Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь (СИ) - Тоцка Тала. Страница 34

Вечером Оля снова отправилась к Антону. Голубых впустил ее в номер, но теперь она смотрела на него совсем другими глазами.

— Олечка, ты уверена, что хочешь научиться отбивать причинные места всяким невежливым мужланам? — спросил коллега. Судя по его расслабленному виду, ему не очень хотелось сегодня махать кулаками, пускай даже понарошку. — Может, все-таки поручишь это своим обученным боевым товарищам? К примеру, коллегам.

— Ладно, готова отменить урок, — тряхнула она головой, — если ты расскажешь о своей судимости. Давид сказал, мне понравится, — добавила на всякий случай.

— Не знаю, что может понравиться в уголовщине, — пожал плечами Антон. Он нисколько не смутился к тайной радости Оли, ей вовсе не хотелось услышать очередной рассказ о какой-нибудь пьяной драке. — Но раз такое дело, предлагаю заказать тот чай, который ты вчера так рекламировала.

Оля сделала усилие и не покраснела. К тому же, чай и правда был вкусный, она бы с удовольствием выпила вчера весь чайник, если бы не Аверин.

— Я кастрировал одного идиота, — сказал Антон, когда принесли чай. — Мне за это дали два с половиной года, я отсидел год и вышел по УДО. Условно-досрочное освобождение, — пояснил, поймав Олин недоумевающий взгляд.

Она немного переварила услышанное. Отхлебнула горячий чай и снова тряхнула головой.

— Погоди, не поняла. Что значит, кастрировал? Какого идиота?

— Буквально, Оля. Он идиот со справкой. Я провел двухстороннюю орхиэктомию. По всем правилам, даже обезболил. Потом.

Лицо Антона было спокойно, но судя по тому, как он сжимал подлокотники кресла, эта история не относилась к разряду приятных воспоминаний.

Оля терялась, не в силах подобрать нужные слова, и мужчина сам пришел ей на помощь.

— Это было давно. Над моей сестрой надругались, когда она поздно возвращалась домой, ей и двадцати не было. Нападавший оказался психически больным, экспертиза показала, что в момент совершения преступления он не отдавал отчет своим действиям. Его приговорили к принудительной госпитализации с применением мер немедицинского характера. Но мы все, включая судью и прокурора, понимали, что через год он оттуда выйдет. Я подстерег его у дома, огрел по голове и затащил к себе — он жил по соседству. Кастрировал, зашил, вызвал ментов и скорую.

— Данилевский не соврал, — слабым голосом проговорила Оля, — мне нравится эта история, Антон. Точнее, в ней мне нравишься ты.

— Мерси за комплиман, — широко улыбнулся Голубых. — Не расстраивайся так, Олечка! Во время следствия я был под подпиской о невыезде, после приговора меня определили в больницу при СИЗО. Начальник тюрьмы и главврач вышли встречать лично, пожали руку, в общем, я некоторое время побыл героем. Жил там же в госпитале, а через год меня освободили. Судимость давно погашена, и я снова смог вернуться в хирургию.

— Но только не в нейрохирургию, — заметила Оля и попала в точку.

— Нет, — покачал головой Антон. — Туда нет.

— А что стало с тем психом?

— Его предупредили, чтобы не вздумал подавать на апелляцию, он и не подавал.

Оля не стала переспрашивать, кто предупредил. Не к лицу дочери капитана полиции, бывшей милиции, задавать такие вопросы. Она прекрасно понимала, кто.

— Ты не побыл героем, Антон, — сказала она тихо, — ты такой и есть.

В полумраке гостиничного номера улыбка мужчины напротив казалась слегка таинственной.

— Жаль, что я многого не знала раньше.

— Ничего, Оленька, все идет как надо. Я хочу, чтобы ты знала, я — твой друг, и если вопрос в том, чтобы начистить кому-то табло, тебе не обязательно проходить курс молодого бойца.

Теперь пришла ее очередь улыбаться.

— Спасибо. Я буду знать. Но научиться мне все равно надо.

Глава 20

Возвращаясь к себе, Оля обратила внимание, что двери номера напротив приоткрыты, и оттуда пробивается полоска света.

Сама не поняла, почему придала такое значение этому малозначительному факту. Ну открыты, и что? Может, там горничная убирает. Да мало ли причин?

И прямо на ее глазах свет погас, и дверь захлопнулась. Изнутри. Зачем горничной выключать свет и запираться в номере? Если бы сначала закрылась дверь, это было бы логично, но прийти в номер и сидеть в темноте?

Вошла к себе, первым делом включила свет, взяла с полки сапог и, держа его наперевес, осмотрела санузел, а затем комнату. Даже под кровать заглянула. И в шкаф.

Убедившись, что Аверин нигде не прячется, вернула сапог на полку и отправилась в душ. Спала беспокойно — завтра начиналась стажировка, и, несмотря на то что Оля была уверена в себе как практикующий хирург, изнутри все равно холодил неприятный холодок.

Утром, выйдя в коридор, снова обратила внимание на соседний номер. Ничего особенного не заметила, зато заметила быстро удаляющуюся по коридору фигуру. Аверин? Или он уже ей просто мерещится?

У отеля их ждала машина клиники. Давида не было, он приехал позже. И это обрадовало Олю — не хотелось демонстрировать перед будущими коллегами тесные отношения с владельцем клиники. Судя по расслабившемуся лицу Антона, его это тоже волновало.

Основная проблема, которая возникла у них у обоих, касалась знания языка. Голубых шпрехал поживее Оли, но тоже часто подтормаживал. Утешало лишь то, что обязательные ускоренные курсы немецкого языка начинались прямо сегодня.

Данилевский приехал в клинику к двенадцати, поздоровался подчеркнуто уважительно, но с некоторой долей официоза. Антон назвал это субординацией, Оле же было не принципиально. А вот ужинать он их забрал из офисного центра, где проходили занятия по немецкому языку.

— Давид, давай махнемся на твою коляску, — предложил Антон, упав на диван за ресторанным столиком, — я тоже такую хочу, чтобы везде ездить. Ноги гудят, спина колом стоит. А я же не мальчик!

Данилевский только смеялся и все время держал Олю за руку.

Когда вернулись в отель, они с Голубых еле волочили ноги, один Давид посмеивался. Оля попрощалась и ушла к себе, но подойдя к двери, заметила, как у порога противоположного номера сверкнула искорка.

Посмотрела по сторонам и быстро подняла сверкающий предмет.

Запонка. Мужская, естественно. Ольга плохо разбиралась в драгоценностях, но в том, что перед ней бриллиант, сейчас ни капли не сомневалась.

Зажала находку в ладони и с колотящимся сердцем юркнула в свою дверь. Обошла номер по периметру, заглядывая по традиции в каждый угол, а потом раскрыла ладонь и уставилась на искрящийся камень. Электрический свет играл и переливался на алмазных гранях, и Ольга почувствовала, как невольно поддается этому сверкающему очарованию.

Красиво. Дорого. Благородно. Так по-аверински…

Распахнула глаза и сжала ладонь. Сердце вновь бешено застучало в груди. При чем здесь он? Почему она подумала именно о Косте?

«Потому что ты о нем постоянно думаешь!»

«Неправда…»

Оля убрала в сумочку запонку, еще раз обошла номер и отправилась в душ.

Днем, во время кофе-брейка, наклонилась к Антону и, стараясь говорить тише, спросила:

— Твое предложение о помощи остается в силе?

Он посмотрел удивленно, но даже не стал думать, утвердительно кивнул.

— Тогда помоги. Мне нужно выяснить, кто живет в номере напротив. Мы можем узнать это на ресепшене?

— Вряд ли, — покачал головой Антон. — Неразглашение персональной информации и данных, никто ничего не скажет, а то и в службу безопасности отеля сообщат.

— И мы подставим Даву, — вздохнула Оля. Красноречивый взгляд приятеля говорил, что да. Подставят.

— А если сказать, что мы его знакомые, ищем его…

— И не знаем, как его зовут? — Голубых снова качнул головой. — Не подходит. Слушай… — внезапно его лицо озарилось. — А что, если…

Он достал телефон, нашел нужный контакт и заговорил на своем неуклюжем немецком, включив громкую связь. Оля прислушалась, затаив дыхание.

— Здравствуйте! Я из номера …, скажите, у меня уже убирали? Вчера мне не понравилось качество уборки, могу я попросить сегодня уделить больше внимания санузлу?