прочел:
«Чистая одежда и туалетные принадлежности в вещмешке под койкой. Когда приведете себя в порядок, покажите эту записку любому матросу:
Стратт»
– Достала, – пробормотал я, с трудом вылезая из койки.