Вернуться и вернуть - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 86

— Покажи!

— Идём! — она семенит по извилистому коридору, да так резво, что я бы потерял её из виду через два поворота, если бы не шлейф платья, которое смешно топорщится на плоской детской груди. Шлейф просто-таки бесконечный, противно скрежещущий по плитам пола, словно не скользит по ним, а цепляется коготками.

Останавливаемся перед дверью чуть выше моего роста, и девочка кивает:

— Заходи.

— А что там?

— Зайдёшь — увидишь.

— Я не собираюсь играть в игры! Тебе трудно сказать?

— Нисколечко. Там Зеркало Сути. Слышал о таком?

— Немного...

В самом деле, немного. И никогда не мечтал увидеть: почему-то на все мои просьбы Магрит отвечала уклончивыми отказами. Может, она была права, и мне не стоит углубляться в Процесс Познания дальше, чем уже успел?

А настырная малявка видит мои сомнения и ухмыляется:

— Трусишь, трусишь!

— Вовсе нет!

— Трусишь!

— Говорю же, нет!

— А ты зайди!

— И зайду!

— А вот посмотрим!

— Смотри, если хочешь!

И я тяну дверную ручку на себя.

На первый взгляд, комната пуста. На второй — тоже. И даже на третий. Неужели, девчонка обманула? Воспользовалась моей растерянностью и решила пошутить? Если так, у неё получилось. Но рваться обратно в коридор с гневными обвинениями не стану. Зачем? Мне уже всё равно...

Откуда взялось это странное равнодушие? Нет, правильнее было бы сказать, безразличие, потому что «быть равнодушным», значит одинаково реагировать и на тень, и на свет. Но «одинаково» может быть разным. Одинаково сильно. Одинаково слабо. Одинаково восторженно. Одинаково презрительно. А безразличным бываешь абсолютно.

Наверное, сила наведённых эмоций сыграла со мной злую шутку, начисто заглушив мои собственные чувства во внешнем слое восприятия. Те же, что остались... До них ещё нужно добраться. А добираться не хочется. Может быть, потому, что боюсь узнать, какие демоны прячутся в глубине души.

Пожалуй, побуду некоторое время здесь. Тепло. Тихо. Спокойно. И кажется, воздух более прозрачный, чем в коридоре. Более чистый. Стоп. Но ведь так и есть! В этой комнате совершенно отсутствует ky-cenn! В чём причина? Я бы не успел за столь короткое время полностью уничтожить здешнего домашнего любимца, даже будучи в очень расстроенных чувствах. Тогда... Ну-ка, оглядимся вокруг.

Всюду черно, но не темно. Потолок, пол, стены — всё одного цвета и одного... Провожу ладонью по бархатистой поверхности. Приседаю и касаюсь пальцами плит под ногами. Точно. Один и тот же материал. И я знаю, какой.

Анруд, «голодный камень». Уникальное образование, без малейшего намёка на зачатки разума, обладающее способностью поглощать лишнее. Да, именно так! Независимо от природы этого самого лишнего. Говорят, в тех местах, где добывают кристаллы анруда, даже окружающий пейзаж преисполнен гармонии. В принципе, любой предмет по сути своей идеален, если убрать всё, что мешает ему быть таковым, и благотворное влияние «голодного камня» на близлежащую местность и существ вполне объяснимо. Но никто и никогда не мог бы представить себе комнату, изнутри сплошь покрытую чёрными пластинами. Пластинами, которые мягко светятся, позволяя довольно подробно рассмотреть... Что? Отсутствие мебели, например. И всего остального. Но если принять во внимание странную облицовку... Возможно, девчонка сказала правду. И где мне искать это фрэллово зеркало?!

Движение. Справа. На самой границе зрения. Поворачиваюсь. Или мне кажется, или... Одна из плит пола вздрогнула. Нет, такого быть не может. Анруд поглощает и любые колебания, буде таковые возникнут. Значит...

Это не плита. Это лужица.

Маленькое озерцо посреди комнаты. Такое же чёрное, как и всё вокруг. Чёрное, блестящее и... живое.

Делаю шаг и отчётливо вижу, как по маслянисто-текучей поверхности пробегает рябь. От ветра? Если бы!

Ещё шаг. Новый всплеск ряби, от краёв к центру. Любопытно.

Приближение на третий шаг заставляет меня озадаченно остановиться, потому что лужица начинает стекать, но не вниз, а... Тонкими струйками поднимаясь вверх, словно кто-то поменял местами пол и потолок. Течёт медленно, почти нехотя, застывая на уровне чуть выше моего роста. Одна струйка, другая. Десяток. Дюжина. Целый частокол струй. Очень похоже на струны арфы, вот только между чем и чем они натянуты?

И тут «струны» начинают ощетиниваться сотнями тонких волосков, которые, сплетаясь друг с другом, и от этого становясь всё толще и толще, постепенно заполняют собой все прорехи, ещё остававшиеся между струями. Не проходит и вдоха, как передо мной возникает сияющая прямоугольная поверхность. Да, в самом деле, похоже на зеркало. Зеркало, отлитое из «лунного серебра», но серебра, просыпавшегося не из шкатулки Ка-Йи, белой, самой младшей и самой снисходительной из лун. Нет, это серебро принадлежит старшенькой. Черноглазой Ка-Йен, «Возмутительнице спокойствия» [49].

«Лунное серебро». Живой металл. Любопытно, что его «живость» только в малой части объясняется магией. В очень малой части, определяющей текучесть. То есть, чем сильнее магически «загрязнён» этот металл, тем он больше похож на воду. В моём случае — если вспомнить, как лениво лужица прорастала струйками — имеется нечто, сходное по густоте с маслом. Или даже с мёдом. Следовательно, магии в Зеркале практически нет, и для меня это плюс: стало быть, свои обязанности «серебро» выполнит, так сказать, невзирая на лица. Но беда в том, что в блестящей поверхности вообще ничего не отражается!

Я подошёл почти вплотную. Так близко, что самый верхний слой Зеркала начал «замерзать» и осыпаться вниз крупинками металлического инея. Но этой близости явно недостаточно, либо...

Нет, не хочу верить.

Не хочу. Так не должно быть. Не должно. Не...

Нет!

Открытие, вспышкой ослепившее рассудок, заставило на миг задохнуться. Задохнуться от простоты и ясности происходящего.

Можно было и не смотреть в Зеркало. А впрочем, надо было взглянуть. Взглянуть, чтобы раз и навсегда попрощаться с иллюзиями относительно себя самого. Тем более что... Ничего и нет.

Где-то в верхней части живота родился смех. Нетерпеливыми толчками проложил дорогу наверх, оказавшись подозрительно похожим по ощущениям на приступ тошноты. Вот только горло мгновенно пересохло, и каждая смешинка, выбирающаяся наружу, напоминала собой горсть песка. Очень горячего песка. Песка пустыни. Песка пустоты.

Раньше я считал, что плакать — больно. Глупец! Смеяться — вот настоящая пытка. Особенно смеяться вместо того, чтобы лить слёзы. Честное слово, лучше бы зарыдал. Но как быть, если эта солёная влага отказывается течь? Напрочь отказывается, предоставляя хохоту резать грудь на куски...

Как всё просто! Почему я раньше не подумал? Да, именно из трусости. Из страха откинуть полог и рассмотреть душу, лежащую на смертном одре. Что ж, страх помог мне протянуть несколько лишних лет, спасибо ему за это. Он заслужил благодарность. Но теперь... Теперь я скажу: «Прощай!» Мне, и в самом деле, пора прощаться. Но сначала нужно простить.

Простить тех, кто терпел меня рядом с собой всё это время. Кланяюсь до пола вам, господа! У меня не хватило бы мужества раз за разом общаться с... пустым местом.

Меня попросту нет. Зеркало Сути являет взгляду вопрошающего единственно возможный ответ. Суть не может быть сложной и многогранной, нет. Она всегда проста и понятна, мы лишь обременяем её ненужными украшениями, расцвечиваем всеми попадающимися под руку красками, обряжаем в тяжёлые и неудобные одежды... Зря. Потому что однажды она предстанет перед нами без всего лишнего. Такая, какая есть. И узрев её, мы содрогнёмся. Нет, не от ужаса. От того, что умерла последняя надежда.

Фрэлл, и дышать-то стало трудно!... Рву застёжку воротника, и пуговицы испуганными искрами рассыпаются по сторонам. Но легче не становится. Наверное, надо прекращать смеяться...