И маятник качнулся… - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 107
– Вылезай!
О, какой грозный голос! Она встала не с той ноги? Печально. И, разумеется, виноват в этом ваш покорный слуга…
Я спрыгнул на землю, старательно делая вид, что ничего не понимаю. В принципе, растерянность была почти не наигранной: откуда мне знать, что на уме у предводительницы нашего маленького каравана?
Матушка встретила меня взглядом исподлобья и скрещенными на груди руками. Нано, справедливо решив не участвовать в приближающейся потасовке, занимался лошадьми, Хок маячил где-то на заднем плане, а принцесса безучастно наблюдала за происходящим, устроившись на поваленном дереве.
Я вопросительно посмотрел на Матушку. Только посмотрел, потому что говорить мне не предлагали. Женщина, встретив мой невинный взгляд, недовольно раздула ноздри. Я в чем-то виноват? Ну так скажи, не надейся, что я умею читать мысли!
– И долго ты собирался нас дурачить? – наконец соизволила процедить сквозь зубы Матушка.
– Дурачить? – После сна я всегда слишком туго соображаю.
– Опять нацепил?
– Что?
– Ты издеваешься надо мной?!
– Ни в коем разе… – О, понял: она имеет в виду браслеты. Хок же обещал рассказать ей о моих вечерних забавах… Проблема. Еще одна в очереди на решение. Нет, ну какое благодушное у меня настроение – даже дерзить не хочется! Боюсь только, что моя вежливость будет воспринята как оскорбление…
– Я жду ответа! – Серые глаза превратились в клинки.
Я вздохнул, расстегнул браслеты и кинул их в фургон.
– Так вам больше нравится?
– Лжец!
– Позвольте возразить, почтенная госпожа: лично вам я не лгал. Собственно, меня никто и не спрашивал, могу ли я их снять.
Доводы разума никогда еще не помогали в борьбе со взрывом эмоций, эту истину я давно и хорошо знаю. Матушка не стала исключением: мои слова не были приняты к сведению.
– Я была о тебе лучшего мнения!
– На каком основании? – с искренним любопытством спросил я.
– Ты вел себя как благородный человек, но после того, как…
– После чего? Чем я заслужил ваше негодование?
– И он еще спрашивает?!
– Именно спрашиваю, потому что не могу найти объяснений самостоятельно. Возможно, потому что объяснений просто нет? – Я старался говорить очень мягко, почти ласково. Уж если она не вникает в смысл слов, может быть, ее успокоит голос? Слабая надежда, конечно: мои таланты не простираются в сторону убеждения…
– Я могла бы простить тебе этот фарс, но… То, как ты поступил с девочкой… Это чудовищно!
Приехали. Так вот какие чувства ты старательно прятала в себе с того момента, как фургон выехал за крепостные стены? Я догадывался. Но, как всегда бывает, подтверждение догадки не принесло облегчения, – только углубило свежую рану.
– Что вам за дело до моих поступков, почтенная госпожа? Вы мне не хозяйка, не родственница и не подруга, так почему вы беретесь судить, не обладая правом на суд?
– Да как ты… – Она опешила, услышав мою отповедь, произнесенную все тем же ласково мурлыкающим тоном.
– Думаю, Мастер Рогар оставил на мой счет вполне определенные указания, почтенная госпожа. Я прав?
– Да, – нехотя выдавила она.
– Помимо того, что он обязал вас защищать меня, он наверняка просил не вмешиваться в то, что я говорю или делаю, верно?
Она молчала, гневно раздувая ноздри. Впрочем, я не нуждался в ответе. Насколько мне удалось изучить манеру поведения небезызвестного Мастера, так оно и было. Возможно, в более ярких красках.
– Если бы я хотел вас оскорбить, я бы спросил: сколько вам уплатили за мою безопасность?
– Нисколько! – отрезала она, и мое сознание ослепила вспышка запоздалой догадки: Матушка и Рогар знакомы дольше, чем я мог бы подумать.
Теперь все встало на свои места: женщина негодовала потому, что согласилась оказать услугу своему знакомому (Родственнику? Другу? Любовнику?). Согласилась, взнуздав чувства и думая, что от ее доброй воли и впрямь что-то зависит… И что получается? Я жестоко посмеялся над ней, уверив в своей «беспомощности»… Даже не так: посмеялся мой хозяин. Что должна была почувствовать Матушка, узнав о моей полной свободе передвижения? Что ее предали.
К горлу подкатил ком. Я не хочу участвовать в предательстве, слышишь, Рогар? Не хочу! Зачем ты заставил меня лгать? Ты так равнодушен к этой славной женщине? Не верю! Иная причина? Старый мерзавец, мне есть за что надавать тебе пощечин! Как же поступить?
Я подошел к Матушке и опустился перед ней на колени, чем вызвал хмурое недоумение на печально-яростном лице.
– Я прошу только несколько минут, почтенная госпожа. Потом вы вправе сделать то, что сочтете нужным. вы согласны?
– Говори. – Голос холоден, как северное море.
– Я не буду просить прощения для себя: я его не заслуживаю. Я прошу о прощении для моего хозяина. – При этих словах глаза Матушки удивленно расширились. – Если вы сможете забыть о той шалости, которую он себе позволил, я умру со спокойным сердцем. Поверьте, он не ставил под сомнение ваши достоинства и умения, никоим образом! Не знаю, какой озорной бес нашептал ему эту шутку, но Рогар не хотел причинить вам боль. Это просто невозможно! Какие бы отношения ни связывали вас в прошлом, не переносите в будущее грусть и горечь, прошу вас… Уверен, мой хозяин просто забыл предупредить вас, а вашим спутникам было безопаснее считать меня… несвободным. Я должен был исправить его ошибку, признаю. Не успел. К сожалению, не все и не всегда идет так, как задумано… Я… вы можете заковать меня в любые цепи – на свой вкус, если это необходимо. Но простите Рогара – он поступил как проказливый мальчишка…
К концу сей импровизированной исповеди ваш покорный слуга смотрел уже куда-то в сторону и вниз, потому что запас слов истощался с ужасающей скоростью. Если она не примет решение сейчас, я пропал…
С губ Матушки слетел тихий вздох. Я поднял глаза. Она… улыбается?!
– Именно как проказливый мальчишка… Он всегда был таким. Мудрым ребенком. И останется еще долгие годы… – В серых глазах блестели слезы. Но не слезы ярости, а капли той благословенной влаги, которая смывает грязные пятна обиды с зеркала светлой души.
Я смотрел как зачарованный. На мгновение отпустив повод чувств, Матушка вернулась в юность. О, она была прекрасна! Рогар не мог ее не любить… Впрочем, что я говорю: он и сейчас наверняка влюблен по уши. Такая женщина не может быть нелюбима…
Мое наивное восхищение не укрылось от ее взгляда. Матушка лукаво сдвинула брови:
– Где Рогар нашел такое сокровище?
– Сокровище? – растерянно переспрашиваю.
– Может, ты и не был до конца искренен, парень, но меня убедил. Более чем.
– Я говорил то, что думаю, почтенная госпожа! – обиженно надулся я.
– Верю, – усмехнулась Матушка, кончиками пальцев смахивая слезинки. – И все же…
– Есть сомнения?
– Сомнения есть всегда. Без сомнений нет стремления к познанию, не так ли?
Я пожал плечами. Согласен, сомнения сами по себе – штука полезная, но когда жизнь состоит из одних сомнений… Никому не пожелаю такого счастья!
– Я не знаю, что от тебя ожидает Рогар, но не завидую ему: ты полон неожиданностей.
– Это плохо? – Я распахнул глаза.
– Это интересно, – подмигнула она. – Но… Ответь на последний вопрос: почему ты так поступил с девочкой?
Я сел на пятки, собираясь с мыслями.
– Что конкретно вам нужно знать?
– Лишь твои причины. Этого достаточно.
– Причины… Я старался исправить ошибку.
– Вот как? – Она сузила глаза.
– Да, я сделал кое-что… нехорошее и приведшее в конце концов к катастрофе. Наверное, главная причина в этом. Я виноват в том, что, решая свои проблемы, ворвался в чужую жизнь, и эту вину мне придется искупать.
– Честно… – резюмировала она. – И близко к истине. Что ж, парень, будем считать, что мы прояснили все недоразумения.
– И?
– И заключили перемирие, – кивнула женщина.
Хок вздохнул так, как будто с его души скатился огромный валун. Матушка не преминула отметить этот звук лукавой усмешкой: