Моя и только моя (СИ) - Уотсон Эмма. Страница 31

Упражнения все сложнее и сложнее. Когда Аня собирается сделать следующий (а именно это она и собирается, судя по сосредоточенному лицу!), не выдерживаю и выхожу из своего укрытия. Хотя бы успею подстраховать.

— Вечер добрый.

Аня скидывает ноги с жерди, оставаясь в висе.

— Добрый.

Не заходит на элемент.

— Так вот на какой лестнице мы подвернули ногу, — говорю, как можно миролюбивее.

Опускает голову. Хмурится. Молчит.

— Соврала, значит, — продолжаю, как можно мягче. Чтобы не звучало упреком.

Едва заметно кивает.

— Зачем?

— Думала, запретишь, — говорит, наконец.

— Запрещу? С какой стати я буду тобой командовать?

— «Угрожает жизни и здоровью», — цитирует мою фразу.

— Если я буду стоять на страховке, это не будет угрожать твоему здоровью. И жизни тем более, — пытаюсь перевести в нужное русло.

Аня цепляется коленями за перекладину и повисает головой вниз, немного раскачиваясь.

— Артем, ну, дай еще позаниматься, — смешно канючит.

— Занимайся, я не даю что ли?

— Отойди, — заявляет, складывая руки на груди. — Я могу тебя ударить.

Делаю пару шагов назад. Если что — успею подбежать.

Наклонив голову вбок, Анечка с подозрительным прищуром наблюдает за моими действиями. Интересное зрелище. Особенно вверх ногами.

— Ты занимаешься? А то я ж тоже не просто так пришел.

Фыркает.

— Снимешь меня, что ли?

— Могу и снять, — театрально пытаюсь подхватить ее, но Аня проворно вскарабкивается наверх и через секунду уже сидит на турнике, болтая ногами.

— А ты сначала достань, — хитро улыбается, становясь в стойку. Со шпагатом.

— Думаешь, я так же залезть не смогу? — подхожу ближе, намереваясь запрыгнуть, как вдруг Анюта соскакивает, делает петлю кого-то там и… срывается.

Кидаюсь к ней и вовремя успеваю подхватить. Потеряв равновесие, врезаемся в опору.

— Почти получилось, — выдыхает то ли с досадой, то ли с восхищением.

— Ушиблась?

Отрицательно мотает головой, переводя дыхание.

— Спасибо, что поймал.

— Не делай так больше. Пожа…

— Я же говорила — запретишь, — обиженно поджимает губы, выворачиваясь из моих рук.

— Без меня не делай, — пытаюсь сгладить. — Поймаю хотя бы.

— Ногой по голове захотел получить?

— Сейчас же не ударила.

— А надо было? — оборачивается, снова прищуриваясь. — В следующий раз учту.

— Значит, договорились?

— Занимайся. Турник освободился, — кивает головой в сторону снаряда, оставляя мой вопрос без ответа.

Сама же становится в шпагат и… наклоняется. Вместе с ногой! Почти к самой земле!

Мгновенно прогибается в обратную сторону, делая вращение. Вставая, чуть заваливается набок — все-таки не получилось до конца удержать равновесие.

Сальто с места. Вперед. Назад.

А я стою, как вкопанный, наблюдая за умелыми действиями девушки.

Мысли простреливает артиллерийский залп.

— Аня, у тебя же вывих!

— Зажила, — отмахивается в ответ, делая еще два пируэта… на правой ноге. — Что? — удивляется и встает, наконец, по-человечески.

— Мне уже непривычно тебя видеть прямоходящей, — усмехаюсь. — Настолько глаз привыкает к этим гуттаперчевым штучкам… Складывается ощущение, что ты только так ходить умеешь.

— Сочту за комплимент, — личико озаряет улыбка. Короткая, легкая. Тут же слетевшая, словно спрятавшийся в норку зверек.

— Есть небольшое предложение.

— Какое?

— Давай пройдемся. Хочу тебе кое-что показать.

— Кто-то, кажется, хотел заниматься, — парирует в ответ.

— Это я всегда успею. А то, что я хочу тебе показать… в общем, это можно сделать только вечером. Тебе понравится.

— Ну, не знаю… давай, — соглашается робко. — А… куда идти нужно?

— Здесь недалеко.

— Хорошо. Только я переоденусь.

Аня

Сейчас во мне боролись здравый смысл и любопытство. Судя по тому, что я дала согласие — уже не боролись.

Не знала, что у него на уме — поэтому было страшно. С другой стороны, если б Артем хотел сделать мне что-то плохое — наверняка бы уже сделал.

— А, может, он и хочет. И прямо сейчас…

Я не хотела «слышать», что будет «прямо сейчас», поэтому просто «заткнула уши», послав внутренний голос.

Наскоро ополоснувшись, накидываю на себя легкий сарафан, который заботливый дизайнер сплошь покрыл голубо-синими разводами. Мамин подарок.

Выныриваю из дома, окунаясь в вечернюю прохладу.

— Ты быстро.

— Нужно было задержаться дольше? — ехидно улыбаюсь.

Артем чуть приподнимает уголки губ.

— Идем, — берет меня за руку, и мы выходим с территории.

Да, не зря выкупалась — тело прямо-таки дышит сквозь ткань. Призрачный ветер играет со складками ткани, треплет выбившиеся пряди.

— С какого возраста ты занималась гимнастикой? — неожиданно спрашивает Артем.

— С четырех лет. А что?

— Просто. Почему именно этот вид спорта?

— В остальном надолго не задержалась.

— Ты занималась чем-то еще? — удивляется.

— Было дело. Мы пробовали в разных видах, пытались найти мою стезю. Карате, дзюдо — не хватало боевого духа. Помню, как боялась ударить соперника, — перечисляю, сама не зная, зачем. — Просто не хотела причинять кому-то боль. Ушли. Плавание — боялась воды. На фигурку походили какое-то время, но ушли, как только я упала с первого прыжка. Помню, как родители спорили долго. Тихо так, чтобы меня не разбудить, а я лежала и слушала. Ничего не понимала тогда еще, правда. Папа говорил, чтобы я продолжала заниматься фигурным катанием, мама боялась травм. А на гимнастике мне понравилось кувыркаться и на батуте прыгать, — смеюсь, вспоминая, каких усилий маме стоило увести меня с пробного занятия.

— Ты это помнишь?

— Конечно. Мне и рассказывали.

Помню… Я многое помню. Как потом почти каждый день просила маму отвести меня на «минастику»: маленькая ж была, не выговаривала еще. Никто не думал, что я останусь надолго. Лишь бы занять меня чем-то до школы, чтоб не болталась без дела. А потом так прикипела, что думала даже школу бросить. Даже пророчили хорошую карьеру спортивную — я самая гибкая в группе была. Элементы у меня лучше получались. Все только «березку» учились делать, я уже кувырки осваивала.

— Почему же ушла?

— Травма, — отвечаю, не вдаваясь в подробности.

Проклятый день незамедлительно всплывает всплывает в памяти…

— Давай попробуем тройное. Ну, чего ты, Майская? Я тебя не узнаю сегодня.

— Давайте в следующий раз, — прошу неуверенно.

— Давай в этот, — настаивает тренер. — Представляешь, какой козырь у тебя будет? Ты его первая в мире сделаешь в своей возрастной группе, понимаешь, Майская? В ми-ре! — повторила по слогам, представляя скорее славу, которая ее ожидает, чем риски для меня. — Ты ведь всегда хотела на первенство Гран-при!

— У меня же есть «два с двумя» и «винты»… — продолжаю отнекиваться, каким-то шестым чувством зная — не стоит мне пробовать этот элемент.

«— Да ты ж просто боишься! — тут же подзадорил внутренний голос.

— Чего??? Я боюсь?! Да я…»

— Давайте делать, — выдыхаю решительно.

— Анечкааа, ты моя умница! — чуть ли не в ладоши хлопает тренер. — Мы с тобой так их всех сделаем! В общем, смотри…

И она начинает объяснять мне технику выполнения одного из сложнейших элементов.

— Все поняла?

— Да, — говорю, чувствуя привычное волнение, щекочущее нервишки при каждом заходе на элемент. Только сейчас оно как как будто обострилось, Сильнее стало, что ли… Да ну, ерунда какая!

— Я подстрахую в случае чего. Давай, начинаем!

Резкий выдох.

Разбег.

Толчок.

Вращения: первое, второе, третье…

Внезапная острая боль. Крик, смешанный со стоном. Только потом осознание того, что кричу я…

Перепуганное лицо тренера, скорая, боль. БОЛЬ!!! Пронизывающая каждый миллиметр, каждый микрон, выворачивающая наизнанку клеточку, забирающая рассудок. Я не понимаю, что именно пошло не так, не понимаю даже источник этих зверских мук.