Червячная передача (СИ) - "Cyberdawn". Страница 2

Но при этом, жить отшельником, оптимизируя себя — также не было моей мечтой, так что был выбран разумный компромисс, приносящий пользу мне и окружающим, ведущим нас к нашим целям.

С этими мыслями я закончил сегодняшнее занятие: жонглирование пятеркой стальных шаров в флуктуациях магнитного поля. Собрался и отправился в НИИ, с некоторым предвкушением — собранный вчера к вечеру аппарат вполне мог открыть нам путь в параллельные миры. Не сам по себе, в сочетании с малой долей эмпирически изученного нами рунного алфавита, но, тем не менее — так.

Опыт был крайне важен, но крайне малолюден — Рабинович, как всегда, когда «юные гои ковыряли основы мироздания» присутствовал. Старый еврей, как было уже неоднократно, вытаскивал операторов и испытателей, когда случались накладки или непредвиденные побочные эффекты. Впрочем, сам он говорил, что эти аварии есть «как обычно», изобретательно ругаясь на разработчиков.

Очевидно, его выпирающая идентичность не позволяла заметить, что инициатором самого НИИ и всего копошения в рамках него был сам Рабинович. Что, к слову, приводило к определению начальствующего объекта как «морды жидовской». Жидовская морда же определяла определяющих «погаными криворукими гоями», что, в большинстве своем, завершало межэтнический диспут. Переводя его в формат «а всё-таки, где мы провтыкали?»

Ну а сегодня, я выступал в качестве оператора аппарата, снижая вероятность того, что «всё будет, как обычно». Пара младших сотрудников заведовала измерительной и фиксирующей аппаратурой, а сам глава НИИ был готов выкинуть в пучины искаженного пространства либо сам аппарат, либо вытащить нас, если выкинуть его не выйдет.

Последнее было не то, чтобы частым, но и не редким случаем проявления неисследованных многомерных явлений, так что проводили мы эксперименты на орбите, во избежание катастроф. Остальные разработчики, теоретики и просто любопытствующие наблюдали видеотрансляцию.

Так что, через полтора часа, наша четверка пребывала на высокой орбите, в этаком стальном стакане-цилиндре, метров ста диаметром и ста высотой. Снабжение, коммуникации, фактически все существование орбитальной лаборатории (точнее одной из многих — опыты уничтожали предыдущее) происходило за счет способностей нашего горбоносого и картавого шефа.

Ну а я, дождавшись, пока ребята развернут фиксирующее оборудование, взялся за активацию прибора и совмещение рун. Одним из натренированных мной проявлений, было «желать правильного», чувствовать препятствия на его пути и прочие моменты. Этакая интуиция, а точнее мышление, выведенное в многомерье. А если уж совсем точно — опыт интерпретации поступающих оттуда сигналов и перевод их в осознаваемый мозгом формат.

И в этот раз всё, вроде бы, шло без накладок. Над составленным рунами кругом сформировалась светящаяся точка, медленно описывающая окружность и оставляющая за собой не исчезающий светящийся след. Ребята фиксировали, Рабинович любовался, я же следил за подачей энергии и корректной работой аппарата. При всей моей упертости в учебе, полностью понять математическую картину его работы я не смог. Однако, понимал основные принципы, участвовал в сборке, да и, в части мне доступной, был максимально подробно проинструктирован. Так что возможные сбои и отклонения не происходили, усталости я не чувствовал, а с любопытством и ожиданием ждал завершения окружности.

А вот когда она завершилась, произошло сразу три события, фактически одновременно.

Первое — от засветившейся окружности пошла волна многомерных искажений неизвестного типа и непроявленных в трехмерье. Само по себе «многомерное виденье» (хотя называть это виденьем — не вполне корректно, оптические рецепторы трехмерья явно не принимали участия в фиксации многомерных проявлений) у меня было неплохо развито, но постоянно им пользоваться — слуга покорный. Масса многомерных проявлений, совершенно не интерпретируемых, в большинстве своем — слабо коррелирующих с локализацией трёхмерного тела.

В общем, использовал я эту сенсорную возможность исключительно по делу, которым теперешний эксперимент и являлся. Хотя интерпретировать невнятное излучение и его последствия — не смог. Просто не успел.

Второе — после «омывания» меня невнятной многомерщиной (причем только меня, локализация была четкой, и ни ребята, ни Рабинович в неё не попали), окружность стала кругом, двухмерной плоскостью или окном. И, без каких бы то ни было предварительных ласк, начала извергать высокотемпературную и высоко ионизированную плазму ярко-голубого цвета.

Собственно, ради таких случаев и присутствовал Рабинович, который… спёр моё тело.

Нет, в итоге я понял, что он меня пытался спасти, а на «многомерное излучение» то ли не обратил внимание, то ли не понял, что это. Но ускоренное в многомерье восприятие отметило, как жидовская морда хватает моё тело за шкирку и исчезает с ним. В лучших традиция «жидомасонского заговора»…

Это и было третьим событием. После которого в орбитальном стакане остался только я, точнее, очевидно, многомерная часть (причем черт знает, какая) меня, привязанная к трехмерной точке. Привязанная странно, особенно с учетом движения всего — станции, Земли, галактики и прочего — но факт оставался фактом.

Тем временем, плазма продолжала переть из окна, выжигая все вокруг. И, закономерно, добралась до прибора и нашего самодельного круга, не предназначенных для работы в таких условиях. А после их разрушения окружность преобразовалась в гиперсферу, точнее её трехмерную проекцию, вывернулась, поглотила станцию и какой-то объем пространства и схлопнулась. Вместе со мной.

И оказался я… наверное, в звезде, если подумать. Или в плане, заполненном в трехмерном отражении своём перегретой плазмой, также возможно. Довольно любопытным был момент с мышлением и эмоциями, лишенного сионистами всякими тела. То есть, эмоции были, память не пропала, правда явно «не такие», как в теле. Скорее, их можно было воспринимать как игровые характеристики, соответствовать которым или нет — решал когнитивный аппарат.

То есть, Рабинович упёр тело. А гад ли он? — прошла мысль, была обдумана, и выдан вердикт: гад и морда жидовская, но умеренно. Потому что не знал. И я изволю гневаться, но умеренно и без потери контроля, потому как это соответствует моим личностным императивам. Этакий информационный аналог личности, довольно забавный. Причем «забавность» также была просчитана и признана таковой.

А вокруг меня творилась… плазма. Потоки, завихрения и прочая свойственная плазме активность. Причем, судя по ощущением и наблюдаемому, я был пространственно закреплен за точкой трёхмерья. А вот в многомерье в это время творилось копошение, причем явно живых организмов. Очевидно, плазмоидов, оценил я, наблюдая за странными зверушками, благо, на меня они внимание не обращали, будучи заняты своими делами.

Естественно, большей части творящегося я не понимал, но вот любопытные «окна» периодически открывались. И многомерщики, с частью плазмы из трехмерья, в эти окна исчезали, да и через них возвращались. Довольно любопытно, да и наводит на мысли о плазмоидах, в смысле шаровых молний. Учитывая их известное поведение — вполне может быть рейдом в живой мир за какой-то вкусняшкой, ну или просто развлечение. Всё же, понять разумность этих созданий (да и применим ли к ним термин «разум») я не мог.

Что логично, захотелось мне из моего «возможно-звёздного» места пребывания свалить. Всё это забавно, но торчать тут эонами мне не улыбается. И тело жалко, обдумал я, а не попечалиться ли мне, и принял решение, что попечалиться. Больше десятилетия работы по улучшению и «удачных вероятностей» процессов, от мутаций до фенотипических изменений, отошли мировому сионизму. Причем ладно бы на пользу, а то просто как кусок мяса.

Но оперировать многомерьем я умел крайне ограниченно, причем с четкой привязкой к трехмерным объектам. То есть, «перемещаться», той частью многомерного себя, что была локализована сенсорными «непонятно чем» я просто не умел. Так что, первое что пришло мне в голову — это попробовать «прицепиться» к снующему в «окна» плазмоиду. Риск — могу оказаться совсем в какой-то жопе, но торчать тут и пытаться взаимодействовать с плазмой, при том, что черт знает как и прочие моменты… Разумнее рискнуть, а учиться «многомерно перемещаться» можно и в месте, куда снуёт плазмоид.