Возрождение (ЛП) - Мартин Трейси. Страница 44

Затем он все-таки выглядит довольно глупо. Каким идиотом надо быть, чтобы обмануть кого-то вроде меня? После того как я дала пример, на что я способна? Люди утомляют своей нелогичностью.

Рюкзак находится на расстоянии в десять метров. Жду пока он дотянется, чтобы схватить его, улыбаясь, ведь он не сводит с меня глаз все время. Неа, он не полный идиот. Просто слишком жадный до своего же блага.

− Жадность − это не смертный грех, по моему мнению. Но если вы нападете на меня с ножом, все ставки отменяются.

− Что? − он наклоняется за ремнем, и его равновесие и внимание переключаются.

Я двигаюсь. Он не успевает бросить рюкзак. Мой ботинок встречается с его рукой, и нож вылетает. У этого парня нет никакой подготовки в том, как использовать нож, или он бы схватил его лучше. Ему повезло, и он просто подумал, что сможет напугать меня. Я уложила его, даже не вспотев. На это ушло три секунды.

Теперь облегчение. В одном из плохих фильмов Чейза, бои длятся ужасно долго. Ни один человек не сможет выдержать такое насилие и продолжать бороться так, как они делают в Голливуде. Так что я избежала еще одного клише сегодня.

Я перебрасываю рюкзак через плечо и вытаскиваю телефон у парня из кармана. Он хватается за колено и стонет.

− Хочешь, чтобы я позвонила в скорую или ты сможешь выбраться отсюда?

Он глазеет на меня, пот и кровь стекают по лицу.

− Ты издеваешься?

− Неа. Я пытаюсь быть лучшим человеком в эти-то дни, вот и все. Я бы предложила позвонить в полицию, но ты, вероятно, не захочешь рассказать им, что четырнадцатилетняя девочка избила тебя. Так что же будем делать?

− Верни мой телефон и убирайся к черту от меня.

Я выполняю просьбу, жалея, что нет более простого способа сделать то, что должно быть сделано.

Глава 18

Три недели назад

Весь мой класс по рисованию бродит по «Аквариуму Новой Англии» (Здание аквариума Новой Англии, построенное на набережной Бостона в 90−х гг. В его стенах обитают более 600 разновидностей морских животных. В центре океанариума находится гигантский контейнер с водой, в котором плещутся самые настоящие акулы). Никогда за свои девятнадцать лет я не думала, что буду изучать искусство, помимо небольшого изучения истории, но тут было весело. Это гораздо лучше подходит для выполнения моих человеческих требований, чем Вводная Философия, ведь я на самом деле все изучаю. Я уже умею играть на нескольких инструментах, благодаря лагерю, но не была заинтересована в изучении драматического искусства. Притворяться кем-то другим, пока сам уже играешь роль? Нет, спасибо. Так что, если я и почувствовала желание заниматься чем-то, связанным с искусством, как и произошло, рисование или лепка стали бы моим выбором на этот семестр.

То, что Кайл тоже в этом классе − это приятный бонус. Искусство должно быть ценит вещи, которые хорошо выглядят.

Наш профессор, доктор Монро, не может продержаться и пяти минут без возгласов, пения или танцев. Но он до безумия смешной. Он хочет, чтобы мы погрузились в искусство. Вот почему мы здесь. За последние две недели мы работали над движением. До сих пор нам приходилось присутствовать на соревнованиях по легкой атлетике, смотреть на кадры видеозаписи урагана Логан, а теперь мы переходим к изучению рыб.

Не могу дождаться, когда вернусь в лагерь и расскажу Джордан и остальным, что я провела день, валяясь на полу аквариума, наблюдая за тем, как рыбы плавают. Клянусь, эти студенты колледжа не имеют понятия, что на самом деле означает работать.

− Что случилось с твоей рукой? − палец Кайла нависает над синяками, которые я получила на прошлой неделе во время своей ночной работы. Они превращаются в прекрасный зеленовато-фиолетовый оттенок.

Я опускаю рукава свитера на предплечья.

− Понятия не имею. Должно быть ударилась обо что-то.

− Тебе больно?

− Не очень, — множество вещей причиняют боль. Физическая боль не так сильно беспокоит. Я могу отфильтровать ее. Однако, в последнее время душевная боль − как синяк на моем мозгу. Уродливые пятна формируются на протяжении всей жизни, и я не могу игнорировать их. Есть так много вещей, которые я узнала, но с радостью бы их забыла.

Но я не забуду. Я сильнее этого.

Я оборачиваю свитер потуже вокруг тела. Не уверена, что собираюсь делать с этими проблемами, но думаю, что пока это не очень важно. Мне все еще надо найти Х. Как только я сделаю это, то приму трудное решение о том, что делать с собой. А пока же буду готовиться так, как умею.

− Тебе холодно? − спрашивает Кайл.

− Немного, − ложь дается так легко. Я должна была знать, что что-то не так, когда ложь далась так легко.

Я наблюдаю за ним, наблюдающим за рыбой. Он недавно осветлился и с волосами, заправленными за уши и карандашом в зубах, выглядит как кто-то, кому место именно в художественном классе. Или, может быть, в группе. Он не выглядит как кто-то, кто охотится на невинного студента.

И, конечно же, я не знаю, так ли это. Но вчера, таинственная папка в его компьютере пропала, а сегодня утром, моя программа шпиона отказала в работе. Я не могу сказать, знает ли он, то что я задумала. Внешне ничто между нами не изменилось, но внутренне, я в большей неразберихе, чем когда-либо, не уверенная, чему верить и кого бояться.

Кайл указывает своим карандашом на песчаную тигровую акулу.

− Посмотри на эту. Ее глаза такие холодные и пустые. Они такие бездушные создания. Жутковато.

− Ой, да ладно. Может быть они тупые, но бездушный подразумевает, что души − это норма.

Он рисует линию вниз по центру моей пустой страницы. Это единственный класс, в котором я понимаю необходимость в настоящей бумаге.

− Кто сказал, что нет? Ты воспринимаешь все так буквально, Эрнандес.

Кайл превращает линию в Б, и начинает писать слово.

− Эй! − я атакую его карандаш своим и спихиваю со своей страницы.

− Отстань, Чен. Я просто говорю, что бездушный подразумевает некое моральное осуждение. И кто мы такие, чтобы судить акулу? Она то, что она есть, и она очень хороша в том, что делает.

− Убивает?

Я переворачиваю на пустую страницу в блокноте, стараясь не придавать его словам слишком много значения.

— Ест. Выживает.

− Да, но вот эти не проделывают такую уж хорошую работу, да? − он машет на рыбок в гигантском аквариуме перед нами.

Я рисую черный шар на своем листе − акулий глаз. Жаль, что это нельзя засчитать, как движение. Монро уже оценил мои технические возможности переноса объектов на бумагу, но он говорит, что мне нужно поработать над тем, чтобы вселять в них жизнь. Что бы это не значило.

− Что, по-твоему она делает не так? — спрашиваю я.

− Всё. Они не ведут себя, как акулы или… − он смотрит искоса на знак, который идентифицирует другие виды в аквариуме, затем сдается. − Или что бы то ни было. Это не их вина. Все потому, что они здесь. Их захватили в плен. Они потеряли свою акулью сущность.

Я откидываюсь назад на локти.

− Ты говоришь, как Монро. И предсказываю, что он скажет то же самое про мой рисунок — ему не хватает акульей сущности. Так тебе не нравятся аквариумы. Зоопарки, наверное, тоже тебе не нравятся?

Кайл жует губу, прослеживая контуры кривых зубов песчаной тигровой акулы.

− Я не знаю. Я понимаю, что такие места делают много для их сохранения, и это хорошо − знакомить людей с животными или рыбами, потому что это заставляет их заботиться о них. Но кажется неправильным держать существ в неволе вот таким вот образом. Это принижает то, кем они являются.

− Может быть в тех клетках у них жизнь лучше, чем была бы в дикой природе. Может быть, они не знают, что они в клетках и поэтому счастливы.

− Возможно. Возможно, мы тоже в клетках и не знаем об этом, − он ухмыляется, но какая-то тяжесть повисает в словах.

Смешно, потому что, если кто-либо из нас и находится в клетке, так это я. Больше, чем когда-либо, эта неделя заставила меня понять, в какой я ловушке.