Женщина, я не танцую (СИ) - Танари Таша. Страница 52

Она что-то ему поясняла из увиденного на сцене, приводила примеры и спрашивала мнения. И он даже умудрялся отвечать в тему. Но главное крылось в том, что Стасу просто нравилось быть с ней рядом. Нравилось ее слушать, наблюдать за ней, реагировать и откликаться на неожиданные предложения.

Казалось, в голове этой женщины скрыт вход в сокровищницу Али-Бабы со всякими диковинками и чудесатостями. Им было весело, хорошо и легко вместе. И когда вечер окончательно уступил права ночи, после наполненного событиями дня, ребята засыпали в обнимку в одной постели.

Женя тихонько мурчала знакомую песенку. Стас обыграл ее в споре, и теперь она должна была исполнить желание. Как ни странно, ему захотелось именно этого – детскую песенку перед сном. Он слушал и улыбался, глядя на пляшущие язычки догорающих свечей.

Женя закончила и поинтересовалась:

– Ну что, признавайся, танцую я лучше, чем пою?

– У меня слишком мало статистики, чтобы давать такие серьезные признания. Придется тебе петь колыбельные для меня каждый вечер.

– Братец Кролик, а ты хитер, – завладев одеялом практически в единоличное пользование, поделилась выводами Афинская. Но спустя пару мгновений уже без смеха спросила: – О чем ты сейчас думаешь? Мне действительно интересно. Не стоит недооценивать мою наблюдательность.

Стас поцеловал Женю в макушку и совершенно честно ответил:

– Думаю, что мне хорошо. Без всяких дополнительных условий и сослагательных наклонений. Сейчас я ощущаю себя счастливым, и мне это нравится.

Больше его Терпсихора ничего не сказала, ничем не выдала собственных мыслей. Через некоторое время ее дыхание стало ровнее и медленнее, а Зимин вдруг подумал, что его нынешнее состояние проходящее, как любые ощущения в теле или события в жизни. Часом, днем, неделей больше или меньше, оно исчезнет. Он обычный мужчина, не святой, не мудрый, не идеальный.

Да, сегодня он купался в выплескивающихся из Жени эмоциях, жмурился, словно кот, и наслаждался возможностью впитывать радость через призму ее восприятия. А уже завтра или бог знает когда ему захочется чего-нибудь своего, и это желание может пойти вразрез с желаниями Евгении. Или он обнаружит, что она его злит, раздражает, способна вызывать самые разнообразные чувства, далеко не всегда комфортные и приятные.

Впрочем, это работает в обоих направлениях, если уж быть до конца откровенным.

Как там Костян говорил, жизнь, как жесть, и страсти, достойные театральных подмостков? Стас не питал особых иллюзий и старался трезво оценивать людей, себя и природу отношений. Но зарываясь носом в волосы сонной и вне сомнений небезразличной ему девушки, лишь улыбнулся. Мысли его не пугали.

Он совершенно точно знал следующее: все меняется, очень многое в наших руках и нашей воле, за отливом всегда приходит прилив. И если уж так случилось, что встретил человека, чья радость способна по-настоящему осчастливить и тебя самого, то это ценный подарок. Он стоит того, чтобы притормозить и вглядеться в него повнимательнее.

* * *

– Знаешь что? Ты меня достал! Тиранище недоэльфийское, – психанула Алена и демонстративно отвернулась от Кости.

Такой вид кругом, такое небо, да и сама она, в конце концов, тоже весьма привлекательна. А этот… этот… ху-у-удожник невменяемый из Алены всю кровь уже высосал. И свет не такой, и сидит она не как ему надо, и улыбается слишком наигранно. И вообще все не так!

Сам же указания выдал, Ковалева делала, что велели. Но кого волнуют подобные мелочи? Не Лисовского явно. В него будто бес вселился – не так Алена представляла отношения между мастером и моделью. Проза жизни как всегда оказалась на поверку сурова и абсолютно лишена романтики.

«Улыбнись, не улыбайся. Откинься назад, поправь волосы… Нет, не так сильно, верни как было! А что если…» – несмотря на то, что Костя между диктатурой вполне успевал делать наброски, Алене казалось, что он только зря тратит их время.

Демон! Как есть демон, и кровосос. Хм-м-м… может, Лисавэль будет темным? И в родословную ему интриги завернуть, порвем шаблоны.

Алена потянулась к сумочке и достала планшет. Сагу с Сианом и Риайей она закончила, еще один «впроцессник» пополнялся ровно, но, к сожалению, медленно. Увы, мрачная атмосфера средневековой готики и вампирских кланов никак не сочеталась с бесшабашной яркостью окружающих писателя морских красот. А вот нечто эдакое хулиганское, полуэкспериментальное и непременно со счастливым концом так и просилось воплотиться в «тыще-знаках с пробелом».

Дурная слава о вредном и, на удивление, рыжем дроу распространилась далеко за пределы его родного королевства. Столько крови, сколько попортил этот сомнительной родословной эльф, не каждому вампиру под силу. К слову, с вампирами он не только водил дружбу, но и пользовался уважением их старейшин…

* * *

Костя закончил очередной эскиз, зафиксировав все, что хотел и боялся забыть или запечатлеть, исказив достоверность. Казалось, недовольство Алены и ее последние слова он попросту не услышал. Потому как оторвав в очередной раз глаза от листа бумаги, он собирался выдать ей новые указания, но проглотил рвущуюся с губ фразу и замер.

Вот оно! Волшебство, магия, мистерия – назови как угодно.

Именно этого компонента ему не хватало, а Костя все не мог понять, что не так. И девушка перед ним самая-самая, и пейзаж шикарный, но… Не получалось. Будто ты взял холст и краски, долго тренировался и ничего не забыл, да и в принципе знаешь любые технические детали – а жизни в картине нет, как ни старайся. И самое обидное, не можешь найти ни одной объективной причины: что не так? Просто чувствуешь звук камертона внутри и никак не попадешь в ноты.

Схватив чистый лист, Костя яростно принялся делать наброски. Его пальцы скользили по бумаге, он беззвучно шевелил губами и каждый раз вздрагивал, когда его Мадонна вдруг останавливалась. Ее пальцы переставали порхать над клавиатурой, она устремляла невидящий взгляд на горизонт или резко меняла положение тела. А Лисовский умирал от страха, что вот сейчас очарование момента разрушится, он потеряет эфемерную нить, связывающую их и наполняющую особенным чувством.

Именно оно делало цвета ярче, мир выразительнее и честнее. Словно иллюзией как раз была привычная реальность, а истина… истина открывалась только теперь.

Но муза благоволила ему. Переставала хмуриться, ее лицо озаряла таинственная улыбка, а пальчики, – Боже, он хотел расцеловать каждый из них! – вновь пускались в мистически завораживающий танец. Костя физически ощущал возбуждение, это было так сладко. Оно рождалось не от желания плоти, нет, удовольствие ему доставлял сам процесс. Смотреть на Алену, касаться бумаги, пропускать образы через себя и возвращать в мир.

Никто не видит ангелов, а Лисовский покажет их за работой.

В папку бережно отправлялся эскиз за эскизом. Костя дышать лишний раз боялся лишь бы не спугнуть, не потревожить Мадонну. Уже не он диктовал ей, что и как делать: двигаться, сидеть, смотреть. Теперь сам Костя вращался вокруг девушки, выбирая удачные ракурсы и ловя малейшее изменение эмоций на ее лице.

Неизвестно, как долго бы продолжалось их со-творческое единение. Словно два луча света двигаются в пространстве каждый по своей траектории, каждый несет свой особенный спектр, но вот их пути пересекаются, и фотоны проникают в поле друг друга, сливаются, порождая искры, вспышку, сияние абсолютного белого, и вновь распадаются на два луча.

Раз за разом. Вне времени и пространства.

Кто первый из них прервал бы свой бег и погасил источник свечения второго? Природа взяла эту роль на себя. С неба упали первые крупные капли. Пока еще деликатно, но настойчиво сообщая: время чудес подошло к концу.

* * *

Алена смахнула прозрачную кляксу с экрана и поискала глазами Костю. Ей казалось, прошло всего несколько минут, но счетчик Word показывал внушительную статистику. Тогда почему ее перестали донимать бесценными указаниями?