Воины Диксиленда. Затишье перед бурей - Михайловский Александр. Страница 12
– Александр, у вас что, и женщины работают? – удивленно спросил я, подумав, что у меня уже есть темы для двух, нет, даже для трех статей. Работающие женщины – это ведь тоже такое дивное диво, про которое будет интересно прочесть американским читателям.
– Да, работают, – кивнул мне канцлер Тамбовцев, посмотрев на часы, которые он носил не в кармане, как это принято, а на запястье левой руки, – а теперь, Сэм, давайте пойдёмте пообедаем, и вы все увидите сами.
Обед в правительственном ресторане при дворце Долмабахче был восхитительным, хотя и состоял из блюд, мне решительно не знакомых, за исключением, пожалуй, шашлыка, который я уже пробовал в гостинице. Прислуживали нам прелестные девицы в длинных черных платьях, украшенных кокетливыми кружевными белыми фартучками. В основном это были девушки в восточном стиле. Но среди них были и красотки вполне европейского вида, и даже одна мулатка. Ах эти опущенные долу глазки, отстраненные, но в то же время доброжелательные выражения на милых личиках… А когда во время перемены блюд твоего плеча как бы ненароком касается тугая женская грудь и тебя обдает легким ароматом духов… Нет, об этом непременно надо написать.
Во время обеда Александр то и дело говорил мне названия блюд: это русская солянка, это турецкий шашлык из баранины в гранатовом соусе, а вот это – русский торт по-киевски.
И когда та самая очаровательная мулатка принесла нам крепкий турецкий кофе, к которому я стал относиться намного лучше после вчерашнего вечера, к нашему столику подошёл человек средних лет в темно-синей форме.
– Вы разрешите? – спросил он. – Мистер Клеменс, позвольте представиться – адмирал Ларионов, Виктор Сергеевич. Очень рад видеть вас в Константинополе. Давно хотел с вами познакомиться поближе.
Вот так, запросто, подошел и представился. А попробуйте так же пообщаться с нашим президентом…
После обеда адмирал откланялся (мол, дела), а мы с Александром вернулись в его кабинет. Первым делом хозяин налил мне в бокал восхитительного коньяка.
– Сэм, – сказал он, – Эндрю к вашим услугам в ближайшие дни. Он покажет вам всё, что вы захотите. Кстати, у нас в Константинополе живёт ещё один американский писатель. Если вы не против, то я его с вами познакомлю.
Я подумал, что чего в Америке практически нет – так это писателей, которых было бы интересно читать. В моде были скучные моралистические опусы, примерно такие, какие я высмеял в «Томе Сойере». Другие писали про индейцев и Дикий Запад, неуклюже подражая покойному Джеймсу Фенимору Куперу. Впрочем, и его произведения были необыкновенно скучными, а каждый поворот повествования был виден за версту.
Были у нас, конечно, и неплохие писатели: Вашингтон Ирвинг, Натаниэль Хоторн, Эдгар Аллан По. Но они все давно уже находились в краях, откуда даже югороссы не смогли бы их переправить в Константинополь. Разве что Герман Мелвилль, написавший две или три неплохих книжки – но его я совсем недавно видел в Нью-Йорке, где он работает таможенником.
Тем временем Александр, смотревший с улыбкой на меня, продолжил:
– Сэм, вам знаком Джордж Генри Бокер?
«Бокер был когда-то весьма неплохим драматургом», – подумал я, и спросил уже вслух:
– Но он вроде сейчас находится в Петербурге?
– Нет, – ответил Тамбовцев, – он уже здесь, в Константинополе.
– Александр, – ответил я, – Бокер – это, пожалуй, один из немногих американских писателей, с кем мне было бы интересно познакомиться…
– Ну вот и отлично, – сказал мой собеседник. – Я поговорю с Джорджем и дам вам знать, когда и где он может с вами встретиться.
Мы распрощались, и Эндрю повёз меня по достопримечательностям этого так сильно изменившегося города.
Как обычно, какая-то сардоническая жилка хотела найти что-нибудь глупое или несуразное в ситуации, в которой я оказался. Но впервые за всю мою жизнь мне ничего не приходило на ум. Разве что в голове ворочалась одна мысль: почему же так интересна моя скромная персона, и почему сам канцлер Югороссии тратит на меня половину своего рабочего дня?
Несколько статей, которые я напишу и в которых я обрисую Югороссию и ее обитателей перед американцами в выгодном свете? Не верю – это было бы слишком мелко. И зачем меня хотят познакомить с Бокером?
Вчера наш «Североморск» вернулся в Константинополь из похода в Карибское море, во время которого он прикрывал транспортный конвой, состоящий из танкеров и транспорта «Колхида». Если военно-морские силы любой державы попробуют задержать суда конвоя для досмотра или, не дай Бог, ареста, нам придется препятствовать этому всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами, вплоть до применения тяжелого вооружения. То же самое случится в случае попыток захватить наши суда в порту захода. Впрочем, вряд ли найдутся желающие совершить самоубийство в такой экзотической форме. Вторая битва у Саламина показала, что будет с теми, на кого мы хоть немного рассердимся. И, помимо всего прочего, мы должны, как говорят моряки, «показать флаг» – то есть напомнить всем о том, что существуют серьезные ребята под Андреевским флагом, которые очень не любят шутить.
А вообще же мы выполняем важную задачу. Наш транспортный конвой доставляет раз в две недели двадцать тысяч тонн разных колониальных товаров с Кубы, что является одной из основ экономики Югоросии. Сахар, ром, кофе, цитрусовые, сигары, табак… Как только «Колхида» становится под разгрузку, начинается большой аукцион. Говорят, что все, что она привозит, улетает прямо с причала и за немалые деньги. А что вы хотели: собственное государство – это дорогая игрушка…
В этот раз при возвращении в Константинополь всех нас – и команду «Североморска», и морских пехотинцев – ждал сюрприз: полный комплект парадной формы, пошитой по «новым» образцам.
Портной, старый грек, для примерки и подгонки мундиров и шинелей (ведь не вечно же нам болтаться в тропических морях и океанах) со всей своей оравой подмастерьев явился прямо на борт «Североморска», лишь только мы встали якорь. Приказ адмирала Ларионова: сход на берег – только в новых парадках. Я считаю, что это правильно. Константинополь – это наша столица, на нас тут смотрят иностранцы, да и перед гостями из Империи, частенько появляющимися у нас в Константинополе, позориться не след.
Парадные мундиры и шинели были черного цвета и одного покроя. На этом фоне хорошо смотрелись блестящие позолоченные пуговицы и ремни с портупеями из белой кожи. Погоны тоже были черные, отороченные цветным кантом – у плавсостава просветы и кант были золотистыми, у летчиков морской авиации – синими, а у нас, у морских пехотинцев, – красными. Кстати, погоны на моем мундире оказались украшены одной лишней звездочкой. Я сначала подумал даже, что это не мой мундир, хотя других офицеров морской пехоты, кроме меня, на «Североморске» не было. Недоумение мое рассеял капитан 1-го ранга Перов.
– Игорь, – сказал он, хитро улыбаясь, – твой это мундир, твой. Учитывая твою образцовую службу, подвиги во время Турецкой кампании, и за успешное выполнение одного секретного и ответственного задания в Карибском море адмирал Ларионов произвел тебя в следующее звание капитана морской пехоты. Поздравляю. Завтра, прямо с утра – на берег. Твоя милая тебя, наверное, уже ждет не дождется.
«Интересно получается… – подумал я, – я, кажется, начинаю делать карьеру».
Когда вокруг меня закончили хлопотать портные, я подошел к зеркалу и даже сам себе понравился. Красавчег! Строго и внушительно.
После примерки начфин выплатил нам всем, как тут принято говорить, жалование. У меня в этот раз вместе со всеми надбавками вышло сто двадцать рублей с копейками. Рубль Российской империи, который в ходу и в Югороссии – между прочим, штука очень весомая. Один рубль содержит семьдесят семь сотых грамма чистого золота и примерно равен тридцати пяти долларам США нашего времени. Достаточно сказать, что самая мелкая монета – это отнюдь не копейка, как было в советское время, а монета в четверть копейки, называемая полушкой. Только здесь мне до конца стала понятна старая русская поговорка «За морем телушка – полушка, да рубль перевоз». Короче, я теперь богатенький Буратино.