Негатив. Том 1 - Корнев Павел. Страница 10
– Ситуация стабильная, – заявил я, поёжился и отпил коньяка. – Хотя, если старослужащих послушать, они браконьеров, чёрных старателей и нарушителей каждый день десятками задерживают. В Новинске столько народу нет, сколько они диверсантов обезвредили. Мы за всё время пару беспризорников с грузовиков сняли да раз под обстрел попали.
– Ого! – удивился Карл. – Это кто вас так?
– Понятия не имею, – сказал я ради разнообразия чистую правду. – Из кустов пальнули дробью и отошли. Может, браконьеры. Не знаю. А! Ещё раз мы от медведя драпали!
И вот изрядно приукрашенная история об аномалии и обитавшей там зверюге определённое впечатление на аспирантов произвела. Они поделились байками о своей поездке в Доманию, и в итоге после возвращения в бар мы с Карлом перебрались за их стол. Я прихватил с собой остатки коньяка, да у них и своя выпивка была, а ещё в полночь под сигналы точного времени мне всучили бокал игристого вина, и опьянение накатило как-то вдруг.
О чём толком говорили дальше – не помню, всё общение – урывками. Но в чём уверен на все сто, так это в том, что лишнего я не сболтнул, даже когда Вениамин Мельник завёл разговор о поездке на гражданскую войну.
– Мятежникам в открытую помогают танилийские фашисты и неофициально, но очень активно – национал-социалисты Оксона, – заявил он. – Они не только получают опыт и обкатывают технику, но и разрабатывают новые средства поражения бронетехники и операторов. Вот! – Аспирант выставил перед собой странный патрон с пулей обычного винтовочного калибра и длинной толстой гильзой, показавшейся непропорционально большой. – Это патрон семь – девяносто два на девяносто четыре. Удельная энергия – двадцать килоджоулей на квадратный сантиметр, что больше, чем у любых наших противотанковых ружей!
Все заохали, а я заметил:
– Чем гасить кинетическую энергию, проще такую пулю взорвать.
Мельник глянул на меня с усмешкой.
– Ты когда-нибудь видел, чтобы пули взрывали?
Я – видел, но вовремя прикусил язык и приложился к рюмке с коньяком. Хотел даже снова перебраться из-за стола к окну, да сначала Карл в разговор втянул, а потом и другие темы для обсуждения появились, так до утра и протрепались о политике, оружии и бог весть о чём ещё.
Ну, и к рюмке с коньяком прикладывался, не без этого, и был определённо нетрезв, поэтому когда под утро Вениамин Мельник взял гитару и начал петь романсы, перемежая их куда более быстрыми песнями на непонятном языке, мне его исполнение даже понравилось.
Ну а затем Карл потянул на выход со словами:
– Шесть утра, Петя! Сейчас наши из «СверхДжоуля» расходиться начнут.
Сколько выпил за ночь – не знаю, только при этих словах в голове разом прояснилось, а внутри всё так и заныло в ожидании неприятного разговора с Ниной. Но слабину не дал, поднялся со стула, помахал всем на прощание, потопал вслед за товарищем.
Вышел на улицу и едва по лесенке вниз не скатился – после тёплого прокуренного бара морозный воздух ударил в нос ничуть не слабей прямого в голову. Ноздри защипало, на глазах выступили слёзы. Я откашлялся, нацепил кепку и поспешил за товарищем.
Мы вышли на бульвар и двинулись к студенческому клубу. Карл шагал уверенно и ровно, а вот моя походка твёрдостью не отличалась. Пусть из стороны в сторону и не шатало, да и ноги не заплетались, но для удержания себя в вертикальном положении приходилось прилагать постоянные усилия. И чем дальше – тем больше.
Ёлки! Да мне просто не хотелось идти в клуб!
Поймал себя на этой мысли и, устыдившись собственного малодушия, решительно двинулся дальше, нагнал Карла и постарался больше от него не отставать.
Приоритеты! Есть в моих приоритетах Нина? Есть! Ну и чего раскис тогда? Иди и помирись! Подумаешь, о службе в корпусе не сказал! Тоже мне, проблема! Было бы из-за чего обижаться! Раздули из мухи слона!
Карл скрылся в клубе, ну а я опускаться на скамейку не стал, предпочёл походить туда-сюда. И не так холодно, и нервную дрожь худо-бедно унял.
Ну а потом из «СверхДжоуля» вывалилась компания барышень в сопровождении нескольких знакомых студентов, Карл и Маша, а ещё – Нина. Думал, придётся бежать за девчонкой и просить выслушать, но та столь решительно двинулась навстречу, что как-то даже не по себе от такой целеустремлённости сделалось.
– Петя! – обратилась ко мне Нина, глаза которой показались покрасневшими и припухшими от слёз. – Между нами всё кончено. Больше я с тобой общаться не намерена.
– Да ты чего?! – обомлел я. – Это из-за моей службы в корпусе?
– Нет, – строго ответила девушка. – Это из-за того, что я узнала об этом не от тебя. Да, ты не соврал, но и не сказал правды. О чём ещё ты умолчал? Как я могу тебе теперь доверять? Не могу. А какое может быть общение без доверия?
– Да перестань!
Я потянулся к Нине, и это стало ошибкой. Та отпрянула, потребовала:
– Не прикасайся! – и поспешила прочь.
Карл двинулся было ко мне, но его удержала Маша, и я махнул рукой.
– Иди!
Сам добрёл до лавочки, плюхнулся на неё и спрятал лицо в ладонях.
Ну и что теперь делать? Бежать и умолять? Становиться на колени и признаваться в любви? Клясться больше ни о чём не умалчивать?
А это реально вообще? Люблю я её? Буду абсолютно откровенен всегда и во всём?
Насчёт первого момента, скорее, склонялся к положительному ответу – очень уж тошно было, а насчёт второго – чёрта с два стану без утайки обо всём рассказывать. Проклятье, да я иной раз сам себя обманул бы, если б только такая возможность выдалась!
И какой тогда во всём этом смысл? Унижаться в любом случае не собираюсь, но вот, допустим, куплю завтра букет роз и вымолю прощение, всё вернётся на круги своя, только надолго ли? Как скоро меня снова поймают на вранье? И самое главное – мне-то самому приятно будет находиться с человеком, зная, что не просто недоговариваю ему о каких-то вещах, но пообещал не умалчивать ни о чём и не сдержал слова? И так изо дня в день, изо дня в день…
Не проще ли отпустить ситуацию и дать утихнуть страстям? Найду Нину, не в это воскресенье, так в следующее, тогда и поговорим.
Наверное, я вполне отдавал себе отчёт, что не найду и не поговорим, и всё это было лишь самоуспокоением, ну да и неважно. Поживём – увидим.
Под пиджак забрался холодный ветерок, я поднялся с лавочки и двинулся в сторону безымянного бара в надежде, что сумею воспроизвести условный стук и меня пустят внутрь. Пить уже не хотелось, но и возвращаться в расположение не имелось ни малейшего желания. А для всего остального было слишком рано: гуляки уже начали расходиться из ресторанов, и работавшие ночь напролёт питейные заведения готовились закрыться, а до открытия прочих оставалось никак не меньше двух-трёх часов.
У «Державы и скипетра» стояла малолитражка, не шедшая ни в какое сравнение с виденным мной здесь вчера роскошным авто, но я всё же скользнул по ней взглядом, уже привычно запомнив регистрационный номер.
– Чего пялишься, быдло? – послышалось от входа в клуб.
Остановился. Обернулся.
На крыльце курила парочка монархистов с посверкивавшими на лацканах модных пиджаков старорежимными серебряными орлами. Тот, что меня окликнул, был невысоким и не полным, скорее – просто рыхлым. Его приятель выглядел куда внушительней и спортивней, но тоже крепостью сложения не поражал. Вот так, навскидку – средний вес.
– Чего вылупился? Проваливай! – это выдал уже именно он.
Я бы и прежде не упустил повода подраться с реваншистами, сегодня же воспринял такую возможность даром небес, поманил двумя пальцами грубиянов к себе.
Молодой человек спортивной наружности мигом выкинул окурок в урну и сбежал с крыльца, рыхлый последовал за ним, но драки не случилось. Из распахнувшейся двери на улицу вышли две барышни, и стройная девица в меховой накидке со смешком сказала:
– Не горячись, Анатоль, а то он тебя арестует!
Сначала знакомыми показались странный тягучий акцент и манера проглатывать окончания слов, затем присмотрелся и припомнил саму девицу – весьма симпатичную и даже красивую, если только не брать в расчёт челюсть, делавшую лицо слишком уж вытянутым. Не совсем лошадиным, но ассоциации возникали именно такие.