За кулисами (СИ) - Лётная Марина. Страница 25
― А как же репетиция? ― Словно выйдя из транса, девушка неразборчиво залепетала мне в губы вперемешку с сиплыми тяжелыми вздохами. Когда я понял, что она снова напоминала нам об обязанностях, заливисто расхохотался.
― Тесное общение поспособствует нам лучше сыграть в постановке.
Последний глупый аргумент пошёл на избавление Мишель от мук выбора. Наши влажные языки бесстыдно и горячо слились в поцелуе, пока я потянул танцовщицу за собой на жёсткий холодный пол. Невозможно было думать о чём-то кроме того, насколько сильно я хотел в неё войти; в паху было тесно, я готов был взорваться. Мы осели вниз лицом к лицу, не прекращая сбивчиво блуждать во рту друг у друга. Тело недовольно заныло от соприкосновения с твёрдой пыльной поверхностью, но кожа тлела от раздирающей безрассудной страсти. Я посасывал её язык, губы, словно медовую карамель, тянул их к себе в рот и мягко играл, пока вдруг не распахнул глаза, столкнувшись с завороженными почерневшими возбуждением глазами танцовщицы.
На секунду она осеклась, нерешительно осматриваясь, будто кто-то мог за нами подглядеть, но потом потянулась дрожащими руками к плечам, вынуждая меня лечь на спину. Девушка расположилась поверх моего торса и потянулась к губам, срывая с них знойный жгучий поцелуй. Её внезапная самоуверенность только распалила губительно нетерпеливое желание: руки бесконтрольно легли на её спину, растрёпанную голову, грубо прижимая к моему напряжённому телу. Мишель дрожала в наших объятиях, вела себя распущенно и одновременно не скрывала неловкости; мои ладони медленно крались на её бёдра, а женские губы принялись изучать мою порябевшую мурашками шею.
От жадного болезненного поцелуя я не удержал восторженную победную улыбку ― не трудно догадаться, как мы желали друг друга. Как желала меня она, отобрав инициативу в свои холодные тонкие руки. В груди растекалось свинцовое надменное самодовольство. От перевозбуждения я распахнул глаза, рассматривая подрагивающую копну русых ниспадающих на мою грудь волос и необъятный металлический купол под потолком. Мишель целовалась истерично, страстно, без оглядки на отказы в мой адрес и завтрашнее утро, предвещавшее нам засосы. Танцовщица жадно кусала и оттягивала кожу с дрожью выдыхая теплом; терзала шею, ключицы и мочку уха. Меня и самого истошно трясло, а горячее дыхание неконтролируемо вырывалось из лёгких. Я спустился ладонями на её упругие ягодицы, нетерпеливо сжимая и чувствуя, как всё та же идиотская торжествующая улыбка не сходит с моего лица.
Ещё несколько исступленных касаний, и я подобрал её шелковые ровные волосы в кулак, убирая их со своих губ, с силой оттянул, оголяя тонкую женскую шею для ответных мучительных поцелуев. Свободная рука почти сама потянула девушку за таз, усаживая на затвердевший под тканью брюк член так, что головка упёрлась ей в промежность. От наших недвусмысленных действий я не сдержал хриплого стона в женское чувствительное ушко. Мишель бесконтрольно шумно хватала воздух и сладко скулила, подрагивая от чувственных поцелуев в тонкую шею, томительно ёрзала на мне, то подаваясь бёдрами, то подставляя личико для ласкающих прикосновений.
Её покорность и желание я смаковал как роскошный десерт, увенчавший редкое праздное общение и затянувшийся флирт. Мне ещё не приходилось ждать так нетерпеливо и изводиться пресными безвкусными на фоне нашего секса фантазиями об одной девушке продолжительных нескольких месяцев, но это того стоило. Касания кожи, соприкосновения наших губ и ладоней были несравнимо живыми ― я и представить не мог, что воздержание по ней приведёт меня в такую эйфорию. Пока мы раздевали друг друга до гола на таком же обнажённом полу сцены, мысль о том, что от такого секса я бы не хотел отказываться никогда, так и мелькала в пошлых взвинченных мыслях. Если бы я только мог быть посланным к черту впервые и добиваться её расположения снова и снова, перебиваться одиночеством и пустотой в её отсутствие на моём члене, я бы возвращался во времени множество раз, переживал бы это вновь и вновь, упиваясь её безмолвным страстным согласием.
У лапули покраснели локти, ободрались колени. Она истошно скакала на мне, кусая губы прямо у моего лица, зажмурив свои пепельные глаза с длинными дрожащими ресницами. Я помогал ей насаживаться, с силой сжимая жаркие округлые бёдра, неустанно двигался тазом навстречу рваным толчкам, и каждый раз завороженно разглядывал её прекрасное разгорячённое тело, как девушка отклонялась назад. Узкая талия, гладкая шёлковая кожа; грудь с отвердевшими сосками подскакивала и дрожала от дыхания и рывков. Мишель отчаянно боролась с подступающим удовольствием и копной сияющих в свете прожекторов волос, соскальзывающих со спины на хрупкие плечи.
Мы занимались сексом на легендарной театральной сцене Бродвея, сокрушая стрекот и монотонное гудение сценических ламп сочными влажными звуками. Они отскакивали от гигантских глухих стен, прятались по рядам и закрадывались под каждое алое сидение. Любой зритель нашей постановки сможет почувствовать нечто большее в этом зале, чем эмоции, оговоренные в сценарии. Это была бы наша маленькая тайна.
С Мишель мне было удивительно хорошо. Я пульсировал между её узких чувствительных стенок, ощущая горячую влагу, растекающуюся по стволу и затекающую в пах. Девушка наклонялась за голодными поцелуями, от которых кружилась голова, поднималась на колени, упираясь ладошками мне в грудь, и мы оба синхронно стонали от глубины, на которую я в неё проникал. Любопытствующие взгляды на её раскрывающиеся пухлые половые губы, на то, как сминаются под впивающимися пальцами сочные мышцы ягодиц и бёдер, вынуждали тело реагировать готовностью кончить в ту же секунду, но я изо всех сил оттягивал момент разрядки, боясь показаться, как бы это ни было мне странно, через чур впечатлительным. Наша прелюдия будто тянулась с первого дня знакомства, а теперь я не мог думать ни о чём, кроме как позволить случиться финалу Мишель раньше своего.
Я зажмурил глаза и стиснул зубы от захлёбывающегося в грудной клетке удовольствия: ладони нашли её упругие сиськи, легли поверх, зажимая набухшие соски. Спортивное голое тело вырисовывалось перед глазами даже тогда, когда веки были прикрыты ― противостоять наслаждению становилось невозможно. Плохо скрываемая стервозность выдавала во мне подступившую агонию: я лихорадочно опустил руку, нащупывая клитор, и тут же ощутил на своих губах её грудной мученический стон облегчения. Танцовщица рухнула в мои полуобъятия, содрогаясь всем телом, мышцами вокруг ноющего удовольствием члена, судорожно вдыхая тёплый воздух. Её потерянный контроль и неожиданно рванувшее удовлетворение оглушило все мои посторонние мысли, позволяя и мне забыть о нормах сексуального приличия. Все чувства сосредоточились между ног, приближая меня к кульминации нашего замечательного знакомства: лавина острого спазма охватила мышцы и быстро сокращающуюся плоть. Выстрел боли и блаженной слабости окатил весь организм, пока я, едва успевая разорвать нашу тесную позу, излился на деревянный паркет.
Концертный зал вдруг стал по-прежнему одиноко и угрожающе беззвучным. Софиты источали блёклые пыльные лучи света, как будто бы стыдливые, разочарованные. Я привыкал к звону в голове, к приятному потрясению и прислушивался к ноющему расслаблению в каждом участке тела. А чтобы не заснуть, следил за Мишель: у танцовщицы дрожала внутренняя часть бедра, её пальчики легли на промежность. Она будто всё пыталась удержать внутри остатки нашего удовольствия, до конца не осознавая, как это могло с ней случиться. Полностью и я не мог принять, что этой игре почему-то пришёл конец.
Мы молчали. Если бы тяжелыми жадными вздохами можно было бы изъясниться друг перед другом о наших размышлениях, которые, очевидно, к обоим теперь стучались в совесть, мы бы уже воспользовались этим языком.
Теперь действительно нужно было придти в норму, создать хотя бы видимость репетиции перед приходом Макарти. Только я не мог понять, как мне заговорить с Мишель… Оправдания роились в голове, а язык не поворачивался над привычными заготовленными фразами: