Паутина долга - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 49

Вьер покачала головой.

— Я бы решила, что вы, юноша, смеётесь над старой женщиной, если бы не одно обстоятельство.

— Смеюсь?

— Ваши слова верны от первого и до последнего. Но их можно выбросить прочь.

— Почему же?

— Они больше не нужны, — женщина помолчала и сухим тоном чиновника, читающего сводку событий, сообщила: — Вечером девятого дня третьей ювеки Ока Аурин в ходе следственных действий изъятые ранее игральные кости прекратили своё существование. Попросту говоря, рассыпались трухой.

Сдержать улыбку не получилось. Значит, надзорные на стали тянуть кота за хвост и быстренько приступили к поверке моих наставлений практикой. Признаться, не ожидал. Думал, придётся торчать в управе весь Зимник. Что ж, людская алчность в очередной раз сыграла мне на руку. Будем надеяться, не в последний.

— Вижу, для вас подобный исход дела не стал неожиданным, — вьер сузила глаза, пряча серую сталь взгляда в ножнах век.

Соврать? Прикинуться наивным дурачком? Нет, не стоит дразнить демонов. Хотя, что бы я ни сказал сейчас, мне в вину не поставят: иначе допрос проходил бы с участием писца и наблюдателя, призванного засвидетельствовать соблюдение всех правил, в особенности, телесного и душевного здоровья допрашиваемого. По утверждению молвы, все эти строгости вошли в обиход после Зимне-Летней войны, длившейся от одной тёмной ювеки до другой и случившейся именно из-за того, что обвинение одному из сиятельных вельмож, попавших в опалу, было предъявлено по итогам допроса с применением всяческих подручных средств, включая дурман и иголки разной толщины. У вельможи оказалось множество друзей и сторонников, которым не понравился приговор (кстати, в самом деле, надуманный и нелепый), и... Разгорелась маленькая междоусобная свара, закончившаяся только после личного согласия императора внести в законы несколько лишних строчек. Конечно, покойным управам работы прибавилось, вот только врать на допросе стало ещё опаснее, чем было: если уличат во вранье, сразу отправляют на каторжные работы во благо империи. Согласно всё тем же лишним строчкам.

— Да, hevary.

— И как мне видится, вы не просто предполагали, а рассчитывали, что именно этим всё и закончится. Я права?

Смотрю на улыбчивое лицо под вуалью морщинок. Зачем женщина старается докопаться до моих мотивов и расчётов? Любопытство мучает? Вряд ли: не тот возраст. Нет, вьер преследует свои цели, а вот какие именно, есть шанс узнать и немедленно. Если быть честным и искренним.

— Да. Я знал, что кости рассыплются, но не мог с точностью предсказать, в какой момент.

— Потому что не знали, сколько раз тоймены попытаются выбросить «Солнцестояние»?

— Именно.

Она потёрла пальцами переносицу.

— Умно. Но если не секрет, откуда вы взяли столь послушные кубики?

— Сам сделал.

— Сами?

Кажется, мне не верят.

— Можете справиться у деревянщика, если пожелаете. Нашёл кусок доски, попросил распилить, выбрал пяток заготовок и раскрасил. Очень просто.

— Полагаю, самым главным было первое? — Уточнила вьер. — Найти нужную доску?

— Если бы так, послушных костей было бы пруд пруди, и Плечо надзора устало бы их изымать. Важен каждый шаг, hevary, от начала и до конца.

— Вот как... Что ж, поверю на слово.

— Стало быть, обвинения с меня сняты?

— Разумеется. За отсутствием улик и гибелью свидетеля.

— И я могу отправляться домой?

Женщина скорбно поджала губы.

— Можете. Но я хотела бы поговорить с вами ещё немного. По душам.

А вот это уже лишнее. Тревожно лишнее.

— О чём?

— Убийца, напавший на патруль. Вы что-либо запомнили о нём?

Задумываюсь. Видел-то я немного, но, возможно, и подвернувшихся взгляду мелочей хватит, чтобы доставить неприятности тому, кто, по его же собственным словам, был послан меня спасти. Но умолчать — смерти подобно: управа не простит. Тем более, если имеются и другие свидетели бойни на Кривоколенной улице.

— Да. Кое-что.

— Можете рассказать? К примеру, каким оружием он пользовался и как выглядел?

— Довольно высокий... Повыше меня. Фигура плотная, но не слишком. Лицо было закрыто маской, тело, по большей части, одеждой, поэтому опознать не смогу, при всём желании.

— По большей части? — Переспросила вьер.

— Да, его наряд... выглядел странновато. На запястьях, локтях, коленях и, кажется, на плечах были разрезы, из которых выглядывала голая кожа. И не только она.

— Дальше! — Живость, неожиданно охватившая женщину, выглядела пугающе.

— Под кожей... Что-то шевелилось. Словно ткани тела двигались с места на место. А потом... превратились в оружие.

— Костяную иглу, движущуюся слишком быстро, чтобы успеть уклониться, и возвращающуюся обратно посредством сухожилий, соединяющих её с областью сустава, — подытожила вьер.

— Да. Наверное. Правда, мне некогда было рассматривать, из чего состоит всё сооружение, но, пожалуй, подпишусь под вашими словами. Вам известен убийца, если вы так много знаете о способе убийства?

— К сожалению, нет. То, что я рассказала, лишь сведения, почерпнутые из архивных отчётов, датированных правлением его величества Годдора Осторожного.

— То есть, более чем вековой давности?

Она кивнула.

— По следам, оставленным в телах убитых и в вашей груди, было установлено, что оружие, наносившее удар, является живым — плотью от плоти убийцы. А поскольку подобные случаи крайне редки, если не сказать, невероятны, удалось раскопать упоминание о похожих, как две капли воды, случаях смертей, правда, произошедших очень и очень давно. Это работа кого-то из «белошвеек».

Белошвейки? Никогда раньше не слышал.

— Занятное название.

— Очень подходящее тем, кто умело обращается с иглами, не находите? — Грустно улыбнулась женщина. — Так называется род наёмных убийц, лучших среди всех, хотя и малоизвестных. Наверное, то, что они не примкнули к братии забойщиков, и стало причиной забвения. Хотя теперь могу сказать точно: «белошвейки» не вымерли, а живут и здравствуют. Но поскольку ваш случай — первый за много лет, выходит, убийцы затаились, получая средства к существованию от занятий помимо душегубства, а значит, найти их будет очень-очень сложно.

— Будете искать?

Она подняла на меня рассеянный взгляд:

— Я хоть и похожа на выжившую из ума старуху, не спешу оказаться в могиле. Схватиться с «белошвейкой», даже вдесятером против одного? Самоубийство. Эти твари способны вырастить на своём теле столько игл, сколько понадобится, и каждая безошибочно найдёт жертву. Нет, лично я никого искать не стану. Доложу ллавану, а тот пусть решает.

— Ллаван, скорее всего, поступит так же, как и вы: спрячет опасный отчёт подальше. По крайней мере, надо спрятать, иначе...

— Иначе?

— Вы сами сказали: молодёжь пошла прыткая. Если молодые и горячие тоймены захотят выслужиться, поймав легендарного убийцу, ваша управа не досчитается многих голов.

— Правильно мыслите, юноша. Поэтому дело и поручено мне, видавшей виды старухе... Но одно меня всё же беспокоит. Услуги «белошвеек» никогда не были по карману кровожадной швали, режущей друг друга в тёмных переулках. Напротив: только весьма влиятельные и высокопоставленные персоны могли себе позволить удовольствие нанять мастеров иглы. Кто направил убийцу и с какой целью? Вы можете объяснить?

Могу, хотя бы в отношении цели, но вынужден молчать, дабы не вызывать у вьера ещё больших подозрений.

— Он со мной не откровенничал.

— Догадываюсь... — Женщина закуталась в платок. — У вас есть враги, юноша?

— Почему вы спрашиваете?

— Было бы странно предполагать, что «белошвейке» от нечего делать захотелось отправить на тот свет патруль. Скорее, заказаны были арестованные: или один, или оба. Ну а прочие трупы всего лишь необходимость. Хотя... — она подозрительно взглянула на меня. — Вы-то остались живы.

— Повезло.

— Возможно. Но если убийце нужен был кто-то один, искусства «белошвейки» хватило бы убить именно его и скрыться, не трогая других. Зачем же устилать трупами всю улицу? Как вы думаете?