Муж, которого я забыла (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна. Страница 11

— Екатерина Георгиевна, я против госпитализации моей супруги, — отрезает он. — Не вижу причин для этого. Все обследования мы можем пройти амбулаторно, по направлению.

Врач Гордина вспыхивает и недовольно поджимает губы.

— Денис Сергеевич, вы, вероятно, не отдаёте себе отчёта…

— Моя. Жена. Не. Ляжет. В. Клинику. — Давит на неё каждым словом Акманов, и она тушуется.

Боже! Боже мой! Божечки! Какой он властный, грубый и… сексуальный прямо сейчас! Мой защитник. Мой мужчина. Мой!

Врачиха буравит меня взглядом.

— Вам нужна квалифицированная помощь, Лукерья. — Обращается напрямую, игнорируя смертоносный взгляд моего мужа. — Вы же понимаете? Понимаете, что это ненормально? То, что с вами происходит? Вдруг вы нестабильны? Это не безопасно…

— Спасибо за консультацию, Екатерина Георгиевна, — грубо затыкает её Акманов.

Он не даёт ей возможности давить на меня, говорить со мной, но я и так понимаю окончание её фразы: это не безопасно, в первую очередь, для моего мужа.

— Даже не смей думать об этом, — с лёгкостью угадывает он мои мысли. — Я скоро вернусь, Луковка, приготовь, пожалуйста, обед.

Он бесцеремонно выводит врачиху из нашего дома, оставляя меня в смятении. Я правда стараюсь не думать о её словах, но… не могу. Она подтвердила мои опасения — я ведь с самого начала знала и даже сама говорила ему об этом..! Но услышать подтверждение из уст специалиста — это уже что-то другое, что-то опасное, пугающее.

Я готовлю в глубокой задумчивости, толком ничего не соображаю, довожу себя до состояния полуобморочного, предистеричного. Я должна лечь в клинику. Зря отказалась. Зря испугалась. Теперь меня пугает лишь вероятность навредить Денису!

— Господи, Луковка! — Бросается ко мне мужчина, едва увидев моё состояние. — Ты чего, маленькая? Ты чего, хорошая моя? Накрутила себя, да? Не плачь, Луковка. Не плачь.

Он прижимает меня к себе и позволяет выплакаться от души. Я реву и высказываю ему все свои опасения, а он твёрдо убеждает в неверности моих суждений.

— Ну же, Луковка, — мягко усмехается Денис, — сейчас послушай меня. Подумай, желаешь ли ты мне зла? Хочешь вскрыть глотку огромным ножом?

— Нет, конечно, — отмахиваюсь я. — Глупости-то не говори! Как будто психи понимают свои ненормальные желания!

— А чего ты хочешь, когда думаешь обо мне? — Прищуривается он. — О чём думаешь? Подумай, Луковка. Не торопись. Закрой глаза и подумай обо мне. — Я выполняю. — Чего ты хочешь, Лукерья?

Его искушающий шёпот обволакивает. Я проваливаюсь в свои мысли, окунаюсь в них с головой. Это невероятно, но вдруг я так отчётливо вижу, чего хочу, что перестаю дышать и резко распахиваю глаза.

— Я хочу, чтобы в конце этой истории меня не поджидало разочарование, а моё сердце не оказалось разбитым, Денис. Я хочу, чтобы всё это оказалось правдой, а не каким-то изощрённым и извращённым шоу. Я хочу, чтобы ты действительно был моим мужем, даже если я никогда не смогу вспомнить тебя, а не оказался каким-нибудь аферистом. — Я перевожу дыхание под внимательным взглядом Акманова. — Вся моя жизнь перевернулась с ног на голову за какие-то несколько часов. Я уже не знаю, кому могу верить, если я самой себе не могу доверять!

Он молчит некоторое время, обдумывая мои слова, довольно улыбается и гладит мою щёку кончиками пальцев.

— А теперь по пунктам, маленькая: это не шоу, а наша личная жизнь; я не аферист, а действительно твой муж и останусь им в любом случае, пусть ты меня никогда и не вспомнишь, и я никогда не дам тебя в обиду. Буду защищать и поступать так, как будет лучше тебе. Постарайся поверить хотя бы в это. А с остальным мы будем разбираться по ходу пьесы.

Денис притягивает меня к своей груди, и вроде мне должно стать легче после этого разговора и выброса скопившейся дурной энергии, но где-то на подкорках сознания мельтешит мысль: он не обещал, что я не разочаруюсь, он не гарантировал целостность моего сердца.

16

Следующие дни проносятся очень быстро. За всеми обследованиями, анализами и тестированиями, за многочасовыми беседами с психоневрологом Гординой, которая теперь чрезвычайно лояльна к моей персоне (и подозреваю, что это — заслуга Акманова), мне даже удаётся немного свыкнуться с размеренным течением новой, пока по-прежнему незнакомой для меня, семейной жизни.

По истечении месяца я уже убеждена: как раньше не будет. Даже если всё окажется дурацким розыгрышем, жестоким, циничным и беспощадным, мне никогда не стать прежней. Я — жена Дениса. Я ничего не хочу менять. Я срослась с этой ролью.

— Мой муж считает, что мне может помочь гипноз, — говорю я врачу на очередном приёме.

Она коротко усмехается. Не понимаю, то ли её так сильно угнетает факт, что у такой ненормальной есть муж, то ли то, что он так сильно печётся обо мне, но факт остаётся фактом — каждый раз, стоит лишь упомянуть его в разговоре, врач Гордина едва ли не кривится.

— С каких пор ваш муж, Лукерья, стал профессиональным психологом, психотерапевтом или психоневрологом?

— Простите, — бормочу я и краснею.

Мне стыдно признаться, что я не помню, кем работает мой муж. Где работает. С кем работает.

— Вероятнее всего, что именно гипноз вкупе с сильнодействующими препаратами стали причиной вашей амнезии. Пока мы не нащупаем в вашей памяти хоть что-то, отдалённо напоминающее воспоминание о вашем муже или любой, даже незначительной на первый взгляд, мелочи, что с ним связана, мы не можем рисковать и воздействовать на вас гипнозом. Психика может не выдержать. И тогда вы окончательно сойдёте с ума.

— Класс, — бурчу под нос.

Эта женщина — просто королева утешений! Мягкая, деликатная, трепетная, настоящий заботливый врач! И ещё миллион определений, которые физически невозможно применить к Гординой.

Возле клиники меня ждёт Денис. Не представляю, как ему удаётся проводить со мной так много времени, но на проблемы с работой он не жалуется, вызывается постоянно возить меня из нашего тихого пригорода и обратно, хотя я и пообещала ему, что не сбегу и не стану жаловаться окружающим на свою проблему. Даже намекнула, что бежать мне некуда, раз сама продала свою квартиру ещё в августе прошлого года. Но он совсем не улыбнулся и свободы мне не предоставил.

Стоило мне только кинутся ему на шею, как в сумочке затрезвонил телефон.

— Да? — Неуверенно спрашиваю я у абонента с незнакомым номером.

— Лукерья Лукьяновна Акманова? — Вежливо интересуется мужчина.

— Да, это я, — Нахожу взглядом глаза мужа, пугаясь и одновременно успокаиваясь. — А вы кто?

— Лукерья Лукьяновна, меня зовут Даниил Филатович Заруцкий, я адвокат Лукьяна Родионовича Цемского, вашего отца. Сожалею, но у меня плохие новости. Ваш отец скончался сегодня ночью…

— Что там, Луковка? — Спрашивает Денис. Очевидно я поменялась в лице.

— Папа умер, — шепчу я ему, и он удивлённо вскидывает брови.

Я и сама удивлена, если не сказать, что в глубоком шоке — своего отца я не видела ни разу в жизни.

— Вы должны приехать завтра на оглашение завещания, так как входите в число наследников моего клиента.

— Да, конечно… — Рассеянно киваю я. — Диктуйте адрес.

В богатом интерьере юриста Заруцкого за круглым столом собрались около пятнадцати человек. Если бы не Денис, я бы ни за что не осталась сидеть среди них, но он остаётся рядом, держит меня за руку, и я почти не обращаю внимания на злые взгляды некоторых из собравшихся.

Я не успеваю отслеживать реакции людей на строки завещания папеньки, но весь шквал эмоций обрушивается на меня именно в тот момент, когда Заруцкий озвучивает волю отца насчёт меня.

— Моей дочери, Голавлёвой Лукерье Лукьяновне, мои инвестиционный счёт и банковский счёт в банке «Тринити» и 54 % акций компании «ЭлАСи Логистик» — по достижении 21 года или после замужества, в зависимости, что произойдёт раньше.

— Это немыслимо! Отец рехнулся на старости лет! Он не мог оставить практически всё своё состояние незаконнорожденной девице, с которой никогда не общался! — Взрывается ухоженная женщина чуть за тридцать. Или за сорок.