Карта костей (ЛП) - Хейг Франческа. Страница 39

Когда до стены осталось несколько сот метров, в нас полетели стрелы. Одна приземлилась слева от меня, пропахав в мерзлой земле полуметровую борозду. Я держала щит над головой, но на всех щитов не хватало, а кое у кого из наших не хватало рук, чтобы их держать. Дудочник нес только меч, как и Зои, которая предпочла освободить левую руку для метания ножей. В кромешной тьме мы и не думали, что получится уворачиваться от стрел — они вылетали прямо из темноты, как будто ночное небо проливало на нас стальной дождь. Лучники сразу дали нам понять, что солдаты Синедриона не будут воздерживаться от решительных действий, как на Острове. Если они и знали, что близнец Зака участвует в нападении, их это не останавливало. Интересно, Воительница ли приказала не делать нам никаких поблажек ради безопасности Зака, и если да, не значит ли это, что его власть слабеет? Но все размышления выветрились из головы, когда я услышала за спиной крик — стрела поразила цель. Я повернулась, но упавший мужчина уже скрылся за следующей шеренгой, и его крик захлебнулся в крови, превратившись в бульканье.

Южные ворота распахнулись, и из них полились свет и солдаты Синедриона в красных туниках. Сначала конница, по четыре всадника в ряд. Они несли факелы и мечи, и огонь отражался в их лезвиях и глазах лошадей.

В палатке Саймона в лагере, когда мы планировали атаку, она казалась простой и ясной: стрелочки и крестики пестрели на карте. Выигрышные позиции для лучников, чтобы они прикрыли пехоту, которая должна была забраться на стену с крюками и лестницами и проникнуть в город. Маршруты, которыми два конных эскадрона должны подъехать к городу с разных сторон и осадить его с севера, где наши разведчики подожгли стену. Четыре эскадрона направили на главные ворота на востоке, где надвратная башня самая ненадежная. Трое лучников прятались в кустах на обочине дороги, готовые стрелять в гонцов, посланных из Нью-Хобарта в Уиндхем.

На карте Саймона все выглядело четко и аккуратно. Но как только битва началась, вся схема потерялась в ударах и крови. На Острове я следила за ходом боев из окна запертой комнаты в крепости, и тогда, казалось, я видела, что такое сражение. Теперь я осознавала, как жестоко ошибалась, и как могут повлиять на диспозицию несколько сотен метров. Сейчас, в гуще битвы, я не понимала стратегии и не представляла, как вся картина выглядит в целом. Я видела только то, что происходило прямо передо мной. Мне было велено держаться поближе к Зои и Дудочнику, которые возглавляли атаку на восточные ворота, но вскоре я уже не понимала, куда мы продвигаемся. Все происходило слишком быстро, мир вокруг ускорился. От топота копыт дрожала земля под ногами. Конник замахнулся мечом на Зои, и она ушла в сторону. Я пригнулась, и клинок пронесся над головой, а Дудочник тем временем обменялся ударами с другим солдатом справа. Когда я снова бросила взгляд налево, Зои уже снова стояла рядом. Всадник отбил ее удар, она нырнула под его меч и перерезала подпругу седла. Лезвие задело живот лошади, и кровь закапала на снег, а седло съехало набок вместе с всадником, так что он свалился почти на меня. Противник тут же вскочил, но при падении выронил меч. Когда солдат за ним наклонился, я наступила на эфес, вжимая его в снег.

Солдат посмотрел на меня снизу вверх. Я должна была его убить. Я это знала, и обеими руками сжала эфес своего меча. Но прежде чем успела замахнуться, Зои оббежала брыкающуюся лошадь и погрузила клинок в живот солдата. Ей пришлось нанести еще один удар, чтобы его добить. Лезвие потемнело от крови, когда поверженный противник соскользнул с него на землю.

Рядом со мной Дудочник успешно разделался со своим врагом, но еще один конник ехал прямо на него. Дудочник в последний момент отступил в сторону и рубанул мечом по ногам лошади. Ужасное зрелище — на одной ноге как будто появился лишний сустав, сгиб, где его быть не должно. С истошным ржанием лошадь рухнула на землю, но всадник успел спрыгнуть и отбежать, а лошадь перекатилась на бок, копытом сбив меня с ног.

Дудочник и Зои сражались надо мной каждый со своим противником. Рядом, на земле, лошадь пыталась встать на изувеченные ноги. Она раздувала ноздри, широкие, как цветущие лилии. Ее глаза так закатились, что я видела только пронизанные красными прожилками белки. Когда лошадь заржала, этот звук показался мне более человечным, чем шум кипевшей вокруг битвы. Из одной лошадиной ноги торчала перерубленная кость, белея на потемневшей от крови шкуре.

Я сняла нож с пояса, дотянулась до бьющейся по земле головы лошади и перерезала ей глотку. Кровь хлынула на руку, и я удивилась тому, насколько она горячая и насколько ее много. Она не струилась, а выплескивалась фонтанчиками, обрызгивая мою руку. Снег под лошадью растаял, кровь впиталась в мерзлую землю. И все было кончено.

Лошадь умерла одна. Я чувствовала простоту ее смерти — никакого переклика с одновременно умирающим близнецом. Для залитого кровью существа она казалась слишком чистой. Я поднялась на ноги.

Первая волна всадников Синедриона прорвалась через передние линии нашего наступления, но на западе я увидела прислоненные к стене лестницы и взбирающиеся по ним фигурки. У меня не было времени смотреть, доберутся ли они доверху — пехота Синедриона с мечами и щитами прорывалась в бреши, пробитые конницей в наших рядах. Я потеряла щит и не помнила, где именно и при каких обстоятельства. Я жалась к Дудочнику и Зои, по возможности не мешая им, и размахивала мечом при приближении противника. Когда кто-то пытался меня атаковать, Дудочник или Зои вставали на мою защиту.

В те несколько раз, когда мой меч кого-то ранил, мне приходилось бороться с тошнотой. Но это меня не останавливало. Я никого не поразила насмерть, однако скорее из-за отсутствия опыта, а не потому, что не хотела. Но некоторые мои удары достигли цели, и вскоре лезвие меча покрылось кровью. Я была причиной уже стольких смертей, что мне не казалось странным видеть кровь на своем оружии — убедительное доказательство того, что я уже столько раз делала.

Тем не менее, все наши усилия, похоже, ничего не меняли. Мы втроем немного продвинулись вперед, но, судя по всему, нас давили числом. Солдаты Синедриона все еще выбегали из южных ворот, и наши люди с лестницами оказались в окружении, прижатыми к стене. Дальше на западе, где первая волна наших войск пыталась поджечь стену, сырость им помешала, и стена запылала только в двух местах. Оглядев ее, я не заметила брешей, а сами ворота оставались под надежной защитой.

По мере приближения к стене мы стали лучше видеть происходящее в свете факелов и костров. Но чем ближе мы подходили, тем смертоноснее были стрелы. Во время рукопашной схватки с солдатами Синедриона лучники не стреляли, но едва наступил миг передышки, стрелы вновь полетели в нас. Они не падали сверху — «падение» слишком легкое слово, — а разили, мощные, как удары копыт. Достаточно сильные, чтобы вонзаться на несколько вершков в землю. Дважды они пролетали так близко, что я чувствовала тепло в морозном воздухе. Третья стрела летела Дудочнику в ногу, но я вовремя успела его предостеречь, и наконечник лишь оцарапал кожу, а не вошел в бедро. Время неслось вскачь, и когда я утерла лицо, рука стала мокрой и красной, но я не понимала, моя ли это кровь или чужая. Несколько раз я перешагивала через тела, лежащие на земле в несовместимых с жизнью позах: голова, запрокинутая назад под таким углом, который целые шейные позвонки не смогли бы принять, вывернутое в другую сторону колено. В безлунную ночь не хватало света для теней, сюда доходили только отблески далеких огней на стене. Но упавшие тела создавали собственные тени — кровавые отпечатки, чернеющие на снегу.

Дудочник в нескольких метрах от меня вытащил метательный нож из шеи мертвого солдата. Рядом с ним лежал занесенный снегом валун, и мы на минуту затаились за ним.

— Солдат Синедриона должно быть намного больше, — пропыхтел Дудочник, оглядываясь по сторонам. — По нашим подсчетам их в городе тысячи полторы. Где же они?