Эффект Эха (СИ) - Граменицкая Елена Владимировна. Страница 15

Оля подняла глаза на Антона и, угодив в серый ласковый капкан, смутилась еще больше.

– Ты, правда, не веришь в высшую силу? – прозвучал ее вопрос «на вылет».

Именно – на вылет! Потому что она ни в коем случае не должна была его задавать, романтический вечер тут же покатился в пропасть.

Зачем было вертеться перед зеркалом, укладывать волосы и надевать пушап, чтобы задать этот наиглупейший вопрос? Не в смысле ответа на него, а в смысле времени, места и обстоятельств!

Кокетка, готовая покорить сердце героя превратилась в философиню и все потому, что герой этот показался ей слишком привлекательным и очень вкусно пах.

Антон рассмеялся.

– Поясни.

– Ты вроде говорил, что не веришь в потустороннее…

– И?

– А когда ты борешься за чью то жизнь, когда хочешь спасти человека, неужели ты не обращаешься к высшему разуму?

– Нет! Не обращаюсь. И в бородатого Бога, сидящего на облачке, не верю. Я выполняю свой профессиональный долг. То, чему меня учили. Я иду путем, что выбрал давно и сознательно. Моя задача – продлить жизнь человеческого существа на максимально долгий срок.

– Понятно…

Добавить было нечего.

Оля окончательно потерялась. Действительно, о чем еще говорить?

Надо вставать и искать причину для отступления. Заболела голова, живот прихватило, мама эсемеску прислала.

Вечер испорчен. Черт ее за язык дернул.

Антон взял бутылку красного вина со стола, внимательно прочел этикетку и довольно хмыкнул:

– Киндзмараули 1987 год, неплохо. Олечка, ау! Да что с тобой сегодня? Опять подняла странную тему. Я помню наш неудавшийся диалог в самолете, зачем повторять ошибку? Расскажи мне лучше, как прошел день супер успешного рекламного агента, – Антон разлил вино по бокалам.

Стало еще хуже.

Оля схватила бокал и осушила его тремя жадными глотками. Не слишком благоразумно, учитывая округлившиеся глаза собеседника.

Все не так! Все должно быть по-другому. Трепетно, нежно, с загадочным молчанием, с ускользающими улыбками вслед за умными фразами. Причем здесь вера в потустороннее? Причем здесь день успешного рекламного агента?

– День как день. Рассказывать особо не о чем, – буркнула себе под нос Оля и замолчала.

«Успешный рекламный агент» несколько часов заливала в уши любопытной коллеге. Хвасталась, хвалилась, порола чушь, отчего коллега бледнела, зеленела, шла пятнами, держалась из последних сил, лишь бы не съязвить, но в конце не сдержалась и выпалила: «А он случайно не женат?» и невинно улыбнулась. Девочки, они такие.

Вино, слава Богу, подействовало, паника ушла. Но новая тема для разговора в голову не приходила.

Антон внимательно разглядывал девушку, не понимая, с какой стороны к ней подступиться.

Стоило Ольге поймать настороженный взгляд молодого человека, она прочла его мысли, они буквально зазвучали у нее в голове.

«Есть в ней что-то мальчишеское, дерзкое и неуловимое. То ли что-то недоговаривает, то ли намерено от меня скрывает, глаза прячет, краснеет, как школьница. Да и с виду почти девчонка, угловатая, чернявая, глазками шныркает, как галчонок. Сколько ей? Двадцать пять, тридцать? Спросить неудобно. Девушкам не нравятся вопросы о возрасте»

Затянувшееся молчание нарушило появление незнакомца. Он осторожно отодвинул капроновые заросли и просунул внушительных размеров нос в их шалашик. Низкорослый широкоплечий пузан с полированной, словно бильярдный шар лысиной, в щеголеватом кримпленовом костюме с искрой сделал шажок внутрь. Приложил к груди несоразмерно огромную волосатую пятерню и, странно растягивая слова, «запел» largo:

– Антон Сергеевич, наш дорогой и уважаемый гость, искренне извиняюсь за беспокойство. Добрый вечер! Позвольте спросить, все ли хорошо? Желаете чего особенного? Нарезочки рыбной, черной, красной икорки, бужениночки домашней? Я мигом распоряжусь!

Глубокий протяжный баритон резко контрастировал с карликовым ростом, оттого лысый незнакомец напомнил Оле заводную куклу с записанным на фонограф голосом.

– Здравствуйте и вам, барышня, чувствуйте себя как дома, как величать вас, красавица?

Оля пролепетала свое имя, с любопытством разглядывая, как не сложно было догадаться, хозяина кафе.

– Олечка-душенька, добро пожаловать в наш скромный семейный уголок…, – коротышка затянул лиричное adagio.

– Ираклий Самуилович, все замечательно, не беспокойтесь. Лучше скажите, как ваша мама? – вежливо перебил его Антон.

Хозяин окончательно шагнул внутрь, расправил за собой запутавшийся лиственный декор, но присесть за столик не решился, сделал глубокий вздох и выдал уже бравурное allegro:

– Мама в порядке, спасибо за беспокойство. Отправил ее к сестре в Кисловодск, подышать свежим воздухом, водички попить. Думаю, купить там дом. Наша квартира на улице Горького похожа на газовую камеру.

– Хорошая идея, поддерживаю. Но и о минимальных профилактических мерах забывать не надо. Посильная активность, питание, обязательный мониторинг врача.

Ираклий прижал свои крупные ладони к переливающимся лацканам и речитативно выдохнул.

– Я навеки обязан вам, Антон Сергеевич. Могу ли еще чем услужить? Не желаете ли «Амаретто-Диссароно» для взаимного удовольствия? Удалось добыть небольшую партию, настоящая итальянская поставка. Может токайское вино? Зять из Венгрии небольшими партиями только для меня привозит. Или «Спуманте» для дамы?

Оля удивленно вскинула брови, названия вернули ее в студенческие годы, миндальный привкус ликера на губах напомнил о вечеринках в общежитии, когда засидевшиеся за полночь москвичи разбегались через черный вход, тайком от бдительного коменданта. Это было очень давно, в голодные времена горбачевской перестройки, страшного дефицита, карточек, очередей и абсолютной анархии. Как странно, что сейчас опять…

– Любишь «Амаретто»? – перебил ее мысли Антон.

Ольга болезненно скривилась, пытаясь выправить реальность, отделить ее от прошлого. От «о чем поет ночная птица» под расстроенную гитару, от не менее расстроенного настроения, от горечи ликера и от цианистой горечи первой измены. Ее парень, Игорь, остался в комнате гостеприимной подруги – девочки из Омска, та быстро научилась «нужным аккордам» – многозначительным фразам и взглядам.

Поэтому Оля отрицательно замотала головой. Только не Амаретто! Не дай бог повторится.

– Тогда может игристое? Итальянское сейчас большая редкость, – не унимался Антон, пытаясь доставить удовольствие владельцу кафе.

Разгадав его тайный замысел: другим способом от рачительного Ираклия Самуиловича избавиться невозможно, она кивнула.

– Можно. Но, пожалуйста, «Проссеко» брют или полусладкое розовое «Ламбрусско».

Пиджак с искрой напрягся.

– Простите, но у нас сейчас только советское, с первого винзавода, но очень хорошего качества, с медалями! На ВДНХ в этом году выставлялось! И для особых гостей – небольшой запас итальянского сладкого «Спуманте». Я сожалею, что не угодил даме. Но обязательно сделаю заказ на будущее! А к напитку всенепременно полагается сюрприз: женская радость. Сию минуточку! – кримпленовый коротышка исчез.

– Олечка, соглашайся на все, иначе он не отстанет. Выхода нет.

Через несколько минут на их столике появилась покрытая изморозью бутылка в мельхиоровом ведерке в компании высоких хрустальных бокалов, а рядом на блюдечке – обещанный сюрприз, «женская радость», горка припорошенных кокосовой стружкой конфет.

Оля узнала обычные рафаэлинки.

– Дорогим гостям из личных запасов, детишкам берег. Кушайте, – Ираклий самозабвенно раскланялся, на прощание бросил еще один признательный взгляд на врача.

Не успели утихнуть его быстрые шаги, проигрыш тапера сменил треснувший голос Челентано, затянувший «Sole», и стрелки часов, бешено мелькая стрелками, снова завертелись назад.

Сердце Оли дрогнуло, на глаза навернулись слезы.