И маятник качнулся… - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 92

Зашелестел засов, и я смежил веки, притворяясь спящим: мало ли какая нежеланная мне личность решила нарушить мое уединение? В общем-то, угадал.

Миррима пару мгновений стояла в дверном проеме, раздумывая, что делать дальше, но что-то – Упрямство? Любопытство? Вредность? – пересилило гордость, и малышка шагнула в кладовую. Я с трудом подавил улыбку, наблюдая за неожиданной гостьей сквозь ресницы. Видимо, гномку не устраивало то, что ваш покорный слуга «спит», потому что она хлопнула дверью и выжидательно уставилась на меня: круглое личико было переполнено решимостью, слишком серьезной для моей малолетней знакомой.

Я не открыл глаза, ожидая дальнейшего развития событий. Постояв не более минуты, гномка с обидой и злостью открыла дверь кладовой и грохнула ее об косяк еще раз. Куда сильнее, чем прежде. Конечно, можно было поиграть, но мне стало жаль несчастный дом, вверенный временному управлению Мирримы – таким манером от него и камня на камне не останется, – и я распахнул ресницы, возвращая гномке серьезный, слегка вопросительный взгляд. Голубые глаза не уступили, и некоторое время мы, как умалишенные, пялились друг на друга. В глубочайшем молчании.

Последнее нравоучение на сегодня (клянусь, больше не буду утомлять вас своими измышлениями!): если женщина смотрит на вас сердито и обвиняюще, это вовсе не означает, что она чем-то недовольна. Единственное, о чем кричит такой взгляд: «Ну же, скажи что-нибудь! Начни беседу! Ты же понимаешь, что я не могу нарушить молчание первой!» Пусть гномку можно было причислить к «настоящим женщинам» только с большой натяжкой, основными приемами защиты и нападения она уже владела. Разумеется, потребуется время, чтобы отточить умения, с рождения присущие каждой особе нежного пола, но… Не хотел бы я встретиться с Мирримой, когда она достигнет совершеннолетия! Мое бедное сердце будет разбито на мелкие осколки… Стоп. Раз уж начинаю шутить, почему бы не делать это вслух?

– Зашли проверить СВОЕ имущество? Напрасно беспокоились: здесь мне нечем поживиться и нечего сломать, – с плохо скрытым ехидством заявляю для затравки разговора.

Гномка облегченно вздохнула, но тут же нахмурилась еще грознее, дабы скрыть, как она рада тому, что я сделал первый шаг и позволил ей «сохранить лицо»:

– Я бы и не позволила тебе сделать… что-то в этом роде!

– Да-а-а? – протянул я. – Не думаю, чтобы вы смогли оказать сопротивление, если бы…

– Я тебя не боюсь! – уверенно провозгласила Миррима.

– На это и не рассчитываю, – совершенно искренне признался я. – Знаете ли, страх заставляет быть начеку, и это очень неудобно для нападающего. А вот если не видишь угрозы, то не успеваешь поставить заслон… – И на кой фрэлл, скажите, я учу девчонку правилам ведения боя? Впрочем, вдруг пригодится? Может, и спасибо скажет. Как-нибудь потом, а сейчас…

– Ты до меня не дотянешься! – Она предусмотрительно держала дистанцию. Дистанцию длиной в цепь, которой я был пристегнут к сундуку. Глупая… К имеющейся свободе передвижения я могу присовокупить всего себя, вытянутого в струнку. Правда, тогда мои ноги буду выглядывать из двери… Нет, не стану пугать малышку лишний раз. Зачем она приперлась, скажите на милость?!

– Хорошо. Не дотянусь, – покорно признал я. – Останемся каждый при своем мнении. Однако я ожидал увидеть поднос с обедом, а не сердитые озера ваших прекрасных глаз.

Она открыла рот. Закрыла. Снова открыла. Наконец колкость услышанного взяла верх над галантностью, и гномка возмущенно фыркнула:

– С какой это радости я должна тебя кормить?

– Законы гостеприимства еще никто не отменял, почтенная госпожа: раз уж вы приняли меня в своем доме, надлежит исполнить и другие обязанности радушной хозяйки. Конечно, даже самая вкусная на свете еда из иных, кроме ваших, рук покажется горькой, но я, так и быть, справлюсь с этой напастью…

Голубые глаза растерянно распахнулись. Еще бы: жестокий насильник (как полагают некоторые вроде бы и не обиженные умом особы) ведет себя как старый приятель и, более того, – осыпает собеседницу такими роскошными комплиментами, что поневоле впадешь в замешательство. Правда, оный насильник почти давится от смеха, но гномка так погружена в несвоевременные раздумья о своем и чужом поведении, что не замечает моих губ, дрожащих в отчаянной попытке справиться с улыбкой. Наконец Миррима озвучивает глубокомысленный вывод:

– Ты опять надо мной смеешься!

– Неужели? – Я делаю вид, что обиделся. – Стоит минуту побыть настоящим кавалером, и тебя спешат обвинить во всех грехах… В конце концов, я могу прекратить попытки общения с окружающим миром в вашем лице!

Гномка насупилась:

– Вроде говоришь серьезные вещи, а… В чем же подвох?

Я хотел было пояснить, что имел и чего не имел в виду, но мне помешали.

«Покорнейше прошу извинения…» – Приторно вежливо.

В чем дело?

«Не смею прерывать столь занимательную беседу…»

Прекрати сейчас же!

«Что именно прекратить?» – Нездоровое оживление.

Вилять хвостом!

«Хвостом?.. У меня лично нет никакого хвоста, в отличие от…» – Негодование незаслуженно обиженного ребенка.

Я пошутил. Не нужно… выражаться в таком духе.

«Я всего лишь хотела быть вежливой…» – Торжествующе дуется.

Манера поведения не изменит наших отношений, не так ли?

«Смотря с какой стороны…»

С любой. Так что случилось?

«Нам наносят визит…»

Кто? А впрочем, зачем я спрашиваю… Маги?

«В самую точку…»

Я уже собирался возразить, когда запоздалые мурашки виновато скользнули вдоль позвоночника. Никак не могу привыкнуть к тому, что Мантия обо всем узнает первой. Мне бы радоваться, ан нет: в такие моменты чувствую свою ущербность острее, чем обычно. Знаю, знаю: нужно правильно оценивать достоинства и недостатки каждой жизненной ситуации, но… Фрэлл, как же это сложно!

Сколько их?

«Мог бы и сам сообразить…» – Ворчливо, но добродушно.

Я провожусь с этим до вечера, ты же знаешь! Так что вся надежда на тебя.

«И как я успею обо всем позаботиться?» – Притворная озабоченность.

Итак?

«Трое, если тебе это и в самом деле важно…»

Трое. И сколько сейчас активны?

«Совсем обленился… Пара подручных… Глава группы погружен в дипломатические игры…»

Ах, даже так… Занятно.

Что мы имеем? Самый опытный из магов – по уверению Мантии – ведет беседу, и я подозреваю, с кем именно. С Рогаром, конечно. Череда странных событий помогла убедиться: Мастер располагает возможностями влиять на высокопоставленных особ. Взять того же коменданта: в своем городе он – царь и бог, а возразить тем не менее не посмел. Из чего делаем вывод: скорее всего, и на местечковую Гильдию чародеев у моего хозяина найдется управа. Выпадет свободная минутка, непременно выясню, как он справляется с властями предержащими. А сейчас… Фрэлл! Эти подмастерья могут доставить мне крупные неприятности, если… Если я не приму меры, адекватные готовящемуся вторжению.

Забыв о существовании гномки в частности и Мирака – вообще, ваш покорный слуга закрыл глаза, переходя на Внутреннее Зрение. Спросите, почему я предпочитаю сдвигать ресницы при этом занятии? Хм. Дело в том, что смена качества ощущений вызывает некоторые изменения (или, точнее будет сказать, – выполняется благодаря этим изменениям) в инструменте, который служит оному ощущению. Изменение незначительное и не сразу заметное, но если приглядеться… В общем, лучше закрывать глаза. Особенно такой персоне, как я.

·Общий фон Мирака был сиреневым [29], и мне стало понятно, почему разрушения стен хватило бы Сердцу Гор для возвращения в прежнее сонное состояние. Вкрапления бело-желтых бусинок – живых существ, не отягощенных Силой, – напоминали россыпь драгоценных камней на бальном платье придворной красавицы, но не мешали наблюдать за неуклонно ползущими в мою сторону лентами заклинания-разведчика. Точнее, двух заклинаний: магов-то двое. М-да… Почерк разный (этого и следовало ожидать), но общая схема – одна и та же: готов поклясться, что она вышла из-под пера их наставника, который, вероятно, и разговаривает сейчас с моим хозяином. Не о погоде, конечно, а о более простых и понятных вещах. По мою душу ведь явились, сволочи…