Моя и только моя (СИ) - Уотсон Эмма. Страница 21
Усиленно верчу головой из стороны в сторону, чтобы хоть как-то прекратить ЭТО!
Ужасно!
Мерзко!
Унизительно!
Голова кружится от переизбытка эмоций, основные из которых — злость и ненависть с примесью недоумения.
Хлесткая пощечина саднит ладонь.
— Не смейте! Меня! Трога-а-а-а-а… — закрученное за спину запястье простреливает.
Бандит заламывает сильнее, толкает вниз, заставляя совсем повиснуть на многострадальной руке. Ладонью натягивает волосы.
— Никогда. Не поднимай. На меня. Руки, — рычит чуть слышно, на каждом слове делая ощутимый рывок.
— Пусти! — жмурюсь от боли.
— Если не доходит — нужно сказать «хорошо, я поняла».
— П-поняла, — повторяю в отчаянии, и Зверь швыряет на пол.
— Вставай! — раздается приказ.
Молчу.
— Ты не слышишь?!
— Я тебе не собачонка в цирке, — цежу сквозь зубы, глядя исподлобья.
— Не советую испытывать мое терпение.
Огромная ладонь моментально сжимает горло. До одури стиснув, этот урод приподнимает меня по стене, словно пушинку.
Пульс колотится в ушах и одновременно теряется, растворяясь в глубине его чертовой кожи.
Царапаю безжалостную руку, пытаясь глотнуть кислород, доступ к которому окончательно перекрывается. Комната заполняется поволокой тьмы…
Удар — лавина воздуха врывается в легкие.
— Мне повторить еще раз? — шепчет в самое ухо, пока я корчусь, ослабляя невидимую удавку.
Перспектива новой пытки поднимает на ноги мое сотрясающееся в кашле тело.
Выровняв дыхание, замечаю мажущий жадной страстью взгляд. Приобретя другой оттенок, он продолжает оставаться таким же. Убийственно жестоким.
Рассудком завладевает желание сбежать отсюда, как минимум — помыться. Хлоркой стереть грязную похоть, с которой он оценивающе пробегается глазами по всему телу.
— Снимай.
— Что?!
— Что? — усмехается, явно трактуя по-своему. — Для начала — вот это, — цепляет пальцами футболку, заставляя отшануться. — Потом… короче, все по порядку.
— Не дождешься! — шиплю, машинально делая шаг назад.
— Жить хочешь? — спрашивает угрюмо.
— При чем…
— Если постараешься — я предоставлю тебе такую возможность, — ухмыляется… зверски.
Думаешь, я тут лужей пред тобой растекусь?! Хрен тебе без масла!
— По два раза повторять не буду, — достает пистолет, направляя на меня.
Пугает — предохранитель не… а, уже щелкнул.
— Стреляй!
Лучше сдохнуть, чем пройти через то, на что он намекает! Уже не намекает — говорит открыто.
— Мама… — на миг мелькает в голове. — Она не переживет, если…
— Она не переживет, если он сотворит то, что собирается!
— Уверена?
— Да, — киваю твердо. — Только сначала ответь на один вопрос.
— Валяй, — позволяет снисходительно.
— Неужели у тебя никогда не дрожит рука, когда ты поднимаешь ее на тех, кто заведомо слабее? — выпаливаю на одном дыхании, унимая некстати появившуюся дрожь.
В один шаг Зверь сокращает расстояние между нами. Холодный металл упирается в висок.
— А как ты думаешь?
— Даже на обычный вопрос не можешь ответить, не спросив «совета»?
Молчит.
— Тебя через пару мгновений не станет. Даже не зажмуришься?
— Я умею смотреть смерти в лицо, — вздергиваю голову, глядя прямо в Ад чужой души. — Что ж ты не стреляешь?
— Торопишься на «тот свет»?
— Вопросом на вопрос не отвечают!
Неужели, правда, сейчас все закончится? Меня больше не будет. Я исчезну. Перестану существовать. Никогда не обниму маму, никогда не посмотрю на закат, никогда не пройду босиком по траве…
Никогда… Какое страшное и… бесконечное слово.
— Закрой глаза.
— Зачем?
— Закрой!
— Я хочу видеть убийцу. Запомнить его взгляд.
Что, слабо? Так знай же: не все будут трепетать, лишь бы ты не спустил курок!
Не дождавшись, сам накрывает ладонью веки. Дрогнул?
Что ж, своего я добилась — уйду с гордо поднятой головой. Сейчас. Вот сейчас…
— Мы тебя небольно зарежем. Только чик — и ты уже на небесах…
Ведь я больше не смогу любить, мечтать, видеть, чувствовать, понимать… Ничего не будет! Ничего…
— Я выиграла, Зверь… — не знаю, зачем произношу это вслух.
— Выиграла? — отнимает руку, впивается пальцами в скулы.
И снова швыряет вниз.
Беспомощная попытка отползти проваливается с треском — потные ладони скользят, я несколько раз шмякаюсь затылком о пол, не успевая отодвинуться даже на пару метров.
Урод вмиг оказывается рядом.
— Конечно, легко поднимать руку на тех, кто не может дать отпор! — кричу, из последних сил сдерживая рыдания. — Хотя, о чем я! Сила есть — ума не на… — что-то врезается в шею.
Хватаюсь обеими руками, чтобы отодвинуть, отодрать от себя. Зверь убирает мои запястья и прижимает коленями к полу.
Горло снова стягивает, преграждая воздуху путь. Хватка чуть ослабляется и опять душит с новой, еще большей силой. Жалкие старания освободиться напоминают предсмертную агонию. Силы исчезают, уступая место черноте…
Кислород наполняет так же резко, разрывая поглотившую сознание пустоту. Вдохи, как и выдохи, получаются рваные.
— Это тебе урок, — говорит обманчиво тихо, слегка поглаживая шею.
Слезы сами начинают выкатываться из глаз. Нет, нет, нет, только не сейчас!
Давление на ладони исчезает. В ушах все еще шумит, перед глазами черно.
Цвет понемногу раскрашивает комнату, прогоняя темноту. Картинка становится четче. Тянусь машинально к горлу и тут же отдергиваю руку — от малейшего прикосновения нестерпимо жжет.
— Не зря тебя зовут Зверем, — рукавом куртки размазываю влагу по щекам.
Усмехается.
— И почему?
— Такой же жестокий и… беспринципный.
— А ты не разочаровываешь, — дергает уголком губы. — Кстати, сбежать не пытайся. Выберешься — попадешь к моим людям. А они с тобой церемониться не станут… — мягко проводит пальцами по щеке, вынуждая замереть.
Он близко. Настолько, что в огромных, как гигантская пропасть, зрачках я вижу свое перепуганное лицо. Мертвенно-бледное. Контраст так ярок, что мои глаза кажутся пустыми безжизненными глазницами.
— Будешь моей… Малыш.
Малыш?! Кто-нибудь, скажите, что это просто сон! Пожалуйста!
— Узнаю, что пыталась улизнуть, — похотливо оскаливается, — на-ка-жу.
Дверь с гулким металлическим грохотом закрывается, и я вжимаюсь в ближайший угол, утыкаясь в колени. Слезы стекают одна за другой, пятнами разливаясь по юбке.
— Мамочка… — шепчу еле слышно, — я боюсь. Мне страшно, мама! Мама…
Глава 29
Просыпаюсь в гордом одиночестве. Дверь хлопает. В одиночестве… ну-ну.
Перед глазами маячат начищенные до блеска ботинки. Упираюсь взглядом в пол, намеренно не поднимая голову — не хочу видеть их владельца, мерно шагающего ко мне.
— Попей, — протягивает бутылку.
Бросаю вверх злобный взгляд и отворачиваюсь, чтобы не видеть соблазнительно переливающийся на свету сок. Сколько я не пила? Сутки? Больше?
— ХОЧУ!!!
— Заткнись!
— Яблочный, — мечтательно-жалобно скулит внутри.
— Замолчи!
Хмыкает.
— Не будешь? — присаживается на корточки, бесцеремонно взбалтывая. Откручивает крышку и пьет, пьет… не сводя с меня глаз. Кадык ходит вверх-вниз… вверх-вниз…
— М? — аналогично «может, все-таки будешь?» сует горлышко под нос. В ответ я презрительно стреляю глазами в сторону плещущегося оазиса.
Усмехается. Ставит бутылку рядом.
Как только бандит скрывается за дверью, гордость мгновенно улетучивается — кидаюсь к бутылке и в несколько глотков осушаю ее содержимое, забывая про брезгливость.
Действительно, сок. Яблочный.
Так, теперь можно относительно спокойно подумать, как отсюда свалить. Сбежать не пытайся? А что, может быть еще хуже?!
— Может!
Да, действительно… Может…
Сомневаюсь, что он отдаст меня «своим людям». Я его добыча, Зверь это ясно дал понять. Поэтому шанс есть. Мизерный, но есть.