Николай I. Освободитель (СИ) - Савинков Андрей Николаевич. Страница 62

Недолго думая, я накидал вариант азбуки Морзе из точек и тире, после чего мы были готовы продемонстрировать свое изобретение. Для этого пришлось прокидывать провода, коими служили куски неизолированной медной проволоки воздушным способом из нашей лаборатории в политехнический класс столичного педагогического института. Именно туда двенадцатого октября 1811 года мы пригласили императора вместе с военным министром и министром внутренних дел — тот отвечал за почту, а телеграф, как ни крути, к ней достаточно близок — для демонстрации изобретения.

— Итак, ваше величество, господа! Рад приветствовать вас на нашей исторической демонстрации, — поздоровался я с собравшимися одним глазом косясь в окно. Там на улице стояла совершенно стандартная осенняя Питерская погода, разве что дождя не было. И именно этот фактор был определяющим: провода-то были не изолированы и растянуты они были на простейших временных деревянных опорах, по сути, таких себе швабрах. С началом дождя все это добро легко могло замкнуть ко всем чертям. — Сегодня будет продемонстрирован новейший метод проводной электротехнической связи, позволяющий осуществлять общение между двумя собеседниками на значительном расстоянии, названными «телеграф».

— Значительном — это сколько? — Уточнил министр внутренних дел Козодавлев. Никак не мог перестать мысленно зазывать его «Козодоевым», тем более что и во внешности у него было что-то мироновское.

Присутствующие подобно прилежным ученикам сели за парты: император с министрами в первом ряду — остальные выше по амфитеатру.

— Теоретически — расстояние не ограничено, — я пожал плечами, — можно хоть в Америку провод прокинуть и общаться свободно.

— А практически? — Это уже Александр задал вопрос.

— Практически — скорее всего вылезут какие-нибудь проблемы, как это всегда бывает. Пока мы испытывали только в пределах одного города но особой разницы в качестве связи с увеличением расстояния не обнаружили.

— Хорошо, — кивнул император, — продолжайте.

Надо сказать, что последние годы были для самодержца крайне сложными. Он на своей шкуре прочувствовал, что означает сопротивление двора, тем новациям, которым император придавал большое значение. Можно сказать, что Александр в эти годы оказался в шкуре Павла, но, если тот пер до конца с грацией носорога, что в итоге закончилось известным образом, сын его пытался маневрировать, проявляя куда большую гибкость во внутренней и внешней политике.

— Нами был разработан специальный алфавит, с помощью которого можно принимать и передавать сообщения. Сейчас мы сообщим коллегам в лаборатории о своей готовности, после чего они начнут передачу, и вы все увидите в подробностях. Начинайте, — я махнул оператору телеграфной установки, и тот, кивнув, подал условный длинный сигнал готовности.

Несколько десятков секунд ничего не происходило, я было уже даже начал нервничать, когда приемное устройство вдруг ожило и начало выдавать последовательность точек и тире. Ее я — ну и еще несколько человек для подстраховки — тут же принялся записывать мелом на большой доске учебной аудитории. Зрители же, которым заранее был выдан отпечатанный на отдельных листках ключ, могли в реальном времени расшифровывать то, что передавали помощники на той стороне.

— «Император и Самодержец Всероссийский Александр Павлович». Ну конечно, что еще могли они передать, зная, что брат присутствует на демонстрации» — мысленно усмехнулся я, глядя на то, какое впечатление произвел данный опыт на присутствующих. А в слух прокомментировал, — конечно применимо к связи внутри города, телеграф является скорее игрушкой, чем действительно полезной вещью, однако давайте представим, что из столицы практически мгновенно можно будет связаться с любым населенным пунктом империи. Нужно узнать о делах в Москве — нет нужды посылать курьера. Отдать приказания войскам, стоящим на Дунае — работа на десять минут. Любой уголок империи станет доступным практически мгновенно… Ну во всяком случае в плане передачи сообщений — людей перемещать по проводам мы пока еще не научились.

— Что по стоимости? — Задал главный вопрос Барклай, с коим мы находились в весьма приветливых отношениях, поскольку сошлись во взглядах на многие принципиальные вещи. В том числе и в необходимости заманивания Бонапарта вглубь страны буде корсиканец таки решится напасть. Где-то в прошлой жизни я натыкался на фразу, что «русский царь слаб в Польше, силен в Москве и непобедим в Тобольске». К счастью, это понимал не только я, нашлись здравомыслящие люди и среди местных.

— Большая часть стоимости приходится на цену проводов, которые нужно протягивать между городами, — озвучил я очевидную мысль. — Это десятки тысяч пудов меди. На фоне этого все остальные траты видятся не существенными.

— А мы можем передать сообщение на ту сторону? — Поинтересовался брат.

— Конечно. Можете сделать это хоть сами. Вот ключ, который требуется замыкать, вот таблица символов. Более-менее опытный телеграфист по нашим прикидкам сможет передавать сорок-пятьдесят знаков в минуту, прочем, тут главнейшее значение имеет вопрос практики.

Пока высокие гости игрались с экспериментальным телеграфом я аккуратно подцепил Барклая под локоть и отвел в сторону для приватной беседы. В недрах военного министерства как раз в эти дни решался вопрос о постановке моих ракет на вооружение и соответственно выделении надлежащего финансирования из казны. До этого я все опыты оплачивал из своего кармана, и, надо сказать, они за прошедшие годы «съели» весьма солидную сумму в серебре.

— Михаил Богданович, — вкрадчиво начал я, — поведайте мне пожалуйста, как там дела с моими ракетами продвигаются? И вообще, как дела?

Получив в руки второй вариант паровика, Кулибин сумел развернуться и сконструировал мне работающий на паровом приводе протяжный станок, на котором можно было относительно массово делать нарезы в стволах огнестрельного оружия. К сожалению, стволы меньше шести линий — что было все еще слишком много, но гораздо лучше имевшихся 16-18мм — нарезать пока не получалось, все же качество металлической части оставило желать лучшего. Естественно, у нас тут же появилась идея перевооружить как минимум часть линейных полков нарезными штуцерами, раз уж с появлением пули Минье проблема скорострельности больше перед нами не стояла.

— По ракетам дано предварительное положительное заключение. Как военный министр пока ничего сказать не могу, однако неофициально могу предложить потихоньку готовить пять сотен ваших шестидюймовых ракет. На такое количество у военного ведомства деньги точно найдутся, — Барклай огляделся, никто ли не подслушивает и продолжил, — что же касается перевооружения линейных частей на нарезное оружие, боюсь вас разочаровать, Николай Павлович. С одной стороны, дело это, конечно, нужное, но…

— Но бюджетов у вас на штуцера нет, — закончил я за военного министра. Михаил Богданович только развел руки в стороны.

— Именно так, именно так. Возможно, через год, или через два, даст Бог супостат на нападет, дойдут у нас руки и до штуцеров.

— Сами то в это верите, Михаил Богданович? — Я скептически посмотрел на военного министра, который должен был знать лучше других, что французская военная машина уже запущена. Тот только покачал головой, — ладно, есть у меня для вас еще одна поделка, как раз по нашим невеликим деньгам, глядите.

Я подошел к столу, открыл один из ящиков и достал оттуда небольшой — сантиметров десять в высоту деревянный цилиндрик.

— Что это, Николай Павлович? — Не понял Барклай.

— Противопехотная нажимная мина. Деревянный корпус, внутри немного пороха и капсюль. Закапываем такую малышку на дороге и ждем неприятеля. Француз наступает ногой на крышку, гвоздь бьет по капсюлю, тот детонирует, подрывает порох и вот этот кусочек свинца, — одновременно с рассказом я разобрал примитивную мину и продемонстрировал министру ее нехитрое содержимое, — калечит вражине ногу. А там либо он вычухается, либо отнимут полковые медикусы стопу — сражаться все равно в ближайшее время не сможет. Мина стоит копейки, можно хоть тысячами клепать. При отступлении закапывать прямо на дороге и смотреть, как вражеские солдаты боятся сделать каждый следующий шаг. Такой себе средневековый чеснок, только в новом более технологичном и соответственно опасном исполнении.