Экстрасенс разбушевался - Дроздов Анатолий. Страница 6

В этот момент меня и пригласил министр здравоохранения. С Владимиром Сергеевичем у нас сложились если не дружеские, то весьма теплые отношения. Доктор медицинских наук, он прекрасно понимал, что я делаю для больных, и ценил это. Относительно молодой для своей должности – 47 лет, он был восприимчив к новому в медицине и стремился внедрить это в практику. На встречу шел с легким сердцем. Полагал, разговор пойдет о направлениях взаимодействия, но ошибся.

– Немцы приглашают в гости, – сообщил министр. – Их заинтересовал опыт исцеления ДЦП. Выражают желание посмотреть на процесс воочию, потому просят включить в делегацию вас. Что скажете?

– Почему бы не съездить? – улыбнулся я. – С онкологией разобрались, исцеление ДЦП я приостановил. Кто конкретно приглашает?

– Клиника имени Гете во Франкфурте-на-Майне. Очень авторитетное медицинское учреждение. Все за их счет: перелет, проживание в гостинице, командировочные. По их нормам – не по нашим.

Существенное замечание. За советские командировочные будешь сухари в гостинице грызть.

– У меня условие: в делегацию включить мою жену.

– Разумеется! – кивнул министр. – Виктория Петровна возглавляет отделение по лечению детей с ДЦП. Еще предлагаю главного врача Минской областной клиники Терещенко. Итого: я, как глава делегации, вас двое и Семен Яковлевич. Плюс переводчик из МИДа и этот… наблюдатель, – он поморщился. – Нам его, как и переводчика, дадут в Москве. Без него не выпустят.

Это так. Сопровождающий от КГБ – неизбежное зло в таких поездках.

– По рукам, Владимир Сергеевич! – согласился я.

Дело завертелось. Не прошло и недели, как нам выдали заграничные паспорта с разрешительными записями на нужных страницах. Вылет наметили на понедельник 18 февраля. В воскресенье сядем в поезд Минск-Москва (билеты на него уже в кармане), ночь в купе – и здравствуй, Белокаменная! Переезд в Шереметьево, встреча с куратором от КГБ и переводчиком. Раздача билетов на рейс Аэрофлота Москва – Франкфурт – и в путь.

Мы с Викой собирали чемоданы. Жена радовалось, как ребенок: в первый раз за границу. Не в какую-то там Болгарию, а в саму Германию! Капиталистическое государство, несколько месяцев назад включившее в свой состав бывшую ГДР.

…Хилькевич позвонил мне домой в пятницу.

– Не хотите погулять, Михаил Иванович? – предложил. – Погода замечательная. Выходите, буду ждать у подъезда.

За окном шел мокрый снег, и называть это замечательной погодой было странно. Я догадался, что случилось нечто экстраординарное.

– Не хочу тревожить Викторию Петровну, – объяснил полковник, едва мы отошли от дома. – Сами скажете. Вам нельзя ехать в Москву – задержат прямо на вокзале. Обоих. Делегация в Германию – повод выманить вас из Минска. Здесь вас в обиду не дадут – есть указание первого секретаря ЦК. А вот в Москве… – он развел руками.

– Информация точная? – спросил я.

– Более чем, – кивнул он.

– Не отстали, суки! – сплюнул я. – Жаба задушила – валютки захотелось. Ваши предложения, Николай Сергеевич?

– Сообщите министру, что отказываетесь от поездки, скажем, по семейным обстоятельствам. Пусть отправляются без вас. Сами затаитесь. Место, если нужно, подберем.

Мне что – прятаться, как зайцу? Ладно – одному, но с беременной женой?

– Нет, – покачал я головой. – Есть другой план. Но сначала ответьте: вы со мной?

– Я дал слово! – обиделся полковник. – Не хочу, чтоб вы думали плохо о сотрудниках КГБ – среди них много честных и порядочных людей. Только те, кто затеял эту мерзость – подлецы и негодяи. Буду рад поломать им планы.

– Тогда слушайте меня. Я отправляюсь в Москву… – он дернулся, но я жестом попросил его помолчать. – Но не в воскресенье, а в субботу. Буду там на сутки раньше – в этот день меня не ждут. Сможете приобрести два билета на поезд?

– Без вопросов, – кивнул он. – Почему не на самолет?

– Там билеты именные, информация может ускользнуть [4].

– Понял, – сказал полковник, с уважением глянув на меня.

– Мне понадобится квартира в Москве – дня на два-три. В гостинице останавливаться нельзя – их прочешут в первую очередь.

– Найдем, – вновь кивнул он. – Но зачем в столицу? Прямо в пасть льву!

– Слыхали поговорку: «Все дороги ведут в Москву»? Из нее тоже.

– Только не идите к евреям! – попросил он. – Их проверят в первую очередь. В Москве знают о ваших контактах с Лившицем.

– Я не собираюсь в Израиль. А куда отправлюсь, извините, не скажу. Меньше знаешь – крепче спишь.

– Хорошо! – кивнул полковник. – Но учтите: улететь за границу не удастся. Ваши имена будут в списке невыездных. Арестуют прямо в аэропорту.

– Это вряд ли, – хмыкнул я. – Михаил Мурашко останется в СССР.

Улетят Мигель Родригес и Мария Гомес. Но Хилькевичу это знать незачем.

– Что ж, до завтра, – сказал он. – Загляну к вам днем.

Я вернулся в дом, где рассказал Вике о случившемся. Показал ей аргентинские паспорта.

– Ты можешь остаться, – предложил. – Если нас возьмут в аэропорту, срок отвесят – мама не горюй! По статье «Измена Родине». И рожать придется в тюрьме.

– Собираешься сбежать от меня за границу? – сощурилась жена. – Потому пугаешь? Вот тебе! – показала кукиш. – Летим вместе. Понял?

– Си, корасон! – щелкнул я каблуками.

– Это что значит? – нахмурилась Вика.

– «Да, мое сердце» по-испански.

– Уже и язык выучил, – обличительно сказала она. – На испанок навострился? Не получится! Не позволю!

– Не больно-то и хотелось, – улыбнулся я, обнимая любимую. – Там таких красивых нет. Ты одна во всем мире…

Назавтра полковник привез билеты, да еще какие – в СВ [5]. Наверное, из служебной брони. Я проинструктировал его, как вести себя в мое отсутствие, дал указания бухгалтеру. Тамара восприняла их спокойно: для нее мы с Викой отправлялись в краткосрочную заграничную поездку. Вот и пусть так думает. До вокзала мы доехали на метро, там сели в поезд. Ночь в двухместном купе – и вот он, Белорусский вокзал, столь знакомый мне по прошлой жизни. Сколько раз я приезжал сюда и отправлялся обратно!

На перроне к нам подошел мужчина лет тридцати, невысокий, с неприметным лицом.

– Михаил Иванович? – спросил.

– Да, – кивнул я.

– Я Виктор. Следуйте за мной.

Он отвел нас к площади, на которой возвышался бронзовый Горький с тростью, еще не перемещенный в «Музеон». Потом его вернут. Мы загрузились в такую же неприметную, как и ее хозяин, «копейку». Спустя полчаса она остановилась у «хрущевки» неподалеку от ВДНХ. Спутник помог нам выгрузить чемоданы, после чего отвел в ближний подъезд. На площадке первого этажа открыл извлеченными из кармана ключами дверь с нарисованными на ней двумя двойками.

– Располагайтесь, – сказал, отдавая мне ключи. – Уезжая, бросьте их в почтовый ящик. Постельное белье и посуда в квартире есть. В соседнем доме расположена столовая. Ресторан, если есть желание, найдете сами.

– Спасибо!

Я достал из кармана пачку денег и отсчитал десять сотенных купюр.

– Новые [6], не беспокойтесь, – сказал, вручая их Виктору.

– Я не беспокоюсь, – улыбнулся он, пряча деньги. – Удачи вам!

Наше временное обиталище представляло собой типичную советскую «хрущевку» с советской же мебелью. В комнатах чувствовался нежилой дух. Конспиративная квартира. Ее, как и сопровождающего, сосватал нам Хилькевич. В Москве откликнулись. Почему бы не заработать сотруднику КГБ? Тысяча рублей – его зарплата за два месяца.

– Ожидай меня здесь, – сказал я Вике. – Из квартиры не выходи. Тем более, без документов.

– Ты куда? – забеспокоилась она. – Почему забрал паспорта?

– Куплю билеты на самолет. Жди меня, и я вернусь.

Я подмигнул любимой и отправился. От станции метро «ВДНХ» добрался до «Добрынинской», где вышел и потопал по Большой Ордынке. Несмотря на воскресный день, у посольства Израиля было оживленно: у калитки возле решетчатых ворот толпились люди. Ничего удивительного: у евреев выходной в субботу. Спрашиваете, для чего приперся? У меня валюты ни копейки – верней, ни цента. С чем лететь за границу? Тут же мне должны. Я подошел ближе.