Эффект Эха (СИ) - Граменицкая Елена Владимировна. Страница 38

Искуситель разошелся не на шутку.

Хлюпик напрягся, отодвинулся от Оли, готовясь дать брату сдачу.

Пришла ей пора вмешаться.

– Простите, перед тем как вы вцепитесь друг в друга и начнете снова «рвать в полете крылья», позвольте задать еще один вопрос.

Напряжение в обоих углах ринга слегка спало.

Оля повернулась к раскрасневшемуся в пылу спора Красавчику.

– Скажи честно, Антон существует на самом деле? Или ты создал мой идеал мужчины?

– Ну не такой уж он идеал, хотя внешне я постарался, дополнил его образами 007. У него были глаза Тимоти Далтона, а улыбка сэра Коннери. Скажу честно, твой «идеальный Джеймс Бонд» спал с несколькими женщинами сразу. Двоих ты уже знаешь, а про операционную сестру Элеонору забыла? А она девка не промах! Хромоногая Римма зубы тебе заговаривала и тоже имела на него виды. Милый Тоша обманывал каждую из вас по очереди. Он удивительный образчик легкомыслия, предприимчивости и привязчивости. Три вроде бы несовместимые качества, но такие пареньки никогда не спят с простушками, их дамы имеют тыл: престижную работу, дорогую недвижимость, перспективы. Он увлекся тобой только по этой причине, начал строить планы, говорить в будущем времени, а на самом деле продолжал ревновать жену. Следил за ней, ждал возвращения, старый аэродром теплее и привычнее. Стоило Антону узнать о твоей скромной должности и об однокомнатной квартирке на Войковской, а потом о беременности своей Наташи, ваши отношения потерпели бы фиаско. Возможно не сразу, он бы делал хорошую мину, но куда мучительнее постепенное отдаление и медленное остывание. Антон Сергеевич – врун на миллион, впрочем, как и ты. Во лжи вы и нашли друг друга, врали самозабвенно.

– Мало того что лгала, – встрял Правый Ангел, – вот ты сказала недавно «Не все золото, что блестит, но откуда это было знать ребенку», ребенку простительно, согласен. Воды с тех пор много утекло, а ты на простеньких мужичков тоже не бросаешься, каталогизируешь, фыркаешь. Ну, выпил немного человек, поговорить с тобой хотел, душу излить, – Хлюпик подмигнул ничего не понимающей Оле, – Ты не только врушка, Олечка, ты еще и лицемерка. Вот мы тебе и подсунули «идеального парня», почти тютелька в тютельку в золотой трафарет влез, всем хорош, а «не блестит».

– Между прочим, ты не узнала его отрицательные черты – настоящий Антон Ковалев – деспот, эгоист с нарциссическими инверсиями и запойный алкоголик, вот такой парадоксальный букет, – Красавчик скривился и похлопал Олю по плечу, – скажи спасибо, что разлучили вас.

– Значит, люди вокруг меня были все-таки немного настоящие?

Левый Ангел по-стариковски пожевал губами, многозначительно хмыкнул.

– Открою по дружбе секрет. Что есть реально, а что нет. Ведь это с какой стороны взглянуть. Вот я сейчас очень даже реальный, точнее «немного настоящий». Ты можешь меня ущипнуть, а можешь и поцеловать. А в скором времени я даже не останусь в воспоминаниях, лишь сном. Жутким или приятным. Но опять таки как повернуть. Что сейчас сон, а что не сон? Существует теория – все вокруг вас придумывает подсознание, но порой оно бредит. Не смотри на меня так, Оля. Ну, хорошо, хорошо.

Все люди отчасти реальны, это заимствованные копии живых людей, оставшихся в твоем мире. Мое мастерство иллюзиониста распространяется только на мертвую материю. В душе я непризнанный архитектор, зодчий-самоучка, мечтавший воздвигать целые города, а вот населять их – уже не моя прерогатива. С удовольствием участвую в процессе увеличения людской численности, но на второстепенных ролях – провокатора и советчика. Поэтому, слушай внимательно – отвечаю.

Твоя подруга Чайкина – по-прежнему пишет добрые сказки, они сбываются, но только не у нее. Куда смотрят ее ангелы – не понятно. Бездельники. Передай ей от меня дельный совет – «Полюби себя, Чайкина, и все твои мечты сбудутся». Передашь? – Красавчик строго посмотрел на Олю.

Та послушно кивнула.

– Да и тебе самой не мешает профилактика. Если бы ты любила себя, вряд ли лгала маме с папой, Антону, всем подряд. Курьер ты или нет, какая разница? Полюби себя, Оля Миро!

Оля опустила глаза.

– Продолжим. Где-то в «твоих» Химках бродит по улицам с протянутой рукой настоящая Вера Артуровна. Настоящая Римма торгует недвижимостью и по-прежнему немного хромает после операции на мениске. Пал Михалыч Куприянов вправляет очередной вывих или накладывает гипс. А бывший доктор реаниматолог Ковалев по-настоящему пьет горькую. Они реальны в твоем мире, здесь присутствовали их копии.

– А жена Антона действительно погибла? – выдохнула Оля вопрос, мучавший ее долгое время, и затаилась в ожидании ответа.

Красавец окинул свою подопечную мрачным взглядом и не сказал больше ни слова.

Внимание Ольги привлекла маленькая старушка, кудрявая, кружевная, похожая на лёгкое пирожное с кремом. Нянечка Серафима соткалась из влажного воздуха в нескольких шагах от лавочки. Не зря Оля нарекла ее «летающей» нянечкой. Она действительно парила над мокрой травой, раскачивалась, переминаясь с ноги на ногу. Рядом с ней колыхался в воздухе моющий комбайн.

– Мальчики, пора прибрать за собой. Чисто-чисто.

– Хорошо, Серафимушка. Я сейчас!

Оля не разобрала, кто из братьев ответил старушке, слова прозвучали хором, уважительно и даже немного испуганно. Как ведут себя заигравшиеся дети перед строгой воспитательницей.

– Чтобы ни одного воспоминания от вас не осталось. Смотрите у меня, шалуны.

Слово «шалуны» повисло улыбкой чеширского кота, а потом бросилось вслед растворяющейся в воздухе нянечке.

Ее моющий комбайн еще некоторое время качался туманной горкой, но и он вскоре исчез.

– Кто она такая? – удивлённо спросила Оля.

– Тсс! – Хлюпик испугано цыкнул, – услышит! Это главный Хранитель Боткинской больницы, матушка Серафима. Приставлена к служению почти со времени основания клиники, начинала с метром Готье и до сих пор на службе. Она – Всевидящее Око и Всеслышащее Ухо. На вид очень располагающая к себе старушка, а характер имеет железный. Если бы она догадалась о нашем с братом розыгрыше, плакала переэкзаменовка и повышение. Матушка Серафима права, действительно пора прибрать за собой.

Вскочив со скамейки, Человек Паук скинул бейсболку с вихрастой огненно рыжей головы и отвесил поклон.

– Ну, вот и все, господа хорошие. Гастроль заезжей клоунской труппы объявляю закрытой. Аплодисментов не надо! Цветы, если есть, отнесите в гримерку.

Паренек вновь нахлобучил кепку на глаза, пряча легкомысленные солнечные кудри. Потом похлопал по карманам толстовки, вытащил упаковку бумажных носовых платков и протянул Оле.

– Держи, скоро пригодятся!

Неловко расшаркался, запутавшись в безразмерных джинсах, захлопал в костлявые ладошки, обращаясь к брату.

– Маэстро, ваш выход!

Казалось, Красавчик только того и ждал.

Из сошедшего с подиума модника он мгновенно перевоплотился в дирижера.

Кожанку и джинсы сменил черный фрак и бабочка. Ангел взметнул к небу дирижерскую палочку, покрутил ею, повертел, отделяя грозовые облака от перистых, собрал вместе набухшие дождем, тяжёлые тучи, притянул к земле и вместо заковыристого заклинания произнес единственное короткое слово:

– Занавес!

В следующий миг разверзлись небеса, словно кто-то наверху распахнул люк, и мегатонны скопившейся воды вылились на землю. Больничный парк накрыл поистине библейский потоп, он смыл все в точности или с огрехами созданные декорации, весь огромный, выстроенный по памяти мегаполис.

Бесследно исчезло кафе «Север» на улице Горького. Да и сама улица сменила вывески. Одна за другой, словно доминошные кости попадали старые раскидистые липы и появились новые, хиленькие, в кадках. Милиционер скинул опостылевший тулуп и валенки, толстая контролерша спрятала свисток, похудела, помолодела и уселась за пульт слежения. Любезный Ираклий Самуилович вернулся в цирк конферансье, а на месте уютного уголка «У Наташи» заскучал СОБЕС.