Очень страшная история - Алексин Анатолий Георгиевич. Страница 17

Забыли, что и, именно я вывел всех из подвала, подарил всем свободу и независимость! Независимость от Племянника, который бы еще неизвестно сколько держал нас в страшном плену.

Давно я заметил, что люди помнят лишь о последнем твоем поступке. Можно совершить много больших и прекрасных дел, но если последнее дело (пусть даже самое маленькое!) будет плохим, его-то как раз и запомнят.

Путаница с расписанием произошла утром, но казалось, что именно это было моим последним поступком, и ошибка моя случайная утренняя ошибка сразу как бы перечеркнула все.

Теперь помнили только о ней. Ощущение черной несправедливости больно ранило мое сердце… Но я не показал виду, что ранен!

О Глебе никто ничего не знал. Это тоже было несправедливо: ведь если бы он не попросил Племянника запереть нас, вообще не было бы никакой страшной истории. Но я не хотел позорить его. «Не делай чужое горе фундаментом своего счастья!» — учит нас народная мудрость. Так сказал папа моему старшему брату Косте, когда тот хотел пригласить в театр девушку, которая нравилась его другу.

И Костя не пригласил.

Расследование еще не было завершено. Мотивы преступления еще не были выяснены. «Зачем? Зачем Глебу понадобилось?..» — этот вопрос жестоко терзал меня. И все же я не подал виду, что Глеб хоть в чем-нибудь виноват. Хотя делить вину на двоих всегда легче, чем принимать ее всю на себя. Глеб был рядом и, казалось, просил: «Поручи! Поручи мне что-нибудь трудное!» Он хотел искупить…

Наташа стояла возле окошка кассы и смотрела на расписание, будто все еще проверяла, надеялась… Выражение ее лица было таким, что капли дождя на щеках можно было принять за слезы. Решимость вновь овладела мною: «Я должен тут же, не отходя от кассы, что-то придумать! И осушить эти капли! И вернуть улыбку ее лицу! Да, я обязан. Тогда и она и все остальные снова увидят во мне спасителя: люди помнят о последнем поступке».

И тут… Идея, как яркая молния, сверкнула в моем мозгу. Но никто не заметил, потому что это было в мозгу.

ГЛАВА X,

в которой слышится крик из подвала — У вас тут есть почта? — спросил я Глеба.

— За станцией, недалеко. По ту сторону… — торопливо и старательно, как Миронова, объяснил Глеб: ему хотелось, чтобы я позабыл о его темном прошлом.

— Там есть телефонная будка? — спросил я. — Для междугородных переговоров?

— Одна будка есть…

— Нам хватит одной! — крикнул я так громко и радостно, что все подбежали к нам.

— Я знал, что ты придумаешь… Что ты найдешь выход! Такой у тебя талант! — сказал Принц Датский, который продолжал ценить чужие таланты.

— Сейчас мы помчимся на почту, чтоб спасти Наташину маму и вообще всех наших родителей. Позвоним и скажем, что все в порядке: задержались, но к ночи будем. Глеб укажет дорогу.

— Это великое дело! — сказал Принц, протягивая свои длинные руки, чтобы обнять меня. — И, как все великое, так ясно и просто: позвонить, успокоить.

Это находка!

К чужим находкам он тоже относился с большим уважением. Снова все посмотрели на меня с плохо скрываемым восхищением: люди помнят о последнем поступке.

Вдруг Принц помрачнел.

— Что случилось? — спросил я.

— Совсем забыл: у нас дома нет телефона… Но ничего. Мои родители, к счастью, здоровы.

И все-таки я погрузился в раздумье. Но ненадолго! Когда я начинаю что-нибудь изобретать, возникает настоящая цепная реакция: одна идея цепляется за другую. Так было и в этот раз. Я поднялся на цыпочки и обнял благородного Принца.

— Дашь мне свой адрес! Я продиктую его старшему брату Косте, а он сбегает и успокоит твоих родителей.

В том, что у Наташи есть телефон, я не сомневался. Я это просто знал.

Иногда я набирал ее номер и, если она подходила, молча дышал в трубку. «Что вы там дышите?» — сказала она однажды. С тех пор я перестал дышать.

— Веди нас, Сусанин! — обращаясь к Глебу, торжественно произнес Покойник.

Я бросил на Глеба мимолетный, но острый взгляд. Сам того не подозревая, Покойник попал в точку: утром Глеб, как Сусанин, сбивал нас с пути. Только Сусанин поступал так с врагами, а Глеб — со своими друзьями. В этом была принципиальная разница!

Мы побежали за Глебом. Почему мы спешили, трудно было сказать: до следующей электрички оставалось еще много часов. Просто мы в тот день привыкли бегать, будто нас все время настигала погоня. Но погони, к сожалению, не было!

А природа между тем жила своей особой, но прекрасной жизнью. То тут, то там виднелись лужи, в которые мы безошибочно попадали. Грязь напоминала густую, серую кашу, которая аппетитно чавкала под ногами. Дождь все усиливался, приятно освежая в пути. Деревья ласково протягивали нам свои кривые черные руки…

Глеб бежал впереди всех. И не только потому, что мы не знали дороги: он по-прежнему очень старался.

— Во-он там! — на ходу крикнул Глеб, указывая на одноэтажный домик, над которым была синяя с белыми буквами вывеска: «Почта. Телеграф. Телефон».

"Еще немного, — мечтал я, — и Наташа войдет в будку, из которой все будет слышно. И я уловлю слова: «Мамочка, не волнуйся!» Потом она выйдет и бросит на меня мимолетный, но благодарный взгляд. А потом и мы будем звонить…

Денег хватит: ведь родители дали «на всякий случай», а в подвале тратить их было не на что".

Окна домика звали, манили меня к себе так сильно, что я обогнал Глеба.

Эти окна казались мне близкими и родными до той минуты, пока я не увидел, что они с внутренней стороны плотно закрыты ставнями.

Я сразу немного отстал, и Глеб достиг домика первым. Но он не взбежал на крыльцо, а уступил мне дорогу. Я взбежал, дернул за ручку, которая оказалась холодной и мокрой. А дверь оказалась закрытой.

«Выходной день — воскресенье», — прочитал я на облезлой табличке.

О, какие печальные сюрпризы подсовывает нам жизнь!

Все смотрели на меня. В глазах не было и тени недавнего восхищения. Я был на крыльце, а чуть пониже стояли пятеро моих друзей — в пустом поселке, на мокрой земле, под дождем, возле закрытой почты. И они снова считали, что я виноват: если бы я утром не перепутал, они бы сейчас ехали в теплом вагоне к своим мамам и папам. Я перепутал… Это вновь стало для них моим последним поступком. А о том, что, если б не я, они бы все сидели в подвале, никто уже и не помнил!

Так я думал, пока не заметил в глазах у Наташи нечто иное. Я увидел в них ожидание и надежду. Как это было уже не раз в тот день. Она еще надеялась на меня!

И вновь началась цепная реакция: идея одна за другой полезли мне в голову.

— А если добежать до соседней станции? Это далеко?

— Полчаса бега, — ответил Глеб. — Но районная почта здесь… А там нету будок…

— Воскресенье для всех воскресенье! — мрачно изрек Покойник. — Ты думаешь, там уже начался понедельник?

— Зачем же так? — неожиданно оборвал его Принц. — Зачем говорить под руку?

— Ну, если он будет думать рукой, наши родители обречены!

— Покойник, не трогай Алика! — сказал Принц так же грозно, как говорил раньше мне: «Не трогай Покойника!» В его груди билось честное, благородное сердце! Поддержка вдохновила меня.

— А куда ты, Глеб, вчера звонил по междугородной? Чтобы предупредить Племянника… Ну, о том самом… о чем ты знаешь. Куда ты звонил.

— На дачу.

— Значит, там есть телефон?

— Да. Его дедушке… Он выступал на телефонной станции, и ему… Там даже табличка… на аппарате: «Гл. Бородаеву от благодарных читателей…» — По этому телефону ты, Наташа, и позвонишь! — провозгласил я с крыльца, словно с трибуны. — А потом, если останется время, и мы позвоним.

— Нет… — сказал Глеб. — Ты не знаешь Григория. Он не позволит… Раз мы его…

Глеб еще не знал главного — он не читал моей надписи на столе: "Племянник!

Передай привет своей тете!" А если Племянник, в отличие от Глеба, уже прочитал эти слова? Тогда он и подавно не пустит нас к телефону! А то еще и загонит обратно в подвал… Встречаться с ним страшно!