Наследие проклятой королевы (СИ) - Осипов Игорь. Страница 58

Но бой в форсаже длился недолго. Девушки — не машины и стали потихоньку сбавлять темп. И невооружённым взглядом было видно, что они начали уставать. Уже и удары пропускают, да и сами удары слабеют. Вскоре они сошлись в клинч. Катарина обхватила Лену за шею и била коленом по бокам, а землянка тяжело стучала ей обеими руками по рёбрам. Они уже туго соображали и еле держались на ногах.

Неизвестно, чем бы кончился этот бой, но все решилось совершенно неожиданно. Толпа вдруг завизжала и бросилась врассыпную.

Я растерянно обернулся и выругался: по поляне ко мне упрямо ползла та сама кровавая зубастая амёба. Она оскалилась десятком зубастых пастей и заорала, как кипячённые заживо щенки. Упёртая, однако, скотина!

— Да отвяжись ты, падаль!

Я быстро подобрал опрометчиво выброшенную палку и прижал тварь к земле. Та вытянула щупальца, как бешеный осьминог, и обвила ими моё оружие, пытаясь дотянуться до меня.

— Что ж с тобой делать? — пробурчал я и оглянулся.

Толпа выглядывала из-за фургонов, осеняя себя знаками небесной пары. Сразу понятно, что подобную сущность они видели впервые. Даже как-то гордость взяла за земные кошмары, неведомые местным.

Я глянул на дерущихся девушек. А те молча стояли, обнявшись и таращась на этот оживший фарш из крокодила, стайки пираний и десятка миниатюрных бультерьеров.

Катарина вдруг вцепилась клыкам в горло Лене, хотя это и получилось вяло и обессиленно, а затем процедила сквозь зубы.

— Сдавайся. Я сильнее.

— Русские не сдаются, — пробурчала в ответ Лена и несколько раз ударила кулаком в живот храмовницы.

— Так нечестно. Я сильнее.

— Нет, я!

Катарина разжала зубы и стукнулась лбом о лоб землянки. Девушки замолчали, а потом одновременно рассмеялись.

— Я рад за вас! — прокричал я, лихорадочно переводя взгляд то на девушек, то на амёбу. — Что мне с этой хренью делать?!

Я попятился поддеть её ногой, но потом отдёрнул, так тварь потянулась щупальцем к ботинку. Внезапно рядом появился генерал. Он держал в руках трехлитровую банку компота. Быстро свинтив крышку, он вылили жидкость в траву и протянул банку мне.

— Запихивай. Думаю, как раз влезет.

— Как? Я его трогать боюсь.

— Все за вас делать надо! Не дай этому уползти.

— С радостью!

Пётр Алексеевич быстро сходил к фургону и принёс чью-то латную перчатку. Напялив на руку сей девайс, он сел на колени и начал засовывать красную с багровыми сгустками массу, словно сбежавшее из кастрюли тесто. Тварь визжала и упиралась, но я начал помогать, подпихивая монстра палкой к банке и прижимая щупальца ногой. Через пять минут отборного мата существо оказалось под плотно завинченной крышкой.

— На, — протянул мне трофей Пётр Алексеевич. — На базе по накладной сдашь для опытов.

Я брезгливо принял банку с шевелящимся монстром. Того, что тварь задохнётся, я не боялся, потому что она изначально неживая. А потом, сунув под мышку уродца, царапающего стекло изнутри когтистыми щупальцами, я подошёл к девушкам.

— Катюш, ты вся в крови. Пойдём, раны промою.

— И мне заодно, — устало пролепетала Лена.

Я глянул на храмовницу: вдруг она опять с ума от ревности сходить начнёт? Но та лишь пожала плечами, мол, не против.

— Ладно, перекиси и шёлковых ниток на обеих хватит.

Девушки, держась друг за друга, направились в сторону нашего фургона. Я опустил взгляд. У самых ног сидел лакированный Чужик, скаля пасть.

Я сперва вздрогнул, а потом махнул рукой.

— Пойдём уже. Все равно не отстанешь. Будешь у меня за технику безопасности отвечать. И, кажется, мне надо изучать не магию стихий, а целительные чары.

Я подобрал с травы брошенную Катариной одежду и пошёл вслед за девушками. Надо было привести себя в чувство, так как мне предстоял тяжёлый день. Завтра с утра мы вступаем в проклятые земли, и если они хоть вполовину такие, как Гнилой Березняк, будет очень туго.

****

Дементэ лежала, скрючившись на полу. Ей постоянно хотелось есть, ведь, несмотря на то, что мелкие прислужники этой старухи приносили фрукты, коренья и воду в горшках, через пуповину жизненная сила перетекала к чудовищному младенцу, который даже не шевельнулся ни разу. Но гигантский уродец тяжело дышал, а пуповина слегка пульсировал в такт нечеловеческому сердцу, потому понятно было, что урод живой, а не куча дохлого мяса, уподобившаяся вспученному киту, выброшенному на берег Западного моря.

Женщина устала плакать и читать молитвы, прося помощи у Небесной Пары. Единые в своём бытии Шана и Сол её не слышали. Слезы высохли, но глаза щипало от соли. Губы устали шептать священные слова.

— Это не убежище, — прошептала дементэ, глядя на других стонущих пленниц.

Женщина помнила слова откровений о местах силы и теперь, увидев все своими глазами, поняла: всё это ложь. «И удалилась Вечноскорбящая мать в чертоги столовой горы, и стерегут слуги ее покой», — гласило писание. Ложь! Это не убежище! Это сумасшедший дом для богини! А твари, что охраняют, — изуродованные силой проклятого места сёстры милосердия. Они выполняют прихоти безумного божества и в то же время стерегут её, чтобы не сбежала. Стерегут они и для того, чтоб не шли паломницы и паломники, и лишь некоторых дур, таких, как сама дементэ, что упрямо идут в лапы безумия, пользуют без зазрения совести.

Один раз старуха попыталась уйти, и стражи преградили ей путь. Гнев старухи был страшен. Камни и кости начинали кружиться вокруг неё, молнии скакали по пещере и выжгли не меньше дюжины стражниц, но все кончилось тем, что самая большая жирдяйка, тряся складками сала и десятком истекающих молоком грудей, взяла старуху за плечи и долго уговаривала её быть тише. Так всегда разговаривают со стариками, впадающими в беспамятство.

Обугленные тела быстро утащили, стража занялась своими делами, а жертвы забились ещё глубже в угол пещеры.

Дементэ зажмурилась и снова заплакала, но слезы шли туго, словно иссякла чаша скорби, в которую было щедро налито судьбой из небесного моря горестей. Женщина вытерла глаза и приподнялась на локтях. Низ живота, испачканный засохшей кровью, болел так же, как в тот день, когда дементэ избавилась от плода, боясь, что сёстры отлучат её от покровительницы. Как оказалось, зря. И теперь у неё ничего больше в этой жизни нет, кроме ненависти, обиды и боли потерь.

Лежащая в стороне жертва тихо заплакала, а потом обмочилась под себя. Дементэ поморщилась: ей самой пришлось дважды излиться мочой, и даже представить противно, что случится, когда придёт большая нужда.

— Я ничего не теряю, — тихо прошептала дементэ.

Повторяя эти слова, словно молитву, женщина медленно встала. Покрасневшие от слез и бессонницы глаза засверкали решимостью и злостью. Она все время ожидала, что стража увидит, накинется, изобьёт и бросит в тот же угол. Но нет, гиена с женской головой, неспешно грызущая большую кость, лишь лениво глянула в сторону пленницы и продолжила своё занятие. Зато вскочило с места мелкое существо, похожее на химеру обезьянки и собачки. У дементэ похолодела спина, но создание лишь подбежало, шлёпая лапками по камню пещеры, и придирчиво начало обнюхивать и осматривать пуповину. Оно закончило своё дело, ткнувшись напоследок носом в промежность женщины и пискляво тявкнув.

Дементэ беззвучно рассмеялась. Как любой страже, этим тварям не интересно ничего сверх того, за что их могут наказать.

Женщина осторожно намотала часть пуповины на локоть, чтоб не мешала при ходьбе, как длинная верёвка, а потом пошла к куче вещей. Она старалась не шуметь, чтоб не беспокоить стражу.

Один раз пуповина зацепилась за камень на полу, и пришлось возвращаться, чтоб перекинуть. Но все равно дойти не получилось. Нет, её никто не останавливал, попросту не хватило длины той живой привязи, на которой была дементэ. Не хватило всего одного шага.

Женщина на мгновение зажмурилась, но тут же стиснула кулаки и опустилась на пол. Теперь можно было дотянуться кончиками пальцев. Камень был холодный и скользкий. На спину падали тяжёлые капли. Но дементэ было все равно. Она упрямо пыталась дотянуться до вещей, и это не получалась.