Глядя на море - Бурден Француаза. Страница 6

– Да они просто чокнутые… – пробормотал Матье.

Но вместо того, чтобы проглотить первый кусочек, даже не чувствуя вкуса, Матье, наоборот, постарался сделать это с наслаждением. Фуа-гра оказалось отменным, в меру посоленным и поперченным. Сезар ведь лишь однажды упомянул при нем о своих кузенах, к которым, по-видимому, не питал большой привязанности, да и вообще не принимал их всерьез. И вот эти люди отчего-то вообразили, что Матье возьмет да и вручит им ключи от дома. Дудки! Здесь он был у себя, особенно после того, как решил устроить тут убежище. Когда становилось уж совсем невмоготу, он даже громким голосом разговаривал с Сезаром, уверенный, что душа старого друга продолжает витать в этих стенах. И, несмотря на всю ветхость и заброшенность, этот дом, казалось ему, давал надежную защиту – то, в чем Матье сейчас нуждался больше всего. Нет уж, кузенам из Йоханнесбурга придется довольствоваться тем, что они уже урвали, и пусть ищут себе крышу в другом месте.

Он взял еще кусочек фуа-гра, налил вина. Если уж к нему вернулся аппетит, не было ли это обнадеживающим знаком?

– Твое здоровье, Анжелика!

Полная нежности улыбка заиграла на его губах, и он снова принялся за еду, прислушиваясь к неистовому свисту ветра.

Мишлин нервничала из-за мобильного телефона, в котором никак не могла разобраться. Клавиши крошечные, экран нечитаемый. Матье предупредил, что эта модель для нее будет неудобна, но она уперлась, захотев именно ее. Не нужны ей вовсе все эти старушечьи модели! Она так прямо и заявила продавцу, когда они зашли в магазинчик. И получила свое, несмотря на расстроенный вид Матье. По крайней мере, он хоть проводил ее в магазин. Время от времени он выкраивал пару часов, чтобы навестить мать или вывести на прогулку. Несколько первых месяцев так и было, и вдруг на́ тебе – всему этому пришел конец. Последние несколько недель он ссылался на сильную занятость, да только она ему ни капельки не верила. Разве так уж трудно заведовать книжным магазином, где полно сотрудников помимо него? Неужели нельзя выбрать немного времени и отлучиться? Носится он с этим книжным магазином, словно невесть с чем, а ведь это просто торговля, как всякая другая. Да, магазин большой, даже слишком большой, уж не развилась ли у него мания величия? Нужна ли махина в несколько этажей, с огромными креслами и эскалаторами, чтобы торговать книжками? Правду сказать, теперь он хорошо зарабатывал себе на жизнь этими книжками, и это вполне справедливый ход вещей, раз уж с самого детства он не отрывал носа от этих чертовых книжек. Вспомнить, так у него всегда одна книжка была в руке, другая – возле кровати, третья – на подлокотнике кресла, четвертая – за столом. Братья подтрунивали над ним, называли «мечтателем», что на их тайном языке означало «телок». Это на него так подействовало, что с детства он стал заниматься боевыми видами спортивной борьбы. А уж его мужественность вообще была вне всякого сомнения: до женитьбы он сменил немало подружек. Женитьба его была не менее скоропалительной, чем все, что он делал. По счастливой случайности родилась прелестная Анжелика. Но вскоре жена, когда устала и от него, и от его книжного магазина, сбежала, прихватив с собой девчонку и бросив Матье в полном отчаянии. Дочь он обожал, тяжело переживал ее отсутствие, и вот тогда по-настоящему, с головой, ушел в работу, хотя и раньше не вылезал по десять часов из своих стеллажей. Жизнь, похоже, так ничему его и не научила.

Мишлин с трудом поднялась с кресла с помощью палки. Врачи ей объяснили, что эти боли, связанные с возрастом, вылечить невозможно. Изношенность межпозвонковых дисков. Износ хрящей… Значит, и они изнашиваются, как зрение, слух, память? Ох, до чего же неприятно, когда тебе все время напоминают о твоем возрасте! Ну надо же такому случиться, что ее голова, которая была в полном порядке, стала пленницей этого разрушающегося тела; она приходила в отчаяние оттого, что постепенно ей становились недоступными даже такие простые вещи, как одеться или помыть голову.

Свободной рукой она подтащила к себе шаль, валявшуюся в ногах кровати, и неловко накинула ее на плечи. Почему все-таки Фабрис и Сильвен никогда ее не навещают? Жан, тот, по крайней мере, жил в Лондоне, ему было простительно, хотя на электричке, соединявшей Портсмут с Гавром, можно преодолеть Ла-Манш за четыре часа. Неужели Жан не мог высвободить для нее один-единственный выходной? Но он тоже постоянно ссылался на загруженность работой, заключавшейся, насколько она поняла, в каких-то темных делишках с недвижимостью. Фабрис, тот объяснял нехватку времени заботой о своем многочисленном потомстве. Пять сыновей, конечно, не шутка, тут есть чем заняться. Но эти милые крошки уже достаточно подросли, чтобы на один день обойтись без забот папочки. Ведь жил Фабрис в Руане, совсем недалеко, и не должен был уж совсем забывать о матери. Оставался еще Сильвен, парижанин, настолько привязанный к столице, что никогда, решительно никогда и никуда не отлучался за пределы ее окрестностей.

«Вот была бы у меня дочка… Девочки всегда ближе к матери, они любящие и заботливые. Мальчики отдаляются от матерей еще подростками, живут собственной жизнью, не оглядываясь на прошлое. Да мне еще и повезло, что они все здесь, а не на другом конце Земли. Впрочем, что это меняет, если я их совсем не вижу!»

Сожаления по поводу так и не родившейся дочери до сих пор мучили Мишлин. До самой смерти будет она сетовать, что нет у нее этой желанной девочки. Особенно подкосило ее тогда рождение Матье. Он-то ни о чем не догадывался, бедный малыш, лежа в своей колыбельке, но у нее порой возникало желание вышвырнуть его оттуда. Родив первых троих, она еще продолжала надеяться, но тут окончательно пала духом, осознала, что осталась в проигрыше. Отец, наоборот, был счастлив, говорил, что скоро соберет у себя дома целую футбольную команду, смеялся от души. Увы, он ушел слишком рано, скончавшись за два часа от разрыва аневризмы. Мишлин тогда осталась совсем одна, поскольку Матье как раз только что покинул родной очаг. Мишлин так и не удалось привыкнуть к пустоте и тишине ее квартиры, и она ушла оттуда без всякого сожаления, сменив ее на другую, поменьше, где в полном одиночестве прожила еще двадцать лет. Потом пришлось нанять девушку, помогавшую по хозяйству и ходившую за покупками. Сама Мишлин передвигалась все хуже и хуже, каждый шаг причинял ей невыносимую боль. Поэтому, в тоске и ужасе, она позволила переселить себя в дом престарелых, который она терпеть не могла, но здесь ей предстояло умереть. Да и была ли у нее другая перспектива? Стареть тяжело, но это неизбежность. И никто из сыновей не собирался ее поддержать.

Она окинула взглядом парк, на который выходили окна постояльцев. Скоро, очень скоро ей понадобится инвалидное кресло-каталка, чтобы прогуливаться по его аллеям. Глубоко вздохнув, она потуже стянула шаль на груди.

Тесс была очень благодарна Анжелике, которая имела все основания ее не любить, ведь большинство девушек подсознательно терпеть не могут любовниц отца. Эти двое прониклись друг к другу симпатией с первой встречи и охотно проводили вместе время, даже в отсутствие Матье.

– О! До чего мне это нравится! – воскликнула Анжелика.

Она остановилась перед эмблемой из стекловидной эмали, на которой было выведено: «Артистическое кафе», и сразу поинтересовалась ее ценой.

– Двенадцать евро, сзади написано. Я всегда ставлю цену, чтобы у покупателей не было неприятных сюрпризов.

– У тебя в магазинчике всегда отыщещь необычную вещицу… Я куплю ее для папы, это немножко скрасит его мрачную кухню в Сент-Адрессе.

– Раз уж это для него, я тебе ее дарю, – ответила Тесс, улыбаясь.

– И мы привезем ее сегодня же вечером!

– Не стоит. Ты же знаешь, что он не в восторге от неожиданных визитов, а тем более сюрпризов.

– Да плевать мне на это, – возразила девушка. – Если мы будем ждать приглашения, то никогда не дождемся.