Разрушенный (ЛП) - Ловелл Л. п.. Страница 15

— Разве это не потрясающе?

Жан Люк всего пять с половиной футов. Он одет в фиолетовую рубашку и темно-серые брюки. Его волосы довольно длинные и убраны в хвостик, и у него есть этот смешной французский акцент, чтобы соответствовать его очень «европейскому взгляду». Он ходячее клише, если бы я видела такое прежде.

— Развратный шик, — размышляет Диана.

Нет, просто шлюшачий шик. Забавно, что, если это платье будет стоить пятьдесят фунтов, оно будет распутно, но как только оно будет стоить пятьсот фунтов, это шикарно.

— Хорошо, следующее, — лает она.

Елена — другая модель, которую я часто вижу входящей и выходящей отсюда. Она — модель на день, за исключением того, что она не против, потому что это ее работа. Мы обе поворачиваемся и выходим из комнаты. Мой кабинет был превращен в небольшую гардеробную. Я уже была на примерке и видела, как модели буквально раздеваются перед кем-либо. Как я уже сказала, это их работа, им все равно. Однако я отказываюсь раздеваться перед крошечным французом… или Дианой. Могу только представить, что она скажет о моем плоском животе. Конечно, он должен быть вогнутым. Я почти уверена, что ей нужно знать, где там должна быть печень.

— Это платье действительно ужасно, — шепчет Елена с ее американским акцентом, хихикая.

— Слава богу, не только я так думаю. Считала, что просто не понимаю. — Поднимаю бровь.

Я беру телефон со стола и нажимаю кнопку камеры. Вытягиваю руку и делаю селфи, прежде чем отправить его Лилли.

— Оно настолько плохо, что этим нужно поделиться, — бормочу.

Елена смеется.

— Оно так плохо, что я бы не стала этим делиться.

Снять платье — это все равно, что пытаться вытащить занозу. Больно и долго. Следующее платье лучше, хотя разрез на спине опускается так низко, что видно мое нижнее белье.

— Тебе нужно снять трусики.

— Что? Серьезно, полностью? — Елена кивает. Я вздыхаю и снимаю трусики.

Она с сожалением пожимает плечами

— Дизайнеры, — говорит девушка.

Ниже. Некуда.

Я прихожу домой в шесть. Мы встречаемся с Алексом в восемь, чтобы поужинать. Обычно я не назначаю свидания на понедельник, потому что никому не хочется выбираться куда-либо вечером в понедельник, но с его расписанием, — и я отменила встречу вчера, — я хочу его видеть. Не чувствую себя на публике хорошо, может мы бы просто заказали еду на дом? Нет. Может показаться, что меня это не беспокоит, но это не так, но также я не хочу, чтобы Алекс чувствовал, что мне все равно. Боже, я могу полностью понять, почему Лилли и Джордж за одноразовый секс, ну или были за, в случае Лилли.

Мой телефон звонит, когда я прохожу через парадную дверь. Как будто мой день уже не был достаточно плохим, звонок от отца. Глубоко вздыхаю. Я никогда не разговариваю с отцом, если это не крайняя необходимость. Он звонит мне только тогда, когда это необходимо.

Я провожу пальцем по зеленой кнопке.

— Привет.

— Молли.

Просто звук его голоса заставляет меня поежиться. Я презираю своего отца и все, за что он борется, но все же боюсь разочаровать его. Хотя все, чтобы не делала, разочаровывает его. Оказывается, я девушка с классическими проблемами с отцом.

— Папа. Как ты? — спрашиваю вежливо.

Он не отвечает на мой вопрос.

— Я буду в Лондоне на следующей неделе в командировке. Хочу, чтобы мы встретились и пообедали.

Я не разговаривала с отцом в течение пяти месяцев, и когда это делаю, он относится ко мне как к бизнес-встрече, которая должна быть включена в его деловое расписание.

— Ладно.

— Хорошо. Я вышлю тебе подробности по электронной почте, — говорит он быстро, и кладет трубку.

Смотрю на телефон в течение минуты, борясь с обычными чувствами неадекватности, которые всегда возникают, когда я говорю с ним.

Мой отец всегда был эгоистичным человеком, движимым деньгами и успехом. Степень успеха людей сильно различается, и представление об успехе моего отца не совпадает с моим. Он и моя мама не могли быть более разными, чем они были. Он познакомился с ней двадцать пять лет назад в Нью-Йорке. Он был инвестиционным брокером. Она моделью. Это обычная история; богач встречает красавицу из-за границы. Мама наполовину шведка, наполовину русская, и потрясающе красивая. Она также добра и самоотверженна. Она лучший человек, которого я знаю. Долгое время мой отец обожал ее, поклонялся ее красоте, стремился к ее внутренней благодати, как и все остальные. Пока в один прекрасный день не перестал это делать.

Десять лет назад у него начался роман. Он нашел новую, более молодую версию мамы. Она выгнала его. Мне было тринадцать лет. Я была достаточно взрослой, чтобы понять все. Достаточно взрослой, чтобы обидеться на отца за то, что он отказался от самой удивительной женщины, которую я когда-либо знала. Он оставил ее ни с чем. Даже после всего, что сделал с ней, мама настояла, чтобы у меня были с ним отношения, настояла, чтобы я не обижалась на него за его действия. Мама сказала мне, что сердце хочет того, чего хочет, и я не имею права судить его за это.

Я сужу его, потому что он эгоистичный ублюдок.

Отец все еще поддерживает меня, по крайней мере, в финансовом отношении. Он заплатил за мое образование, финансировал мою степень в Кембридже. Даже настаивает на том, чтобы заплатить за мою квартиру, а моя мама настаивает, чтобы я позволила ему, потому что она ненавидит мысль о том, что я живу в отдаленной местности.

Но, в общем, ему плевать на меня. Я его постоянно разочаровываю. Изучала журналистику, когда он хотел, чтобы изучала бизнес. Я переехала к Джорджу и Лилли, которых он не одобряет. Он говорит, что я слишком похожа на маму, слишком свободна. Мне должно быть все равно, что он думает, но почему-то это не так, и его визит всегда заканчивается только одним — я чувствую себя как дерьмо.

Бедный Алекс собирается на свидание со мной сегодня вечером.

Я встречаю его в маленьком итальянском ресторане недалеко от моей квартиры в восемь. Он выглядит пикантно. Действительно круто. Бледно-голубая рубашка облегает его широкие плечи и идеально сочетается с узкими бедрами. То, как он носит джинсы — просто делает одолжение миру. Мне удается изобразить подобие улыбки. Не без усилий. Все, что связано с моим отцом, заставляет меня хотеть выпить, или, по крайней мере, так было бы, если бы я не чувствовала себя чертовски грубой с вечера субботы.

— Привет. — Он сверкает идеальной улыбкой.

— Привет.

Алекс притягивает меня к себе и касается губами моей щеки. Он чисто выбрит, сегодняшняя щетина царапает мою щеку.

— Ты выглядишь прекрасно, как всегда, — комментирует он.

Я смотрю на себя. На мне свободная серая кофта, черные джинсы скинни и сапоги без каблука. По сравнению с ним я выгляжу серой.

Он протягивает мне бокал красного вина, и я улыбаюсь. Что еще может хотеть девушка, кроме горячего мужчины, который приносит ей вино? Я не могу сказать ему, что даже от мысли об алкоголе мне все еще не хорошо.

Алекс кладет руку на мою спину и ведет меня к маленькому столику в задней части ресторана. Выдвигает стул для меня. Я сижу рядом с обогревателем — просто счастье.

Он присаживается напротив меня.

— Итак, я так понимаю, в субботу вечеринка стала немного дикой.

— Да. Я полностью виню Лилли. Эта девушка — чертовски безответственна.

Парень смеется.

— Ты говоришь такие вещи, но все те разы, когда я ее видел, она была идеальна.

— А, ты не был там, когда она увидела мешок для сбора мочи.

Я смеюсь только над воспоминаниями. Большинство людей выходят из комы и имеют вопросы, проблемы, что угодно. Одно из первых, что сделала Лилли — это сошла с ума, когда обнаружила, что у нее установлен катетер. Она сказала, что чувствует себя оскорбленной, и потребовала, чтобы они его вынули. Конечно, из-за того, что большинство костей в ее теле были сломаны, она не могла добраться до туалета. Как вы думаете, она позволила оставить все как есть? Конечно нет. Она адски ругалась, пока они его не убрали. Тогда, конечно, бедный Тео должен был нести ее в туалет каждый раз, когда ей нужно было. Этот парень такой беспомощный перед ее дерьмом. Само собой разумеющееся, были истерики о мешке для мочи, каждый раз, когда упоминали об этом.