Право учить. Работа над ошибками - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 54
— Наказание?
Так, интерес пойман, теперь можно чуточку расслабиться, опасная развязка оттянута, а то и вовсе исчезла без следа.
— Я встретил его прошлым летом. Уж не знаю, что понадобилось эльфу на землях людей, наверное, как и всякому мальчишке, приключения... И так вышло, помог ему избежать неприятностей. Но прибыли не было никакой, я с радостью забыл бы о случайной встрече, так нет же, не удалось. Этот, с позволения сказать, ребёночек почему-то вбил себе в голову, что должен выразить мне благодарность и начал ходить за мной по пятам. Уговоры не подействовали: последний наш разговор по душам закончился тем, что мне начали совать... Знаете дурацкий обычай листоухих? Своим возлюбленным и вообще тем, кто вызывает их уважение, восхищение и прочая, дарят хрустальные бусины. Оно мне было нужно? Как собаке пятая нога. Я и высказал, что думаю о дарителе. Честно говоря, надеялся, после той отповеди мальчишка одумается, но... Вижу, ошибался. И знаете, поделом ему будет получить любое наказание, которое вы назначите.
Некромант прикрыл глаза, рассуждая, правдив мой рассказ или нет. По большому счету, подобная история вполне могла произойти: причуды эльфов известны на весь Шем. И всё же для полной уверенности требовалась проверка с другой стороны. Со стороны незваного пришельца. Если я лгу лишь ради спасения жизни, он не сообразит принять предложенную игру. Если же всё рассказанное — правда, подворачиваются повод и средства для хорошей забавы, не так ли?
Длинные жёсткие пальцы вцепились в волосы эльфа и потянули вверх, заставляя поднять голову и посмотреть на меня.
— Этот человек сказал правду?
Вообще-то крайне глупо надеяться быть узнанным и правильно понятым по одному только голосу, а в том, что сейчас эльф мало что способен рассмотреть глазами, я не сомневался: неумелое пребывание в Смещении сдавливает и перекручивает не только плоть, но и Кружево разума, мешая его обычной работе. До определённого предела остаются неизменными качества только основных Нитей — стволов, из которых вырастают ветви узора. Но в каких глубинах могли остаться отголоски syyth, следы «якоря», некогда неосторожно брошенного Мэем и с таким трудом отторгнутого мной? Ещё немного, и буду по-настоящему жалеть, что избавился от ниточки связи...
Минута ожидания ответа показалась мне невероятно долгой, но серебристые ресницы дрогнули, а из потрескавшихся кровоточащих губ послышалось:
— Да...
— И ты хочешь вручить ему свои драгоценности вместе с вечной преданностью? Считай, тебе повезло, можешь попробовать ещё раз. Только будут ли они приняты? — Лукавый взгляд в мою сторону.
Проходит ещё очень много времени. Вернее, мне только кажется, что мгновения, раньше летящие быстрее стрел, плетутся, еле переставляя свои невидимые, но многочисленные ноги. Эльф подносит руку к шее, что-то ищет на ощупь в складках рубашки, судорожно дёргает и из последних сил тянется ко мне, сжимая опухшими пальцами... все три «искры». Золотистая, прозрачная и нежно-розовая хрустальные капли покачиваются на цепочках, по звеньям которых с израненной руки стекают, орошая пол, капельки крови.
Некромант наблюдает за происходящим с неподдельным интересом, ожидая, какое решение будет принято. Листоухий, по его мнению, не может поступить иначе, если хочет спасти свою жизнь, а вот у принимающего дары есть выбор: казнить или миловать. Второе в сложившихся обстоятельствах не менее тягостно лично для меня, чем первое, но моей маске больше подошло бы согласие на убийство незваного и нежеланного пришлеца, чем милосердие. Впрочем... Более убеждённости в том, что надо быть решительным и твёрдым, хозяину нужно знать хотя бы одно уязвимое место слуги. Сделать «милорду» подарок? Сделаю, так и быть. Любое другое решение всё равно неосуществимо.
Добился своего, lohassy? Что ж, можешь торжествовать...
Протягиваю ладонь. «Искры» ложатся в неё и в первый момент кажутся неподъёмно тяжёлыми. Всё правильно: на сей раз я принимаю не только «разум», но и «чувства», и «жизнь». Проще говоря, эльф вручает мне всего себя, с прошлым и будущим. Даже рабством такое положение трудно назвать, вернее будет говорить о полном растворении в избранном повелителе, об окончательном отказе от себя самого. Понимает ли Мэй, что творит? Я отчаянно хочу заглянуть ему в глаза, но едва «искры» упокаиваются в моей руке, силы оставляют листоухого полностью, и он оседает на пол уже совершенно неподвижным ворохом плоти и ткани.
Некромант, за миг до дарения отпустивший серебристые волосы, брезгливо отряхивает руки:
— Думаю, мы можем вернуться к трапезе. Тем более, стоит отметить ваше приобретение, Рон.
Криво усмехаюсь:
— Было бы, что отмечать... Лучше бы вы его добили.
Тёмные глаза смотрят с пугающей бесстрастностью:
— Теперь это ваша забота, Рон. Как и ваша зверушка.
Марек старательно подвигал челюстями, потом извлёк изо рта почти превратившийся в кашицу серо-жёлтый листок, разложил на одной ладони и придавил сверху другой, расплющивая комок. С обыкновенной корнежоркой, останавливающей кровь, я был знаком благодаря стараниям Мирримы, корнежорка же подкаменная годилась и на другое:
— Видишь, заплатка получилась? Её нужно приложить к ране, придавить, но не слишком сильно, и немного подождать: приклеится и будет держаться, пока кожа заново не вырастет.
Хорошо быть сыном лекаря, верно? Столько всего полезного знаешь и умеешь...
— Спасибо, что помог его притащить. И за всё остальное — тоже.
Русоволосый небрежно отмахнулся:
— Велика помощь! Если что ещё понадобится, говори.
По угрюмому лицу волной пробежала странная тень, заставившая парня чуть ли не болезненно скривиться, и мой неожиданный помощник поспешил уйти, даже не попытавшись подсмотреть и подслушать дальнейшие события, надо сказать, весьма познавательные. Во всех смыслах.
Я начал с того, что лезвием охотничьего ножа разрезал испорченную нахождением в Смещении пластов одежду: любая материя, равно живая или только некогда бывшая живой, попав в пространство с насильно изменённой структурой, начинает принимать его правила, то бишь отказывается от своей изначальной природы. Разумеется, бесследно подобный отказ не проходит, вот и шёлк эльфийского одеяния зиял полупрозрачными прорехами, обещая рассыпаться прахом вне зависимости от моих действий.
Да-а-а, живое пострадало ничуть не меньше: на суставах жемчужно-белая кожа треснула и теперь обильно сочилась сукровицей. Побудь Мэй в Смещении чуть дольше, мышцы и кости пришли бы в движение без воли их хозяина, скрутившись вьюнком или вовсе завязавшись в узел... Хорошо хоть некромант не стал зверствовать. Но с другой стороны, он был уверен как в собственной неуязвимости, так и в плачевном состоянии пришлеца. Почему? Надеюсь впоследствии отыскать ответ на сей вопрос, а пока...
Серебристые ресницы раздвинулись ровно на такое расстояние, чтобы позволить лиловым глазам убедиться: рядом врагов нет. Впрочем, после всего случившегося я лично имею законное основание считать листоухого если не злодеем, то злостным вредителем уж точно!
— Учти, то, что произошло, не имеет значения.
— Не-а.
Хоть с виду полученный мной ответ и походил на желаемый, довольства в нём послышалось столь много, что я вынужден был остановить движение смоченной травяным настоем тряпицы по израненному телу эльфа.
— Прости, не понял — ты согласен со мной или...
— Не-а.
Так, теперь всё ясно. Впрочем, ожидать иного и не приходилось, поскольку ни одно разумное существо подлунного мира, заполучив в свои цепкие ручонки исполнение заветного желания, не сможет отказаться от пусть случайного, но крайне ценного подарка.
— Моё мнение на сей счёт ты можешь предположить и сам, у меня ещё будет время его высказать, а пока... Какого фрэлла ты здесь делаешь?!
Мэй попытался то ли улыбнуться, то ли придать своему лицу суровое выражение, но получилась лишь невнятная гримаса, и эльф, видимо, осознав, что кроме слов иными средствами общения не располагает, снизошёл до более развёрнутого ответа, нежели предыдущие: