Заложница мафии (СИ) - Шайлина Ирина. Страница 22

Послушно встала, прошлепала босыми ногами в ванную, умываться, приводить себя в порядок. Я ждал, смотрел вниз на город, словно пытаясь его запомнить, курил одну за другой.

— Я готова.

Вот теперь будто снова в маске. И губы алые, и глаза яркие, чужие. Хочется стереть с неё все, в постель затащить, там она притворяться не умеет. Не со мной. Вызывающее платье глубокого тёмного цвета оттеняет молочную кожу, и едва придерживает грудь, такое открытое.

— Пойдём.

Внизу ожидает мой стандартный кортеж в несколько машин. Едем пышно, с помпой, не стараясь прятаться. Витька сам за рулём, словно не доверяет никому.

— Есть хвост, — констатирует он.

— Ожидаемо.

Мы просто едем, но Славка то и дело смотрит на меня. Её чутье сильно развито, это я давно уже понял. И теперь явно ждёт подвоха. И он не замедляет явиться. На одном из перекрёстков наш кортеж из шести одинаковых машин внезапно разбивается на три части и едет в разные стороны.

— Что происходит?

— Просто покатаемся.

Витька давит на газ. Поток машин плотный, но это ему нисколько не мешает, и второй машине, что едет с нами, тоже. Слава касается ремня безопасности, проверяя, пристегнута ли. На одном из поворотов машину заносит очень сильно. Славка бледнеет, но хранит молчание. Потом снова на меня смотрит.

— Давид, немедленно мне объясни, что происходит.

— Не забивай свою хорошенькую головку, душа моя.

Притягиваю к себе. Целую. Дорогой автомобиль так разгоняется, что вибрирует. Слава напряжена, как натянутая струна, пытается вырваться, но я не позволяю, кусаю её за рот, как и мечталось, потом только выпускаю, с удовлетворением отмечая — от помады и следа не осталось.

— Останови машину, — говорит она. — Немедленно, блять, остановите машину, я выйду!

— Это, как джуманджи, — говорю я. — Игра, в которую если начал играть, уже не сорвешься. Нет пути назад, дорогая моя женщина. Нужно играть до конца.

За окном на бешенной скорости пролетают придорожные столбы — из города мы уже выехали. Смотрю на спидометр, на нем около трёхсот. Тормозим резко, Славку бросает вперёд, натягивается ремень безопасности, но она снова не проронила и звука. Но, как только поняла, что машина остановилась, отстегнулась, выскочила наружу, замерла в недоумении.

Весна, но вокруг все ещё голое. Скорее серое, чем зелёное. Поле, за ним лес сереет, город видится немного в стороне, тоже — серый. Как сегодняшний день. Мы стоим на проселочной дороге. Перед нами мост, через речку, которая уже давно пересохла, внизу мокрые камни. Далеко внизу. Мост аварийный, его закрыли давно, но местные оттащили в сторону бетонные блоки, что преграждали путь и срезают себе до города дорогу.

— Мы оторвались, — говорит Витька. — Но в любой момент могут вертолёты поднять. Безопасных у нас только минут семь-десять.

— Пошли, — командую я.

Тащу Славку за руку на середину моста. На нем она замирает. Верхнюю одежду оставила в машине, ветер прохладный, волосы треплет, кожа пошла мурашками. Сейчас она кажется особенно красивой, в своём платье от кутюр, на высоких шпильках, на давно заброшенном мосту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Подходит к краю, заглядывает вниз.

— Высоко, — завороженно шепчет, отшатывается.

Смотрит на меня. Глаза круглые. Такого же цвета, как небо у нас над головой. Наверное, все уже понимает, умненькая же, ну. Несколько человек из тех, что нам здесь ждали подходят ближе и обступают нас кругом.

— Раздевайся, — приказываю я Славе.

Глава 27

Холодно.

Я зябко поежилась, не то от ветра, не то от тяжелого взгляда Давида.

Смотрела на него и не узнавала, и боялась. Он был сейчас другим. Тем Чабашем, которого боялись и уважали. Тем, кто свою империю построил, щедро сдобренную кровью и властью.

— Раздевайся, — повторил он, а мне в голосе чудится сталь.

Все внутри клокочет от страха, от непонимания того, что происходит сейчас.

Я смотрю на людей вокруг, — незнакомые лица все, в защитной амуниции, у пары человек автоматы в руках.

Но один выделяется особо.

Он самый крупный, ростом чуть выше Давида, но гораздо шире в плечах. На руках татуировки, я вижу его оголенные запястья, раскрашенные темными полосами, а потом перевожу взгляд на мужское лицо.

На меня он не смотрит, на Давида только, который снимает сейчас с себя пиджак, расстегивает пуговицы рубашки.

— Скажи своим, пусть отвернутся, — велит Чабаш, и этот тип с жутким выражением отвечает ему:

— Ты, оказывается, из стеснительных, — а потом добавляет что-то резкое, на незнакомом мне гортанном наречии, и все почти синхронно поворачиваются к нам спиной. А я все пошевелиться не могу никак, так и стою, глядя на Давида, ощущая, как порывы ветра вздымают ткань моего платья, оголяя ноги.

— Душа моя, — говорит Давид, — не заставляй меня делать это силой.

Он остался в одних боксерах, снимает обувь и его вещи тут же подхватывает кто-то из парней, мне они все на одно лицо. А потом Давид идет ко мне, разворачивает спиной и одним движением расстегивает молнию до самого низа.

Вжик — и платье падает ярким пятном мне под ноги.

Я дрожу.

Дрожу, когда его пальцы касаются цепочки, той самой. Тяжесть кулона на шее привычна, она успокаивает, в минуты волнения я касаюсь его, чтобы просто убедиться — он на месте.

Но в следующую секунду Давид расстегивает замок цепочки, забирая ее себе.

Вот теперь я ощущаю себя окончательно голой.

— Вы долго возиться будете? Я сюда жмуриков быстрей довез, чем ты штаны снимаешь, Чабаш.

— Не гуди, скоро поедешь назад к своей Белоснежке, — Давид поднял с земли мое платье и туфли, отдал и их, — все, можно марафетить двухсотых.

Я догадывалась, о чем они говорят, но не могла в это поверить. Босиком мы дошли до микроавтобуса, Чабаш кинул мне пакет, в котором лежал теплый спортивный костюм, и сам начал спешно одеваться.

Дверь за нами захлопнулась, водитель завел двигатель.

Я обернулась назад, туда, где осталась наша машина.

Зрелище, открывшееся моим глазам, заставило встать дыбом волосы.

Я видела, как из черных больших пакетов вытащили два тела, мужское и женское. Сомнений не оставалось, это были трупы, на которые сейчас надевали нашу с Давидом одежду. Тела были еще свежими, Я видела, как податливо сгибаются их руки и ноги под чужими усилиями. Прижала ко рту руку, прикусывая костяшки пальцев, чтобы не закричать. Темные волосы, мое платье, туфли, — это была я.

Только тогда я в полной мере осознала, что происходит. И чем мне это грозит. Мне — не страшно. Но Сережка… Их много было. Люди Чабаша, избранные, кому доверял больше всего, смуглые парни, которых привёл с собой великан. Я никогда не боролась зная заведомо, что проиграю, но в тот момент это не имело значения. Я побежала. Я вложила в этот бросок свои силы. Не думала даже, так меня догонят, или просто пулей, я же игрушка — расходный материал. Я просто представляла, как Сережке скажут, что его мама умерла.

Меня догнали, даже до конца моста не добежала. Грубо повалили на старый бетон, он сотнями зубьев впился в кожу. Я попыталась бороться и откатилась в сторону. Перил у моста не было, я оказалась у самого края. Тот, кто был сзади позволил мне свеситься по пояс заглядывая в саму бездну.

— Не нужно, — попросила я. — Просто отпусти меня к сыну, не нужно ничего больше.

— От тебя ничего не зависит. Душа моя, ты же понимаешь, что мне не очень важно, кто окажется на дне этой ямы, ты или тот труп? Быть умницей твой единственный шанс.

За волосы меня назад рванул, потащил к машине.

— Погнали, погнали, чего ждем, — джип резко развернулся, мы тронулись с места и поехали обратно.

Я повернулась назад, глядя в тонированное заднее стекло, как тела усаживают в автомобиль. Женское тело вдруг завалилось в сторону, голова повернулась — клянусь, мертвыми глазами она нам вслед смотрела.