Разбойничий тракт - Иванов-Милюхин Юрий Захарович. Страница 32

Наряд на крепких лошадях в полном составе бросился навстречу гусарам, они сошлись как раз рядом с полосатым столбом, тем самым подтвердив не изменившуюся за века незыблемую истину – врагу нельзя уступать ни пяди родной земли. Ротмистр сунулся к капралу, угрожающе взмахнул саблей.

– Господин капрал, это разбойники, их надо задержать и предать суду.

– Во-первых, они находятся на нашей территории, – парировал пограничник. – Во-вторых, даже если это действительно так, то сначала их надо обыскать, потому что документы у них в порядке.

– Проверяйте немедленно, в сумках у бандитов должно быть полно драгоценностей, украденных из французской казны, – ротмистр пытался усмирить свой пыл, а заодно и лошадь под собой. Его гусары тоже осаживали коней назад. – Кроме того, на них лежит кровь невинных людей.

– О-о, это обвинение серьезное, – пограничник оглянулся на Даргана с женой и снова уперся жесткими глазами в лицо гусара. – Но, повторяю, документы у них в порядке, господин ротмистр.

– Сначала они получили разрешение на проезд по территориям государств коалиции, а потом совершили преступление, – не унимался гусар, которому очень хотелось проявить свою ретивость. Скорее всего, этот офицер только что прибыл в армию и в боевых действиях участия не принимал. – Поскорее обыщите их и передайте нам, а мы уж доставим эту милую парочку куда следует.

Капрал резким голосом отдал несколько коротких команд, двое конников из наряда выдвинулись вперед и встали перед гусарами, а с остальными он направился к путешественникам, ожидающим разрешения их участи.

Софи мельком взглянула на спутника и невольно перевела взгляд на мешки с приданным. Дарган успокаивающе усмехнулся, расслабился в седле. В критических ситуациях он не терял холодного рассудка и железной воли. Даже боль в ране заметно поутихла. Он знал наверняка, что немецкие солдаты вряд ли станут копаться в женских тряпках, это на Кавказе и в азиатской Турции, дышащей в затылок России, платья с кофточками немедленно растерзали бы на мелкие кусочки.

– Попрошу спешиться, – сурово обратился к Даргану командир наряда и вежливо предложил сделать то же самое женщине. – Сумки раскрыть, содержимое выложить на землю.

Дарган молча спрыгнул с седла, сдернул торбы с овсом, перекинутые через холку жеребца, поставил их на траву, затем вытряхнул переметную суму с пожитками и отошел в сторону. Мешок с приданым супруги он не снял, лишь развязал на нем горловину.

Один из пограничников спешился, концом сабли потыкал в торбы, пошевелил бурку с запасной одеждой и свертками с едой, заставил казака расстегнуть кожаный ремень на поясе, распахнуть черкеску. Затем он подошел к лошади, тем же концом сабли поддел вплетенный в гриву засохший кусок грязи и, недоуменно передернув плечами, отступил назад. После чего немец покосился на мешок с торчащими оттуда принадлежностями женского туалета и указал Даргану место подальше от коня. Он помог Софи спуститься на землю и взялся за ее поклажу. Но как только дело дошло до чепчиков с панталончиками, пограничник стыдливо потупил глаза и обернулся на своего командира.

– Мешок, лежащий на загривке лошади моего супруга, тоже моя собственность, – обратилась к капралу путешественница и пояснила: – Это приданое, врученное мне моим дядей господином Месмезоном, мэром города Обревиль.

– Мадам, мой брат женился на девице из городка Обревиль, ведь мы живем в приграничных населенных пунктах, и я не раз бывал в тех местах, – подбирая поводья, разоткровенничался капрал. Отдав команду подчиненному, он огласил результаты проверки по-русски: – Обыск закончен, господин казак, приношу вам и вашей супруге извинения за причиненные неудобства. Вы можете продолжать путь.

– Мы свободны? – переспросил Дарган.

– Вы и ваша супруга свободны, – сухо повторил пограничник.

– А как вы поступите с гусарами? Они станут преследовать нас до тех пор, пока между нами не произойдет стычка. Сдаваться им добровольно мы не собираемся.

– Мы не допустим никаких насилий, я постараюсь уладить конфликт.

Подождав, пока Дарган со спутницей управятся с вещами и вскочат в седла, капрал отдал честь и заспешил к пограничному столбу, возле которого приплясывали от нетерпения гусары. Но не успел он проехать и половины этого расстояния, как ротмистр повел свой отряд напролом. Он был уверен в безнаказанности, ведь на его плечах красовались погоны армии победителей, занявшей половину Европы вместе с Парижем.

Одного не учел командир отважных гусар – немецкой педантичности. Немцы считали себя нацией избранной, не позволяющей кому бы то ни было диктовать ей условия. Капрал выхватил похожую на палаш саблю и направил коня наперерез сорвавшемуся с привязи отряду русских. Прозвучали первые выстрелы, сделанные немцами в воздух, кони противных сторон завертелись в дикой карусели, из которой стало невозможно вырваться.

– Зачем вы их отпустили, капрал? Это преступники!…– брызгал слюной ротмистр. – Их давно ждет виселица.

– Вашего казака я бы препроводил в комендатуру сам, – старательно подбирая слова, рычал капрал. – Но французскую женщину никто не имеет права подозревать в преступлении. Мадам вне подозрений.

– Не путайте жену Наполеона Жозефину с обычной парижской шлюхой.

– А вы не путайте Германию с Россией.

– Вы еще пожалеете об этом преступном поступке!

– Война закончилась, границы обозначились вновь. Предъявите аусвайс, господин ротмистр. Сюда вас никто не приглашал…

Но этой пляски орловских рысаков с германскими меринами Дарган со спутницей уже не видели, они неслись по равнине, погружавшейся в ночную тьму, заворачивая к лесному массиву, чтобы найти подходящую поляну и отдохнуть наконец от утомившей обоих бешеной гонки, победа в которой награждалась свободой. Лишь единожды Софи подтянулась к хорунжему на расстояние вытянутой руки и как бы между прочим поинтересовалась:

– Месье д'Арган, зачем тебе кусок грязь в конский холка? Ты не желаешь купать лошадь?

Некоторое время Дарган скакал молча, лишь усмехаясь себе в усы. Признаваться в том, что он вплел в гриву кабардинца необычный камень из клада хозяина парижского подворья, ему не хотелось. Соглашаться же искупать коня означало бы новую возню с сокровищем, которое нужно было бы опять куда-то пристраивать, а здесь оно было на своем месте. К тому же неизвестно, что это за штука, вдруг яйцо в серебряной оплетке тоже происходит из кардинальского набора. Наконец он повернулся к спутнице и с улыбкой пояснил:

– Это не грязь, Софьюшка, а казачий оберег.

– Оберег?! – вопросительно прикусила она губу. – А что это – о-бе-рег?

– Навроде нательной ладанки, он спасает человека и его скотину от всех несчастий и напастей.

Некоторое время Софи не сводила со спутника недоуменного взгляда, затем с участием, похожим на понимание забот маленького ребенка, улыбнулась ему и заняла свое место. Больше она никогда не заводила разговор на эту тему.

Путники добрались до крохотной лужайки посреди дубовой рощи лишь тогда, когда на небе засиял тонкий лунный серп. Дарган бросил бурку между корнями, вместо подушки кинул один из мешков с туалетами падавшей от усталости подружки и занялся стреноживанием коней. О костре нечего было и мечтать, пламя выдавало бы их, рядом не было и воды, так хорошо дубы высасывали подпочвенную воду. Сил оставалось только на то, чтобы задать корма лошадям. Сняв уздечки, чтобы животные не поранили десна о загубники, Дарган глотнул из баклажки кисловатого на вкус вина и упал рядом с женой подрубленным столбом.

Прошло несколько дней с тех пор, как Дарган со спутницей пристроились в хвост войсковому обозу с кухнями, палатками, обмундированием и прочими армейскими атрибутами, не нужными больше войскам. Позади остались убранные поля неласковой Германии и добрая половина польской территории.

Проехать по немецким землям, как по Франции – наскоком, не получилось, на первом же перекрестке их едва не арестовали придирчивые немецкие патрули. Если в поверженной наполеоновской империи до сих пор восстанавливался порядок, то в восьмисотлетнем рейхе этот порядок не нарушался никогда, даже во времена войн. Хорунжий с женой с трудом сумели оторваться от здоровенных конников, сидящих на широкогрудых жеребцах, и теперь тащились между разномастными верховыми и пешими солдатами, отмеченными свежими и поджившими ранами, между санитарами и медсестрами в надвинутых на лбы белых платках с красными крестами.