Лунная дорога. Часть 2 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна. Страница 26

Я безмятежно ему это пообещала, вполне осознанно покривив душой. Как можно обещать то, над чем человек не властен? Но успокоить его нужно, он и без того весь извелся.

Вообще я не понимала себя. Кровь играла, бурлила, хотелось шалить, танцевать и петь. Это из-за пережитого стресса или потому, что мы помирились с Алексеем? Эх, понять бы еще.

– Можно, я тебя поцелую, а? – голос у него был надтреснутым, похоже, он чувствовал то же, что и я.

Я боязливо оглянулась на дом. Качели из кухонного окна видны прекрасно. Так же как и слышны разговоры.

– Нет, – отказала я ему, впрочем, очень кокетливо, надеясь, что он все поймет без объяснений.

Не понял, потому что нахмурился и запыхтел, но возражать не решился. Ну и здорово же я его вымуштровала! Надо как-то спускать это дело на тормозах, хотя я полагала, что столь наглядное смирение долго не продлится.

– Ты на байке? – я посмотрела на свои джинсы, в которых вполне можно было и по лесу побродить. – Не отвезешь меня на лужок, хочу ромашки пособирать.

Ромашка мне действительно была нужна, прошлогодняя закончилась, а в этом году я ее собрать как-то не удосужилась, со временем был постоянный напряг. Август, правда, не самый лучший месяц для сбора лекарственных трав, но что делать?

Зашла в дом, взяла косынку, повязала голову, у Алексея наверняка запасного шлема нет. Предупредила тетю Нину, чтоб не волновалась. Услышав, что я еду в лес, Сашка с Иринкой подняли требовательный крик, надеясь, что я возьму их с собой. Погрозив им пальцем, я вышла из калитки.

Красовский уже ждал меня на ревущем байке. Шлема у него, как я и предполагала, не было, но это меня не особо беспокоило, на голове у меня косынка, а лужок рядом.

«Иж» ревел как трактор, шум бил по ушам, заставляя болезненно морщиться. Едва мы въехали на лужок и Алексей остановил байк, как в сторону леса вспугнутой пташкой рванула какая-то девчонка, а с земли поднялся сердитый парень. Приложив ладонь ко лбу, разглядел, кто приехал, и решительно направился к нам.

Красовский чертыхнулся и слез с мотоцикла. Я, не дожидаясь помощи, соскочила сама, понимая, что сейчас последует крутая мужская разборка. Не здороваясь, парень первым делом выпалил:

– У тебя совести вовсе нет, Леха! Что, другого места не мог найти, чтоб с бабой покувыркаться?

Красовский разозлился.

– Ты, Венька, совсем уже оборзел! Тебя вообще-то дома жена ждет! Не забыл еще?

– И что? – тот ничуть не смутился. – Сам-то типа влюбился по уши, а чего тогда баб катаешь? Да еще в такие места? Чай не городской бульвар. Ясно, для чего ты тут с такой кралей.

– Вот что, Венька, еще одно слово, и я тебе так вмажу, собственное имя забудешь! – зловеще предупредил разозленный Красовский.

Тот не поверил и язвительно предложил:

– Попробуй, кто против-то?

И тут же получил такой удар по скуле, что слетел с катушек как подкошенный. Склонившись над ним, Алексей зло предупредил:

– Учти, если ты еще гадости о моей невесте говорить станешь, я из тебя котлету сделаю! Наташке на этот раз ничего не скажу, но увижу или услышу еще раз, как ты с бабами валандаешься, молчать не стану. Понял, выхухоль недоделанный?

Тот, похоже, из всей этой гневной речи услышал лишь одно слово «невеста», потому что уставился на меня каким-то шальным взглядом, по-бабьи приложив руку к пострадавшей физиономии.

– А теперь дуй отсюда пташкой, а то у меня руки чешутся тебя покрасивше изукрасить! – деловито предложил Алексей, указав на дорогу.

Венька поднялся, все так же не сводя с меня глаз. Ему явно хотелось что-то сказать, но зловещее выражение лица Красовского заставляло его быть благоразумным. И хотя они с Лехой были в равных весовых категориях, но сцепиться с ним Венька не отваживался, похоже, считал себя неравным ему противником.

Быстро встал и побрел прочь, то и дело оглядываясь. Я принялась собирать ромашку, Алексей мне помогал, спросив, что нужно рвать. Вдвоем корзинку собрали быстро, и я подошла к байку, намереваясь ехать обратно.

Но у него были другие планы. Забрав у меня корзинку, он аккуратно поставил ее на землю возле байка и рывком притянул меня к себе.

– Что, решил подхватить эстафету из рук Веньки? – с некоторым ехидством спросила я у него.

– Я б с удовольствием, да кто ж мне даст? – это прозвучало у него весьма двусмысленно, но возмутиться я не успела.

Он мягко упал спиной на высокую траву, потянув меня за собой. Упав на его твердую грудь, я сначала испугалась, а потом засмеялась. Он тут же воспользовался этим, прижав мою голову и накрыв мои губы своим ртом. Парень был каким-то неимоверно горячим, его потряхивало, как в лихорадке.

Жадно целуя, он гладил меня по голове, по спине, прожигая горячущей ладонью и косынку, и водолазку. Я закрыла глаза, отдаваясь этим затягивающим ощущениям. Внезапно охнув, он принялся как-то странно елозить подо мной, потом выгнулся, застонал и упал обратно. Сердце у него выбивало какую-то дикую самбу, взгляд остекленел.

Естественно, я поняла, что это значит. Чтобы скрыть обуявшее меня несвоевременное веселье, я прижалась к его плечу, стараясь не похрюкивать от смеха.

Немного придя в себя, он притиснул меня снова и прохрипел:

– Тебе смешно, а мне и стыдно, и сладко, как никогда прежде. Со мной такого конфуза еще не бывало. Прости…

Я не поняла, за что он просит прощения. Но простила:

– Да ладно, я же медик. Я все понимаю.

– Да? – скептически хмыкнул он. – Все-все, правда? – и, внезапно повернувшись, оказался на мне.

Спину заколола жесткая трава, и я заерзала, пытаясь найти местечко поудобнее.

– Стоп! – он просто испугался. – Не надо, а то сейчас все начнется по-новой.

Я замерла, стараясь не хихикать.

– Я едва к тебе прикоснусь, и все, сам не свой! – тоскливо признался он.

– Что, вожделение донимает? – с мнимым сочувствием погладила я его плечо.

Он передернулся и интимно спросил:

– Маш, а у тебя кто-то был?

Мне не хотелось об этом говорить, но он упорно ждал ответа, дыша мне куда-то в ухо. Наконец мне его сопение надоело, и я легкомысленно сказала:

– Не-а!

Он поднялся и заглянул мне в глаза. Потом как-то покраснел и сдавленно произнес:

– Прости меня. Но, клянусь, у меня тоже больше никого не будет, кроме тебя.

Это у него что, совесть взыграла? Я припомнила, с какой яростью он заявил Веньке, что я его невеста, и даже поежилась. Все-таки такой резкий переход от одиночества к почти замужеству меня изрядно напрягал. Я так не могу. Я прагматик. Мне нужно все обдумать, просчитать, измерить, а уж потом, привыкнув, на что-то решаться. Надеюсь, он меня прямо сейчас замуж звать не будет?

Он немного посопел и начал серьезно так, даже торжественно:

– Маша, я тебя люблю и прошу…

Я торопливо закрыла ему рот рукой.

– Давай домой поедем. А то меня уже муравьи кусают.

Тут он ойкнул и дернул ногой.

– Меня тоже. Ладно, потом.

Понятно, объяснение откладывается. Это хорошо. Я хоть в себя немного приду, а то слишком уж много на меня за последние дни свалилось.

Поднявшись, Красовский протянул мне руку и вздернул ввысь. Мой взгляд случайно упал на его джинсы, и я стыдливо отвела глаза. Мокрое пятно виднелось на самом неприличном месте.

Проследив за моим взглядом, он дернулся, будто собираясь прикрыться, но все-таки не стал.

– Позорище, я не спорю, – уныло согласился он, будто я в чем-то его обвиняла.

Посмотрев вокруг, заметила муравьиную кучу, в которую он чуть не шлепнулся три года назад, когда изображал передо мной каскадера.

– Ты больше так не летаешь? – спросила я у него, не уточняя, что имею в виду, в полной уверенности, что он меня поймет.

– Завязал, – ответил мне как запойный алкаш под кодированием. – Повзрослел наконец-то, как говорит бабка.

Я взмахом руки велела ему садиться за руль и подхватила корзинку с травой. Он сел, завел байк, я устроилась сзади. Вой мотора снова резанул по ушам.