Корабль в вечность (ЛП) - Хейг Франческа. Страница 14
— Не все идет гладко, конечно, — заметила Эльза. — Случались стычки и даже серьезные, особенно когда пайки сильно уменьшились. Пока вы ездили на побережье, часть солдат Инспектора попыталась реквизировать самый большой колодец, тот, что на рыночной площади. Заявили, мол, вода в нем только для альф, потому что омеги заразные. Пытались склонить на свою сторону всю армию Инспектора.
Салли закатила глаза:
— Мы делим одну утробу, но альфы все равно считают, что подхватят от нас заразу, если будут пить с нами из одного колодца?
Я понимала, что она имеет в виду, но также знала, что альфы шарахаются от нас как раз из-за того, что мы делили с ними одну утробу, а не вопреки этому — как поведал мне Зак. Сильнее всего альф пугала мысль, что не такие уж мы разные.
— Были споры, — продолжила Эльза, — и несколько драк.
Салли кивнула:
— Инспектор не щадил задир с обеих сторон. Признаю, он поступал справедливо. Не терпел глупостей ни от своих солдат, ни от наших. — Она тихо фыркнула. — В конце концов затее с колодцем положили конец не наказания и уж тем более не дискуссии по поводу принципов, а банальная лень. Большинству альф, расквартированных в восточных кварталах, не хотелось ходить за водой через весь город. Через несколько дней буза сошла на нет.
Она по-прежнему называла солдат «его» и «нашими». Но впервые после прихода Зака я позволила себе минутку надежды на то, что в этом полуразрушенном, полуголодном городе мы строим нечто новое. Ведь даже малость, вроде этого совместного патруля альф и омег, еще недавно казалась столь же фантастичной, как Далекий край.
* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *
Вечером в спальню зашла Салли, застав меня в одиночестве. Я слышала ее знакомое шарканье по двору: Салли шла медленно, выверяя каждый шаг, чтобы уменьшить постоянную боль в теле.
— Я видела, что ты наблюдаешь за Ксандером, — сказала она.
Услышав его имя, я напряглась. Салли была права. Мне не нравилось находиться рядом с Ксандером, но в его присутствии я не могла оторвать от него глаз.
— Я не хотела пялиться, — произнесла я. — Но ничего не могу с собой поделать. При взгляде на него я вижу, в кого сама превращаюсь...
— На твои банальности у меня нет времени, — оборвала меня Салли и нетерпеливо взмахнула рукой. — Ты провидица, и мне нужна твоя помощь. Я больше не могу до него достучаться. Скажи, что для него можно сделать. — Я подумала о лице Ксандера, пустом, словно выгоревшие здания, все еще стоящие на улицах Нью-Хобарта. — Он уже несколько недель молчит, — продолжила Салли. — Даже про огонь больше ни словечка.
Да, прежде Ксандер постоянно бормотал о вечном огне.
— А толку сейчас об этом говорить? — ответила я. — Нет смысла кричать: «Пожар!», стоя посреди горящего леса. Взрыв неминуем, для предупреждений уже поздно. Он об этом знает. Мы все об этом знаем.
— Так чем ему можно помочь? — спросила она.
— Ничем, — пожала плечами я. — Ну, то есть ничем большим, чем ты уже помогаешь. Говори с ним. Корми. Пусть ходит к целовальному дубу, если это место его успокаивает.
На память пришли сотни мелочей, которые Салли делала для него каждый день. Сегодня утром я видела из окна спальни, как она, держась за поясницу, несколько минут прилаживалась встать на колени, чтобы подстричь Ксандеру ногти на ногах.
— Он вообще понимает, что происходит вокруг? — не унималась Салли.
— Он живет внутри взрыва, — ответила я, — и больше для него ничего не существует.
— Совсем ничего?
— Думаю, он в курсе нашей ежедневной жизни и слышит, о чем мы говорим. Но все, что не взрыв, не считается. Все остальное... — Я помедлила, пытаясь подобрать слова, чтобы описать чувство, которое испытывала всякий раз при виде Ксандера. Вспомнилось, как Палома рассказывала, что случилось с шахтами и нефтяными полями после взрыва: «Все, что могло гореть, сгорело». — Все остальное, — повторила я, глядя на Салли, — это просто топливо. Оно сгорает.
* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *
Был отдан приказ подготовить корабли. Воительница контролировала большую часть побережья, но у Инспектора в южном гарнизоне имелись два судна, и им предназначалось отправиться на северо-запад и присоединиться к «Розалинде». Это было опасно — Синедрион увеличил количество береговых патрулей даже далеко на севере, а бросать якорь в открытом море означало подвергнуться риску попасть в шторм. И не приходилось сомневаться, что рано или поздно Синедрион нападет на Нью-Хобарт — если не уморит нас голодом еще до атаки. Но достаточно продержаться еще несколько месяцев, и флот будет готов к отправке. Как только последние северные ветра унесут с собой весну, Палома поведет нас в свою родную страну — если Синедрион до того времени не найдет и не уничтожит Независимые острова.
Хотя Инспектор отдал приказ готовить флот, я заметила, что он относится к Паломе с прежней настороженностью. Когда мы садились за стол в главном зале, он всегда старался сесть на противоположном от нее конце стола. Когда мы расспрашивали ее о Далеком крае, он просто смотрел на нее, скрестив руки на груди. И хранил молчание, если поднималась тема лекарств.
Дудочник тоже это заметил.
— Есть возражения? — спросил он.
— Я уже сказал, что дам вам корабли и сделаю все возможное для защиты Паломы, — ответил Инспектор. — Но не могу обещать, что позволю испытывать запретную медицину на своих людях.
— Ты даже не предложишь своим людям выбор?
— Мы, альфы, четыреста лет сохраняли нормальный человеческий облик, а вы хотите это изменить.
— Нормальный человеческий облик? — переспросила я. — Ты имеешь в виду таких идеальных людей, как Зак и Воительница?
— Ты понимаешь, что я имею в виду, — нетерпеливо заявил он. — Физическое совершенство. Силу. Да, сейчас уже не Долгая зима, но выживать в нашем мире все еще сложно. И нам нужны крепкие, здоровые люди.
Палома подала голос с другого конца стола:
— Ты правда думаешь, что до бомбы все люди в мире были физически совершенны? — Она откинулась на спинку стула.
Инспектор посмотрел ей в глаза.
— Мы знаем, что именно взрыв привел к мутациям. Мы всегда это знали, и документы из Ковчега наше знание подтвердили. Там говорится о мутациях и о том, что они начали появляться после взрыва.
— Да, — кивнула Палома, наклоняясь вперед. — С этим не поспоришь. Но ты думаешь, что до взрыва тела всех людей были одинаково безупречными? — Она наклонилась еще ниже, едва не коснувшись подбородком столешницы, и отстегнула протез. — Эта технология, — продолжила она, кладя свою искусственную ногу на стол, — появилась задолго до взрыва. — Инспектор глубоко вдохнул, глядя, как протез покачивается из стороны в сторону, прежде чем замереть. — Дома у нас есть и другие остатки технологии тех времен: инвалидные коляски, искусственные руки... Врачам удалось сохранить лишь малую часть того, что использовалось до бомбы, но этого достаточно, чтобы понять: раньше тоже рождались люди с увечьями, такие как мы.
— У них даже были для этого особые названия, — осенило меня. — Во времена До.
— О чем это ты? — резко повернулся ко мне Инспектор.
— О бумагах Ковчега, где написано о мутациях, — пояснила я. — Ученые уже знали слова для их обозначения. — Мне тогда показалось, что читаю бессмысленные наборы слогов: по-ли-ме-ли-я, а-ме-ли-я, по-ли-дак-ти-ли-я, син-дак-ти-ли-я. Но для писавших их людей эти слова имели значение. Ученых пугало огромное количество мутаций и болезней после взрыва, но эти мутации и болезни уже имели названия и были изучены задолго до взрыва. — Люди в Ковчеге знали их признаки, их названия...
— И как лечить многие из них, — добавила Палома. — Мы не смогли сохранить все знания, но от некоторых проблем со здоровьем наши врачи умеют избавлять. Или хотя бы от сопутствующей боли. У моей младшей сестры с детства случались частые судороги, но врачи выписали ей лекарство, которое она принимает каждый день, и теперь судороги ее почти не беспокоят.