Корабль в вечность (ЛП) - Хейг Франческа. Страница 56

Палома передвигалась по дому, словно зловещий призрак. Разговаривала она, только чтобы попросить нужные для Зои вещи: свежую простыню; какую-нибудь вещицу, которую можно прикрепить к окну и отогнать мух. Когда ей приносили еду, Палома съедала свою порцию с видимой неохотой, лишь уступая привычке.

Не в силах ничего изменить, мы все просто ждали: дежурили у постели Зои и ждали вестей от Дудочника. Хорошие вести придут с восточной дороги. А плохие подскажет состояние Зои — она перестанет дышать.

Донесения разведчиков из Уиндхема сильно устарели к моменту доставки. Сражение в каньоне было свирепым. Наши диверсанты полностью уничтожили мосты, и солдаты Воительницы быстро осознали, что заперты в ловушке. Однако на их стороне были защитные рубежи Петельного каньона и численное преимущество. Враги безостановочно и мощно напирали на наш отряд, перекрывший каньон. На второй день солдаты Синедриона принялись форсировать реку на наспех собранных суденышках. Наши лучники, расположившиеся на северном берегу, отбросили часть из них назад, отдав ненасытной реке ее долю. Лошадей переправляли на плотах, из которых по меньшей мере один испуганные животные проломили, утопив всех сопровождающих. Но в конце концов враги сумели перебраться на северный берег — в достаточном количестве, чтобы обратить в бегство наших лучников и охранять отбитую переправу. Часть из них доскакала до Шестого убежища и обнаружила, что там пусто — к тому времени мы уже сбежали. И тогда враги выследили и атаковали тех, кто отправился на север. С тяжелыми потерями, как сообщила юная разведчица Саймону.

Я грохнула ладонью по столу.

— Не ходи вокруг да около, — велела я. — Что означает «тяжелые потери»? Сколько?

Она покусала нижнюю губу и глубоко вдохнула.

— Люди, совершавшие переход до Норт-Хэйвена, добрались туда невредимыми. Солдаты Синедриона догнали второй отряд, направлявшийся в Итон-Вэлли. Они убили примерно половину освобожденных. Около пяти сотен. И еще с полсотни наших солдат.

Лучше бы я не спрашивала. Саймон выругался, сжав все три кулака.

Я поглядела мимо него во двор. Там была Рона, с ней еще несколько омег, которые, зажмурившись обратили лица к солнцу. А Рона все так же рисовала на земле палочкой. Я подумала, что во всех моих планах и расчетах смысла ничуть не больше, чем в ее каракулях. Как сопоставить ценность этих спасенных жизней — и жизней потерянных?

Я снова повернулась к разведчице.

— Это все? — спросил у нее Саймон.

Она кивнула.

— Последнее, что я видела — как наших в каньоне обходили с флангов, Синедрион взял их в клещи.

Саймон жестом отпустил девушку и глубоко вдохнул после ее ухода.

— Они держали каньон, Касс, — промолвил он. — Дольше, чем мы могли надеяться.

— Не говори так, — сказала я.

— Как?

— Как будто ты уже сдался. Как будто все кончено.

Он выдохнул.

— Ты видела Зои. Слышала разведчицу. Нам нужно продумать, куда отныне двигаться. Попытаться обеспечить верность остатков войска Инспектора, чтобы удерживать Нью-Хобарт без него. Сосредоточиться на том, чтобы доставить Палому на корабль и отправить в Далекий край.

Огонь вспыхнул в моем сознании при упоминании Далекого края, и я пошатнулась, вставая.

— Ничего не кончено, — сказала я сквозь пламя. — Я знаю Зои. Знаю Дудочника. Ничего не кончено.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

В эти пять ночей я боялась спать, боялась сидеть без дела. Когда пропал Ксандер, я узнала о его смерти, увидев его во сне. И не хотела, чтобы так же случилось с Дудочником. Если они с Зои погибнут, я не хочу этого предвидеть. Днем и ночью я работала. Помогала Эльзе: шила одежду для освобожденных омег; готовила и скребла горшки, пока кожа на руках не потрескалась и не закровоточила. Видения все равно накатывали даже во время бодрствовании, но ничего нового не говорили: только что мир сгорит. Иногда после кошмарных картин мне требовалось несколько минут, чтобы вновь обрести дар речи, а язык еще долго заплетался. Слова сгорали дотла.

Многие из бывших узников баков все еще залечивали разные болячки: язвы на истончившейся коже, возникшие из-за долгого путешествия на грубо сколоченных телегах, порезы и раны после атак на нашу колонну. Мы перевязывали их, поили маковой микстурой и настоем белены от боли, а на ночь — каплями валерианы для крепкого сна. Пытались их накормить. Возможно, следовало считать удачей, что спасенные ели совсем мало, — даже после захвата перевала Луддитов еды у нас не хватало, — но видя выпиравшие ключицы Роны, я подолгу уговаривала ее выпить побольше питательного бульона.

Теперь казалось бесспорным, что Кип быстро восстановил силы благодаря здоровому телу альфы. У омег выздоровление протекало гораздо медленнее и не так уверенно. Пребывание в баке повлияло и на разум Кипа. Прошлое для него было утеряно — стерто, как струя за кормой лодки. Ему пришлось собирать себя заново, не имея ни малейшего представления о том, кто он такой или чем раньше занимался.

Сейчас сотни людей, которых мы извлекли из баков, должны были сделать то же самое: собрать все кусочки своих личностей, поднятые со дна, и попробовать склеить их в новую жизнь.

Многие из спасенных засыпали с трудом. Ночами, лежа с Заком в столовой, я слышала их шаги по дому. Они существовали вне времени. Пробудились от прошлого, которого не помнили, к настоящему, которое не могли удержать. Вероятно, поэтому я чувствовала близость с ними — мое собственное восприятие времени было столь же нечетким, я тоже потеряла якорь и дрейфовала по течению среди череды дней.

Палома игнорировала этих омег и их блуждания, игнорировала наши уговоры отдохнуть или поесть. Она отказывалась уходить от постели Зои. Когда на второй день я вошла в их комнату, она даже не взглянула на меня.

— Ей хуже, — коротко сказала Палома, прижимая одной рукой тряпицу к голове Зои.

И правда, кожа Зои стала сухой и бледной, губы потрескались. Порой ее веки приоткрывались, но зрачки закатывались под лоб, так что виднелись лишь белки. Я вслушалась в дыхание Зои. После каждого вдоха наступала пауза, такая долгая, что выдох случался неожиданно. Палома тоже настороженно ловила вдохи-выдохи.

— Это первый раз, когда я понимаю твоего брата, — сказала Палома. Поймав мой взгляд, она продолжила, да так быстро, что слова наскакивали друг на друга. — Не то чтобы я считала баки чем-то правильным. Знаю, это плохо. Знала даже до того, как увидела Шестое убежище. Но сейчас… — Она смолкла и снова опустила взгляд на Зои. — Сейчас я отчасти понимаю, что побудило его возродить резервуары. И почему некоторые из альф с ним согласились.

Я вспомнила, как в детстве мы с Заком смотрели на умирающего отца — его медленно убивала болезнь сестры. Страх и злость, искажавшие тогда черты Зака, теперь я видела на лице Паломы.

И вдруг пришло видение. Нет, слово неподходящее, не «видение» — передо мной были лишь тьма да слабые проблески света. Но я слышала дыхание Дудочника и ощущала шаги лошади, встряхивающие его изломанное тело.

— Они едут, — сказала я.

Саймон повел навстречу отряд. Я умоляла взять и меня, но он был непоколебим.

— Опасности кругом хватает и без того, чтобы нарочно искать ее на свою голову. Если наши возвращаются, армия Воительницы далеко не отстанет.

Саймон позволил мне лишь выехать к воротам в сопровождении Виолетты.

— Это их дозорные? — спросила она у меня, глядя на группу грязных солдат, тащившихся по восточной дороге к Саймону и его всадникам.

Я покачала головой.

— Это все, кто остался.

Из четырех сотен, вошедших в каньон, всего шесть десятков человек смогли приковылять в Нью-Хобарт.

Большинство солдат шли пешком; лишь единицы ехали верхами. Для перевозки тяжелораненых между лошадьми привязали носилки. Когда они приблизились, я увидела, что никто не уберегся от ран. У того же Инспектора левая рука покоилась в лангете, а от глаза до челюсти шел рубец, из-за которого рот сбоку приподнялся. Выступая против уничтожения близнецовости, он восхвалял в альфах «физическое совершенство», но я не злорадствовала, видя его изуродованное лицо.