Я твоя тень (СИ) - Дэнс Натаэль. Страница 25

Ты посмотрел на моё пирожное и ухмыльнулся.

— У тебя всё лицо в крошках.

Я бросился за салфеткой и принялся вытираться, косясь на твою однобокую улыбку. Сложно было сказать, смеялся ты надо мной или нет. Вот, если бы ты на самом деле был здесь, я точно бы это определил.

Пока я доедал, ты смотрел в телефон и чему-то улыбался. Вскоре у нашего столика появился Росс.

— О, привет, голубки! Ну… не в смысле влюблённые, а в том смысле, что вы хаваете, как эти птички…

— Я ел жвачку, — сказал ты и надул большой пузырь.

— Думаю, с голубями такое тоже иногда случается, — произнёс Росс с озадаченным видом. — Нас так не пустят же? Надо Нильса ждать?

— Без понятия, я не пробовал, — ты оторвал взгляд от телефона и впервые посмотрел на Росса.

Росс сделал удивлённое лицо и отошёл к барной стойке. Мне показалось, что вы с ним не очень ладите.

Вот так быстро я перескочил с уверенности в том, что с головой дела у меня плохи, на принятие наблюдаемых событий. И с чего я взял, что такого не может произойти? Пока ничего сверхъестественного не произошло: ты же просто сел за тот же столик. Ну и что? Остальное осталось прежним — ты со мной толком не разговаривал.

Нильс появился в компании девчонок. Он поздоровался сначала с барменом и взял у него ключ, а затем подошёл к нам (Росс уже вернулся, убедившись, что без Нильса мы и дальше будем сидеть, как обычные едоки).

— Смотрю, ты опять без инструмента, — я не сразу понял, что вопрос адресован мне, потому что смотрел Нильс куда угодно, но только не на меня.

— Фи, ну и ладно, — ответил ты за меня. — Скрипка — это так тупо.

Нильс закатил глаза, но ничего не сказал, и отправился к служебной двери. По дороге вниз со мной поравнялась Мона и сильно толкнула бедром. Я даже впечатался в стену. Я хотел спросить «за что?», но она уже умчалась вперёд.

— Осторожней, — услышал я из-за спины голос Росса. Наверно, он решил, что меня качает или я просто жутко неуклюжий.

Когда мы все оказались в репетиционной комнате, Нильс сказал:

— Кто знает, что сегодня за день?

Все наперебой начали предполагать, у кого мог быть день рождения, а Росс даже спросил, не сделал ли Нильс предложение Лайк. Нильс всё это равнодушно проигнорировал.

— Сегодня ровно три месяца группе. Ладно, раз это никому неинтересно, можно заняться делом.

— Да нет, — возмутилась Лайк, — можно и отметить. Давайте задержимся, посидим в баре, отметим? Ну, так, немножко, всё-таки дата маленькая, но важная. А ещё отпразднуем появление нового участника.

— Его уже приняли?! — Мона аж подпрыгнула от негодования, а потом изобразила, что её тошнит. Видимо, от меня.

Я посмотрел на тебя и увидел то, что придало мне уверенности, несмотря на явное негативное отношение Моны: ты посмотрел на неё с нескрываемым раздражением. И я понял, ты — на моей стороне.

Ты помнишь, чем мы занимались на моей первой полноценной репетиции группы?

Перерабатывали материал под мой тембр голоса. Так сказал Нильс, а мне же показалось, что просто дурачились. Хоть на меня и не особо обращали внимания, что довольно трудно, когда переделываешь песни под именно мой голос, но я всё равно чувствовал себя частью этой маленькой вселенной, спрятавшейся в подвале бара. И пусть не её центром, не Солнцем, а маленьким и скромным Плутоном, но мне было позволено вращаться вместе с другими планетами вокруг главной звезды — вокруг тебя. А большего мне и не было надо.

Как я понял, группа на самом деле называлась Братскими узами, что нисколечко не смущало ни Лайк, ни Мону. По мне, так это было немного странное название, но я не стал возмущаться. В конце концов, кто я такой? За свои три месяца ребята создали шесть песен, причём, большую часть — Нильс. А вот, кто писал тексты, я так и не понял. Наверное, ты. Нильс занимал почётное место ритм-гитариста, Росс — играл на басу, девочки всё так же поочерёдно меняли друг друга на ударных, а ты оказался клавишником, а не вовсе лишь автором, как я подумал, когда увидел выступление с Нильсом в качестве солиста на импровизированном концерте у арки Вашингтона.

Мы всё веселились: я пытался подражать пению, точнее рычанию Нильса, чем жутко веселил Лайк, Росса и даже Мону; девчонки пробовали играть в четыре руки, Росс изображал пьяную рок-звезду, а ты просто смеялся и иногда поглядывал на телефон. Один лишь Нильс оставался каким-то невероятным чудом серьёзным в нашей хохочущей какофонии.

А потом оказалось, что ты и Нильс серьёзно поспорили о том, как именно мне петь. Ты хотел Курта Кобейна, а он — Кори Тейлора. Но в одном всё же вы сошлись: мне нужно было выдать больше энергии и эмоций.

— На первый раз сойдёт, — сказал Нильс после десятиминутного спора такого накала, что все остальные перестали веселиться и наблюдали за поединком. — Видимо, он нас стесняется, с голосом-то всё в порядке. — Видимо, он сказал это тебе, но я уже и так начал привыкать, что обо мне чуть ли не все говорят в третьем лице, несмотря на то, что я был совсем рядом. — Но если так будет продолжаться и дальше… Это пустая трата времени.

— Что ты хочешь от меня? Привыкнет когда-нибудь, — пожал плечами ты.

И вы с Нильсом продолжили спорить, только уже не о моём голосе, а обо мне в целом. Я услышал столько всяких фраз о себе, что мне тут же стало не по себе. Я оказался и пугливым, и зажатым, и недоступным, и чёрствым и даже асексуальным. Мне показалось, что я опять стою зале суда, где каждый из присутствующих считает своим долгом сказать обо мне нечто, от чего я буду медленно тонуть в пучине позора и унижения.

— Тебе нехорошо? — я очнулся от неприятных мыслей и увидел перед собой Лайк. — У тебя такое лицо…

— Какое? — мой голос прозвучал так жалко, что я даже испугался, а не на самом ли я деле такой, каким меня считает Нильс? И ты.

— Пошли наверх, выпьем чего-нибудь. Мона, ты с нами?

— Ага, щас! — Мона закатила глаза и красочно изобразила отвращение. Лайк поморщилась.

— Возьмите меня! — крикнул Росс. — У меня от их спора уже черепушка потрескалась.

Лайк схватила одной рукой Росса, а второй — меня, и мы вышли в коридор. На лестнице, правда, мне пришлось пойти отдельно, потому что было слишком тесно. Но как только я преодолел последнюю ступеньку, Лайк снова взяла меня под руку и довела до столика.

Росс купил всем по стакану разноцветных коктейлей.

— Всем же есть двадцать один? — полушутя спросил он, усаживаясь за столик.

— Ну, конечно, — Лайк хихикнула и опустила глаза.

— А тебе? — спросил я Росса. Хотя это явно было лишним, как-то же он купил напитки.

— О, не то слово! — по тону голоса Росса я так и не понял, правда это, или продолжение шутки.

Я попробовал свой наполовину оранжевый наполовину жёлтый коктейль с кусочком лайма и зонтиком. Отдавало цитрусами, но алкоголь почти сразу перебил вкус.

— Можно уже отмечать? — спросила Лайк и подняла свой стакан. — Я думаю, они не расстроятся. Предлагаю тост за нового члена Братских уз. За тебя, Тейт!

Мы стукнулись стаканами и проглотили по солидному глотку разноцветной жидкости. Напиток мне не понравился, я бы предпочёл вино, но не говорить же об этом вслух. Ещё сочли бы придирой. А я и так понятия не имел, что они обо мне думали. То же, что и Нильс и ты?

— Кстати, ребят, — воскликнул Росс, как будто вспомнив нечто важное, — какие планы на каникулы? Все же остаются?

— Конечно, — радостно откликнулась Лайк. — Я уж точно не поеду домой в Европу. Так и разориться недолго, если на каждый праздник туда-сюда мотаться.

— А что? Взяла бы жениха с собой, может, он бы скинулся, — Росс сделал такое лицо, будто сказал нечто гениальное, зато Лайк явно так не думала.

— Росс!

— Ладно-ладно, сам знаю: больше не поднимать эту тему.

Лайк выглядела совершенно смущённой, Росс тоже поник. Я чувствовал, что должен что-то сказать, чтобы разрядить обстановку, но в голове лишь витали отголоски твоего с Нильсом спора и множество неприятных прилагательных, описывающих меня. Хотя, чего юлить: выражение «за словом в карман не лазит» точно было не про меня.