Ушастый призрак (СИ) - Матуш Татьяна. Страница 39

— Была у ведьмы дочка. Мужа не было, а дочка — была. Среди ведьм дело обычное, в церкви их не венчали, нельзя. А род продолжить нужно, кровь сохранить, знания передать, силу сберечь. Вот и крутились, как могли. И Федору дочка приглянулась. Говорят, красавица была редкая.

Он честь честью с ведьмой поговорил. А только не сладилось. Батюшка рогом уперся, что твой бык: "Венчать ведьму не буду". Федор еще хуже уперся: "От любимой не откажусь". Дочка эта... вроде как Федор ей тоже по сердцу пришелся. Она и попросила матушку окрутить их по старому обряду. А старый обряд — штука такая. Нарушить его, конечно, можно. Только за это он по потомкам бьет, до седьмого, а когда и до десятого колена. Тут уж как выйдет.

— Он что, изменил ей? Или, не дай Господь, из дома беременную выгнал? — Хмуро поинтересовалась Ровена.

— Если бы все было так банально! Нет, жизнь они прожили хорошо, хоть и не венчанные. Ребенок был, один только. Дочка.

— Э-э-э, — сообразив что-то, протянула Маэва, — так Гайтанка, выходит, свою кровь в чужой род отдала? — И, дождавшись кивка от ведьмы, быстро спросила, — А условие? Известно?

— Одно условие было: кровь беречь, род продолжать. Кто его прервет — свой продолжить не сможет. Будет жена умирать родами, а ребенок — в другой род уходить.

Вот тут мне и поплохело. Так, что голова закружилась. Чуть не полетела носом в стол. И полетел бы, но женщина в платье крестьянке, с лекарской сумкой у ноги, крепко взяла меня за руку. И тихо спросила:

— Род Гайтанки прервался? Когда — и кто виноват известно?

— Когда — в революцию, — хмыкнула ведьма, — кто... тут сложнее. Тот отряд, который, в конце концов, к усадьбе прорвался, он потом и в гражданскую воевал, и в коллективизацию отметился. В живых мало кто остался, а всех детей я, конечно, отследить не могла. Особенно, тех, кто в другой род ушел. Я только по своим сказать могу, потому что родную кровь чувствую. И знаю точно, что Нина моей крови была. А, значит, и Соня — моя.

Тут уже я перехватила "крестьянку" за руку, потому что уже она — качнулась.

— Мам, главное — спокойствие, как завещал великий Карлсон. Она же сама — ведьма, а ведьмам врать можно. Врачи ничего плохого Соне не говорили.

— Они и Нине ничего плохого не говорили, — вздохнула мама. — А вот как обернулось. Ну, раз уж пошла такая пьянка... Поведай нам, Аленушка, как с моей старшей дочки проклятье снять. Если, конечно, знаешь, а не просто красуешься.

— И нам всем из леса выйти. Желательно, в полном составе, — встряла Маэва.

Ведьма хмыкнула, ожгла чернокосую нечитаемым взглядом:

— По второму вопросу сразу отвечу — в полном составе никак. Нужно кровь пролить, нужно жизнь отдать. Не размыкаются ведьмины родовые проклятья иначе, хоть мир перевернись. Если на род звязано, то кровь — и замок, и ключ от замка.

— Понятно, — кивнула мама также ровно и негромко. — Жертва нужна, так? Я — подойду?

ГЛАВА 28

Иногда Соне казалось, что час Пик в этом городе не заканчивается никогда. Точнее, он заканчивается тогда, когда начинается следующий.

Такси медленно двигалось в потоке живых огней как сегмент большой, яркой и, несомненно, живой гусеницы. Неожиданно ей пришло в голову, что за мостом, там, где гусеница неизбежно начнет распадаться на составляющие... может ли быть, что она что-то почувствует? Пожалеет ли? Возможно ли, что это какой-то странный, социально-механический аналог жизни и смерти?

Она тряхнула головой, представила свои мысли написанными на листе бумаги и порвала его на мелкие кусочки, а потом еще и спустила в воображаемый унитаз.

В окне показались желтые корпуса военного училища. Магнитола молчала, и это было истинным наслаждением. Какую-нибудь "Птичку" она бы сейчас просто не выдержала, вышла из машины не дожидаясь остановки и прямо сквозь дверь.

Кажется, таксист это почувствовал. Все таксисты немного экстрасенсы.

— У вас ведь... не все хорошо, — осторожно даже не спросил, а просто сказал он.

Соня медленно повернула голову. Пожилой, за пятьдесят. Усталый и редкостно уверенный в себе мужчина.

— Есть такое, — кивнула она.

— Если хотите поплакать... или выговориться — нам еще минут тридцать ехать, а в таком потоке и все сорок.

— Можно приступать? — Хмыкнула Соня, — а услуга платная?

— Вообще — да, — сдержанно улыбнулся водитель, — но для вас сегодня стопроцентная скидка.

— С чего бы это вдруг? — Удивилась она.

— Настроение подходящее.

— Для выслушивания чужого нытья? Ну, как бы... я только что мужа из дома выгнала.

— Сильно, — кивнул таксист. — Вещи собирает?

— Что-то вроде. — Она глубоко вздохнула и сообщила, глядя в пространство, где мешались огни, золотые и синие, — Надо будет, при случае, заказать пластинку с гравировкой: "Папа всегда прав". И, когда в следующий раз захочется сделать глупость, перечитать ее тысячу раз.

— Папа был против твоего парня?

— Ага, — кивнула Соня, — говорил, что Сережка ненадежен. Жизнь его "асфальтовым катком не утюжила". А как начнет, неизвестно, что он отмочит.

— Так то оно верно, — согласился водитель, выкручивая руль и ловко втыкаясь в мелькнувший просвет между машинами, — только где ж найдешь столько отутюженных? Значит, жизнь начала, а он и отмочил?

Соня улыбнулась сквозь слезы, которые, вот сюрприз, все же побежали по лицу. Звучало и в самом деле забавно. Может быть, она слишком резка? Но... если ребенка уже сейчас нужно защищать от собственного отца — в такой семье никто и никогда не будет в безопасности.

А, значит, семьи не получилось. Дальше будет только хуже. Лошадь сдохла — слезь.

— Я — глупая, — сообщила Соня, аккуратно промокая лицо салфеткой и радуясь, что косметика профессиональная, от соплей не размажется. — Папа — умный. Нужно слушать умных людей.

Таксист хохотнул.

— Благими намерениями знаешь куда дорожки мостят? Дети-то есть?

— Будут, — подобралась Соня.

— Вот оно как... Деньги-то у мужа водятся? Стрясти сумеешь?

— У меня больше, — буркнула Соня.

— Тогда, тем более, держись. Сейчас налетят. На свободное-то место. И хороших людей среди них мало будет. Смотри внимательно, ты теперь не одна.

— А, папу попрошу, — Соня махнула рукой на странный разговор и свое, еще более странное настроение и дала волю и смеху, и слезам. — Пусть предварительное собеседование проводит. Раз уж разбирается.

Водитель, переварив эту, явно нездоровую идею, тоже громко захохотал, хвала создателю, без слез. И Соня почувствовала, что жесткие тиски боли потихоньку разжимаются. Иногда, чтобы жить дальше — хватает и такой малости. Просто немного тепла. А дальше само покатит...

Таксист высадил ее у самого офиса, от "чаевых" не отказался, но взамен сунул свою визитку.

— Если понадобится, — сказал он, — и покататься, и послушать.

Она кивнула и поспешила туда, где в левом крыле на втором этаже горел свет. Правильно догадалась — папа еще работал.

Таксист отвернулся, чтобы вырулить с парковки. И не увидел, как к плечу девушки быстро скользнуло легкое облачко. Или просто кусочек тумана.

— Как думаешь, куда будет направлен следующий удар?

— Блокировка счета, — почти не задумываясь, отозвался Паша Понашевский, — со всех сторон логично и очень действенно. Без денег я ничего не смогу.

— Для блокировки нужны основания, — заметил Антон. На низком стеклянном столике стояла едва початая бутыль какой-то тайской настойки на змеях, в блюдечке болталась одинокая, всеми покинутая оливка, а кабинет проветрили уже три раза. Курить оба бросили, окончательно и бесповоротно много лет назад, но... рецидивы случались до сих пор.

— Сомневаешься, что их найдут? — Паша криво улыбнулся, — была бы веревка, фонарь будет. Надо решать, куда уводить деньги. На Юлю нельзя, она не работает, у нет своего дохода и, если дойдет до банкротства, арбитражный управляющий раскопает это на раз. Про Соню я уже все сказал. Сергей — чиновник, он не может владеть бизнесом и иметь неучтенный доход. Да и не доверяю я ему до такой степени.